Поговорку о том, что мир не без добрых людей, я осознала сразу после знакомства с Александром Михайловичем. Некоторое время спустя эта истина подтвердилась: на целых три года мы породнились умами и сердцами с моей первой учительницей.
Наше знакомство, как и положено, состоялось в начале сентября на школьной линейке. В тот праздничный день первоклассники, лишённые наконец родительской опеки, выстроились прямо посреди двора тесной неровной шеренгой. Разбегаться боялись, а смирно устоять на месте никак не могли. Бойкая пионервожатая то и дело подталкивала ребятишек за жёлтую полосатую разметку. Те смеялись и баловались, невольно налетали на меня с боков и сзади, нарушая шаткое дэцэпэшное равновесие. Казалось, я вот-вот уроню тяжёлый букет цветов или сама упаду вместе с ним и новеньким портфелем. Не дай бог испачкаюсь! Фартук-то беленький, манжеты тонкие, кружевные, туфельки блестящие. Мама ползарплаты угрохала на мой наряд, беречь его надо!
Неловко переминаясь с ноги на ногу, я еле дождалась, когда закончатся праздничные речи, стихи и песни. Как только звякнул ручной колокольчик, детишки вмиг потеряли благоразумие и гурьбой побежали в класс, толкаясь локотками. Я немножко отстала, растерялась, прибавила скорость и второпях споткнулась о высокие ступеньки крыльца. Больно ударилась коленкой, присела тут же. Пока разглядывала оцарапанную кожу, одноклассники разместились за партами, выбирая те, что посерёдке или ближе к окну. Мне досталось бессолнечное место в дальнем углу. Я ковыляла туда под смешки, хромая сильнее обычного.
Кто-то кидался плотными шариками из смятой бумаги, кто-то посвистывал. Заступников не нашлось. Не зная, как за себя постоять, я чуть не расплакалась. Потом пришла медсестра, подёргала мою ногу и во всеуслышание заявила, что кости не сломаны, а ссадина до свадьбы заживёт, чем ещё больше раззадорила шалунов. Они стали подыскивать мне подходящего жениха, и все, на кого падал случайный выбор дико кричали: "Не-е-е!", как будто я была невыносимо страшная, придурочная или какая-нибудь заразная.
Учительница появилась неожиданно и с порога определила зачинщиков веселья, записала их фамилии и пообещала вызвать родителей. Хамоватые мальцы притихли, оробели, мой конфуз быстро забылся. На следующий день Таисия Петровна объяснила ребятам, что люди неодинаковы, и ничего страшного, если у кого-то болит рука, нога или голова, нет уха, глаза или пальцев. Жить и так можно, только не надо несчастному человеку добавлять мучений. Вскоре мальчишки перестали тыкать в меня пальцами и убедились, что наша разность действительно невелика и незначима. Зла на обидчиков я не держала.
Таисия Петровна учила деток не только писать и считать, верить в себя, но понимать и любить друг друга, чувствовать опору и единство коллектива. То была важнейшая наука, не предусмотренная ни одним расписанием. Чем больше разной информации откладывалось в моей голове, тем меньше хотелось прятаться за высокими заборами. Я пробовала быть успешной среди здоровых людей и убеждалась, что это несложно. Мосток через пропасть, нас разделяющую, строился учителем от Бога.
Пребывая в почтенном возрасте, Таисия Петровна просвещала за поколением поколение, охотно набирая в класс сначала детей, затем внуков своих первых учеников. Однако даже за глаза никто не называл её бабушкой. Как истинная леди, она появлялась на работе исключительно в строгих костюмах тёмных расцветок. Синий или коричневый кримплен удачно контрастировал с белизной узорчатых блузок, а внешняя сдержанность, подчёркнутая одеждой, соответствовала внутренней.
Кроме горделивой осанки, ни одна линия идеальной женской фигуры не выделялась, но в целом эта стать приковывала внимание. Молодые дамочки наверняка завидовали! Причёска Таисии Петровны тоже не менялась: тугая "шишечка" на макушке затягивала все подкрашенные волосинки, открывая широкий лоб, виски и уши. Киношный образ педагога завершали крупные очки в роговой оправе. Когда они сползали с переносицы, под нижними веками обнаруживались сеточки мелких морщин, вовсе не портящих смуглое уставшее лицо. Уголки рта часто подтягивала вверх лёгкая улыбка, но иногда выцветшие брови грозно сходились у переносицы.
Учительский гнев был кратким и молчаливым. Даже неисправимые непоседы затихали и винились, лишь бы вернуть душевное расположение Таисии Петровны. Независимо от настроения, её взгляд оставался отрадно-ласковым, терпеливым, заинтересованным в ребячьих делах. Она умела прощать и наказывать, ругать и хвалить. С детьми послушными и непослушными разговаривала одинаково доброжелательно, любого могла уговорить взяться за учебник. В нашем классе прописались тридцать пять сорванцов. А средь них - ни одного закоренелого двоечника!
Хоть не было у Таисии Петровны откровенных любимчиков, я постоянно ощущала симпатию. Меня спрашивали почти на каждом уроке, и желание высказаться постепенно стало естественным и заманчивым. Всякое осмысленное слово, звонкое и негромкое, правильное и неправильное, было услышано и оценено. Мы вместе размышляли, исправляли ошибки, составляли и разгадывали ребусы. Стоило подумать, как находилось верное решение для любой задачи! Правда, иногда я не справлялась с тестами на сообразительность, зато хорошо считала, знала множество поговорок, стихов. Мне легко представлялись и дуб у Лукоморья, и Царевна-лебедь, и Слон, и Моська, и Мартышка с очками. Мы ещё с Александром Михайловичем читали-перечитывали эти сказки и басни, то сочувствуя героям, то посмеиваясь. А теперь вот "пятёркам" не хватало клеточек дневника!
Я выгодно отличалась от сверстников усидчивостью и прилежанием, однако, как ни старалась, чистописание не освоила. Изначально ведь срисовывала буквы из газет и журналов - там они друг за дружку не цеплялись. Без базовых палочек и крючочков прописные слова и целые строки коряво наклонялись в разные стороны, чаще влево. Таисия Петровна вздыхала, присаживалась рядышком и бесконечно поправляла острые уголки соединений. Моя рука впитывала тепло её ладони и плавно выводила слоги, затем, лишённая ласкового контроля, снова черкала их как вздумается.
Я чувствовала себя неловко и, сглаживая вину, демонстрировала отличную грамотность и способность к сочинительству. И петь хотела, и рисовать, да не всегда получалось. Лишь изредка, не выказывая чувств окружающим, я вполголоса затягивала что-нибудь простенькое из мультфильмов или молча бралась за карандаши. Стоит признать, картины с домиками, цветами и вазочками выходили неприглядными. Зато с помощью линейки я виртуозно копировала любые узоры. Учительница только удивлялась!
Ещё мне нравились уроки природоведения. Популярные тогда журналы "Юный натуралист" были проштудированы от корочки до корочки. Познавательные статейки о растениях и животных я увлечённо пересказывала одноклассникам. Такая разговорчивость поощрялась высокими отметками, а то и грамотами с подписью самого директора школы.
Чуть ли не на всех занятиях Таисия Петровна интересовалась, "как Марина считает", "что Марина знает и добавит". Когда не было догадливых смельчаков, она предлагала мне отвечать у доски. Сперва я стеснялась стоять на кривеньких ножках перед всем классом. Потом перестала робеть от насмешливых взглядов и своих особенностей. Учительница улыбалась и называла меня умничкой. С её поддержкой я шла прямиком во взрослую жизнь, минуя многие опасные повороты.
Иллюстрация - картина Юрия Петрова, 1960-е.
Продолжение - http://www.proza.ru/2017/03/30/322