Spin-off к серии романов «Берег Живых»
«Наступят дни, когда будет казаться, что египтяне тщетно служили богам
так усердно и ревностно, потому что боги уйдут на небо,
и люди на земле погибнут…»
(Гермес Трисмегист, в переводе Д.С. Мережковского)
Дробный бой барабанов разнёсся над садами и внутренней площадью императорского дворца. Он заставил птиц, отдыхавших на ветвях в лучах разгоравшегося заката, вспорхнуть в испуге и перебраться на ближайшие крыши в надежде хоть там отыскать тишину. Ритм, торжественный и неотвратимый, возвещал о том, что время пришло.
Этот звук вырывал Алазаароса из раздумий об их последнем разговоре с Владыкой. Верховный Военачальник обратил взгляд в сторону ступеней, что вели из дворца во внутренний двор к фонтану со статуей Ваэссира Эмхет, первого божественного правителя Таур-Дуат , изображённого в облике демона нэферу . Голову его украшал Венец Обеих Земель, знак власти над некогда раздробленными территориями Империи, что вот уже много веков процветала, пережив и немало побед, и времена упадка.
Статуя из чёрного диорита была ростом с троих-четверых воинов-рэмеи. Правая ладонь божественного Ваэссира с когтями, подобными кинжалам, в покровительственном жесте была устремлена к ступеням, по которым должен был вскоре сойти сам Император рука об руку со своей наречённой. Левая же была обращена к небу, к небесному огню, к Ладье Амна, что даровала Империи силу и жизнь. В час каждого заката, когда Солнечная Ладья начинала свой путь сквозь первозданную тьму, в ладони изваяния, повинуясь воле искусного древнего мастера, разгорался огонь. И чем темнее была ночь, тем ярче разгоралось пламя, затухая только с новым восходом.
Столица ликовала: сегодня Владыка объявит о долгожданном мире. Сегодня он дарует Таур-Дуат новую царицу, пусть и не все были согласны с его выбором. А с появлением царицы народ рэмеи будет благословлён новым будущим.
Но мысли Алазаароса были тяжелы, совсем не под стать общему празднику. Что мог он, пусть даже облечённый властью Верховного Военачальника Таур-Дуат, противопоставить желанию и воле того, кого сами Боги наделили властью безраздельной, безграничной? Кому дано было одним жестом обращать подданных к любой цели? О, если бы только знали рэмеи, с какими силами играл их возлюбленный Император, с именем которого на устах бросались в битву и погибали сотни верных воителей Таур-Дуат! Но ведь именно вера в благословенную власть Владык династии Эмхет, зиждившаяся на традициях древности, когда титул в полной мере отражал истину, столько веков позволяла сохранить порядок и величие их земли. Каждый Владыка воплощал в себе Силу божественного Ваэссира, из раза в раз перерождавшуюся в потомках династии Эмхет, занимавших трон. Император, главный хранитель Божественного Закона на земле, не мог этот Закон предать. Такая мысль была слишком страшной, чтобы даже допустить её. Легче было отстраниться, забыться… Иногда понимание истины даже самому Алазааросу казалось непосильным, но правда, дикая и неприглядная, была перед ним обнажена.
Усмирив бурю чувств внутри, военачальник бесстрастно оглядывал рэмейских вельмож, собравшихся на внутренней площади дворца, чтобы быть причастными к чудесному ритуалу. Священнодейство начнётся с последним лучом заката, когда отражение небесного огня засияет на раскрытой ладони первого Эмхет. Как символично… угасание солнца… угасание их величия?.. Сумеет ли пламя Ваэссира разогнать мрак, в который уверенно вёл их последний Его потомок?
Сама душа военачальника противилась тому, что должно было произойти сегодня. Его разум, его кровь восставали против неслыханного в своей дерзости ритуала. Древние даже помыслить не могли о таком, а его современники вынуждены были принять. Он, знающий правду, мог ли бросить вызов собравшимся на площади представителям древнейших родов, каждый из которых привёл с собой не меньше дюжины личных стражей? Да, он был могучим воином, и немногие могли бы сразиться с ним на равных. Но он не был безумцем и прекрасно осознавал расстановку сил. На беспечность дворцовой стражи надеяться тоже не приходилось. Алазаарос сам отбирал лучших воинов для неё, готовых повиноваться любому приказу Владыки. И не стоило ещё забывать о Живых Клинках Ануи – восьми элитных телохранителях Императора. Всего восемь, но каждый из Ануират стоил целого десятка солдат. И каждый из них последует за Императором до порога смерти и дальше, как того требовал древний Договор, связывавший их с родом Эмхет.
Все воины – кроме Живых Клинков – подчинялись Алазааросу, как Верховному Военачальнику. Они вверили бы ему свою жизнь без сомнения… если только он не повёл бы их против воли Богов. Кто посмеет дерзнуть идти против самого Владыки Эмхет? Это было кощунством, за которое и в жизни, и в посмертии ждала суровая кара. Пусть даже теперь Владыка больше не был тем, кем должен был быть, - это в действительности понимали немногие. Страх преступить Священный Закон, на котором зиждилось величие Империи, был слишком велик даже в сердцах самых отчаянных рэмеи. Не говоря уже о том, что не было для Империи ничего страшнее междоусобиц… Самые страшные свои падения рэмейский народ переживал, когда допускал войну в своём доме. Предостережения предков хранились в сотнях свитков и даже были нанесены на стены некоторых храмов. Эту часть истории нельзя было забывать.
По-настоящему Алазаарос мог рассчитывать только на свой личный отряд в пятнадцать солдат. Как и он сам, они следовали не букве Закона, но духу. Не страх перед Законом вёл этих воинов, но стремление воплощать его, исходившее от самого сердца. Свои жизни они готовы были сложить даже не за своего военачальника, который столько раз вёл их в бой и спасал от гибели, и не за Императора, но за те идеалы Истины и Справедливости, которым следовали так же, как и их древние предки. Теперь Верховный Военачальник с мрачным удовлетворением осознавал, что любой из них, не раздумывая, вонзит клинок даже в него самого, коли он посмеет отступиться от идеалов древности, уважение к которым взращивал в них сам. Ореол непогрешимости Владыки будет для этих солдат ничем, если они увидят, что Император представлял собой ныне…
Но их было мало, так ничтожно мало для того дерзкого плана, который Алазаарос желал осуществить этой ночью... Да, внешне это будет выглядеть как предательство династии – больше, чем просто военное или политическое преступление, кои нередко случались даже в Таур-Дуат с её строгими законами. Дворцовые интриги порой приводили того, кто обладал властью меньшей, нежели его соперник, к неизбежному концу с ножом в спине, ядом в бокале или обольстительной убийцей в спальных покоях. По нынешним меркам это не считалось чем-то слишком значительным, пока не ставило под угрозу продолжение того или иного вельможного рода или дела, важного для Империи. В таком случае вмешивался Закон, и каждый помнил, что правосудие в Таур-Дуат вершилось со всей присущей Справедливости жестокостью. Но для задуманного Верховным Военачальником кара была одна – забвение. Его будут пытать, искусно и долго, насколько только хватит его воли. После тело его осквернят, лишив достойного погребения, чтобы душа его блуждала среди безликих теней, никогда не найдя дорогу на Западный Берег, к Водам Перерождения. Его имя будет стёрто из всех источников и, тем самым, из самой вечности. Ни подвигов его, ни славы не сохранит в памяти рэмейский народ – точно и не было его… Впрочем, Алазаарос даже не надеялся дожить до суда смертных, а потому не боялся, что воля его будет сломлена, а достоинство потеряно. Ну а в посмертии он будет судим Богами, чья справедливость была абсолютна.
Меж тем ритуал начался. Жрецы взывали в Ваэссиру, и голоса их разносились над внутренним двором, а эхо, отражавшееся в стенах, усиливало глубину их речитативов. Среди всех голосов выделялся голос Императора, уверенный, сильный, паря над общим океаном звуков как сокол в сияющих небесах, священная птица Ваэссира и символ Таур-Дуат. Уверенно и властно Владыка взывал к своему предку, не боясь отказа, ведь право на этот призыв даровала ему божественная золотая кровь, бежавшая в его жилах.
Прогорали алые лучи солнечной ладьи, и в последних отблесках, в подступавших сумерках стало казаться, что фонтан у статуи Первого Эмхет стал изливаться вязкой алой субстанцией, слишком густой и тёмной для воды. Император поднял над головой золотую чашу, богато инкрустированную самоцветами, и продемонстрировал её всем собравшимся, а потом поставил на мраморный бортик. Пропев последние строки во славу Ваэссира, он снял с пояса кинжал, глубоко рассёк свою ладонь и погрузил руку в фонтан. Древняя магия, заключённая в его крови, была ключевым элементом ритуала посвящения в народ. Но прежде только люди проходили это действие – люди, достойные занять место среди рэмеи, даже среди вельможных родов. Но люди были братской расой. Ни один Император не смел привести к фонтану Ваэссира представителя народа, которым покровительствовали силы совсем иные.
Меж тем Владыка невозмутимо убрал кинжал в ножны и соединил ладони, позволяя силе предка исцелить рану. После он взял чашу, зачерпнул из фонтана и обернулся к своей наречённой.
Всё погрузилось в тишину. После того, как отгремели гимны, не было сказано никаких торжественных слов. Так или иначе, но каждый здесь понимал противоречивость момента.
Эльфийская принцесса Риаринн, в прошлом пленница и, по слухам, наложница Императора, а теперь – его невеста и будущая царица народа своих врагов – посмотрела на Владыку со спокойной обречённостью. Избегая касаться его рук, она нехотя приняла чашу и сделала первый неуверенный глоток. Алазаарос чуть подался вперёд, неотрывно глядя на неё, не зная, для кого этот миг был страшнее – для неё, заключавшей противоестественный союз на крови, или для него самого, этот союз вынужденного свидетельствовать. Конечно, перемены не наступили бы сразу, и всё же, он надеялся, что след их и вовсе не проявится… что Ваэссир отринет её… или что она просто не переживёт ритуал, ведь некоторые всё же умирали…
Что-то неуловимо изменилось в окружающем пространстве, заставляя кровь Алазаароса взыграть в ритме боевых барабанов. Отточенные воинские инстинкты сообщили ему о близкой опасности.
- Назад! – рявкнул он. – Все во дворец!
Рэмейские вельможи недовольно загудели, хотя авторитет Верховного Военачальника в открытую не взялся бы оспаривать никто. Алазаарос отдал несколько резких команд страже, и воины быстро выстроились полукольцом у лестницы, охраняя подступы к дворцу. Остальные солдаты собирали вельмож, чтобы препроводить за окованные сталью тяжёлые створки врат. При всей своей красоте, древняя обитель Владык Таур-Дуат в случае нужды быстро обращалась в неприступную крепость.
- Приказ Верховного Военачальника: все под защиту стен дворца, - невозмутимо повторяли солдаты тем, кто всё ещё медлил.
Алазаарос проигнорировал пару недовольных комментариев о том, что он уже вконец обезумел от своих подозрений. Всё равно никто бы не рискнул повторить этого ему в лицо. Неотрывно он вглядывался в сад, тихий и безмятежный, и оттого сейчас казавшийся ему зловещим. Смутные, пока ещё не оформившиеся подозрения зашевелились в нём, и он резко обернулся к эльфее, замершей рядом с Владыкой. Её лицо было абсолютно непроницаемым, но во взгляде её глаз, всё ещё ярких, как чистейшие голубые топазы, Алазаарос прочитал недоверие… и надежду. Что до Императора – тот не смотрел ни на свою наречённую, ни на воинов, вставших перед ним живым щитом. Его взгляд был прикован к саду, а на губах вдруг заиграла странная улыбка, показавшаяся военачальнику полубезумной.
«Мне… Удалось…» - беззвучно прошептал Владыка.
В следующий миг, словно чья-то воля бритвенно-острым клинком рассекла саму ткань реальности. Где-то там, под сенью деревьев, тишина раскололась, и воздух наполнился многоголосым визгом неведомых тварей. Те из рэмейских вельмож, кто замешкался, с криками ринулись под защиту дворцовых стен. Риаринн выронила священную чашу, расплескав кровавую субстанцию по мраморной кладке у фонтана, но на это уже никто не обратил внимания.
Алазаарос обернулся к предводителю Живых Клинков.
- Уведите Владыку и его… наречённую во дворец, - приказал он.
Но Ануират не нуждались в приказах. Они уже скинули свои шлемы в виде собачьих голов, скрывавшие их лица в обычное время, сменили облик и заслонили собой Императора и эльфею.
От их боевой трансформации даже военачальнику всегда было немного не по себе. Когда-то давно, до того, как печать Бога Ануи легла на них, они были обычными рэмеи. Но после преображения в оскаленных мордах, напоминавших пёсьи, почти не оставалось рэмейских черт.
В изменившемся виде им нелегко было говорить. Слова рыком заклокотали глубоко в гортани Первого – предводителя отряда. Его голос создавал жуткое и по-своему величественное впечатление, как и весь его образ:
- Это – твоя битва, а уж своё дело мы знаем. Постарайся выжить, Первый Меч Таур-Дуат.
Его оскал можно было счесть ободряющей улыбкой. Алазаарос коротко кивнул и обернулся к своим воинам, извлекая из заплечных ножен тяжёлый клинок. Таким оружием владели немногие даже среди рэмеи. Оно носило имя «Сатехово Пламя», в честь Владыки первородного огня, Отца войны. Узор вырезов и острых кромок на лезвии действительно напоминал танцующие языки застывшего огня, хаотично разбросанные по клинку. В умелых руках такой меч наносил поистине ужасающие рваные раны. Что же, своим клинком Верховный Военачальник владел более чем просто искусно.
Император и эльфея прошествовали мимо него в сопровождении псоглавых телохранителей. Риаринн смотрела прямо перед собой, точно в трансе. Скорее всего, после ритуала она едва могла стоять на ногах, но её выдержка была по-прежнему безупречной, несмотря даже на два года плена.
Владыка остановился напротив Алазаароса.
- Ты защитишь нас.
Это не было вопросом. Взгляд золотых глаз Императора вдруг потеплел, на доли мгновения став совсем таким же, как прежде, когда ещё так многое связывало их, и будущее казалось ярким, благословенным.
- Всегда, мой господин, - Алазаарос склонил голову.
Даже теперь он не устыдился своих мыслей и планов. Отступать было поздно.
Владыка удалился.
Военачальник, стараясь говорить спокойно и уверенно, отдал несколько приказов – мобилизовать дворцовую стражу, послать гонца в городские казармы за подкреплением и ещё одного – в храмовый квартал – к жрецам и целителям. Его приказы исполнялись почти мгновенно. Черпая силу из уверенности своего предводителя, солдаты были готовы оборонять дворец от любой, пусть и столь внезапной, угрозы. Но масштаб разворачивавшихся событий внушал смутный страх даже Алазааросу – страх, который он не имел права показывать своим воинам. Ни один не ослушается приказа, и, как всегда, они сработают точно единый организм. Вот только будет ли этого достаточно?
Новый многоголосый визг прорезал воздух. Казалось, что несколько деревьев зашевелились, готовые выпростать из-под земли свои корни.
- Фейская магия, – презрительно бросил Алаазаарос – Мы уже не раз противостояли ей раньше, дадим отпор и теперь! Проклятым фейским выродкам не вселить страх в наши сердца!
Солдаты отозвались одобрительными криками, но в следующий миг их боевой клич потонул в оглушительном рёве чародейской энергии. Вспышки порталов прорезали пространство… а в фонтане всё бурлила кровавая влага…
Подкрепление из городских казарм так и не подоспело, когда отряды защитников дворца поредели на треть. Воздух вибрировал молитвами жрецов, в тёмном, густом вареве магии схлёстывавшихся с заклятиями эльфийских друидов. Несколько тварей, отдалённо напоминавших людские фигуры, созданные чьей-то искажённой фантазией из переплетённых ветвей, корней и живой плоти, окутанной сетью пульсирующих вен, удерживали двор. На их, подобных копьям, отростках-конечностях в предсмертной агонии уже извивалось несколько рэмейских воителей. Казалось, что кровь поверженных противников, по капле стекавшая по ветвям, придавала тварям сил. В тенях меж корней древоподобных созданий, то появляясь, то исчезая, сновали дикие животные, имён которым не было ни в одном языке, кроме эльфийского, да и самими эльфами эти имена произносились разве что благоговейным шёпотом. Точно свита самого Каэрну-Охотника явилась, повинуясь мистическому зову, чтобы проложить кровавый путь Дикой Охоте своего бога-повелителя.
У ступеней, ведущих ко вратам, со всех сторон на стражу наседали эльфы, бросавшиеся на рэмейские клинки с фанатичным упорством. Они возникали, словно из ниоткуда, облачённые в свои сверкающие лёгкие кольчуги, вооружённые изящными тонкими клинками. Не щадя своих драгоценно-долгих жизней, они бросались в атаку с именами своих богов на устах лишь для того, чтобы через мгновение оказаться сражёнными рэмейскими клинками. Каменные плиты, устилавшие дорожки дворцового сада, стали скользкими от смешавшейся на них крови защитников и нападавших. Земля вокруг, словно отказывалась принимать в себя эльфийскую кровь, отзывалась на каждый шаг отвратительным чавкающим звуком. Голос Алазаароса, точно хлыст, подстёгивал командами солдат, но военачальник уже понимал: исход боя был предрешён изначально. Даже прекрасно обученные имперские солдаты ничего не могли противопоставить чудовищам из Царства Фэйри, которых эльфы привели с собой на этот план бытия. Пока подоспеют жрецы из столичных храмов, пока во дворец стянутся основные войска, стража неизбежно погибнет. Верховный Военачальник прекрасно знал, что легенды об эльфийском великодушии и милосердии были просто легендами, не имеющими ничего общего с окружающей его отряды кровавой действительностью…
Резиденция Императора была прекрасно защищена не только силами расквартированных в ней воинов, но и магией. Расположенная в самом сердце Таур-Дуат, она была неприкосновенна… но сегодня в несколько мгновений оказалась наводнена наследниками фэйри . Это было невозможно, немыслимо. Порталы просто не должны были открыться здесь! Если только…
Кому-то из солдат удалось поджечь одно из древесных чудовищ. Леденящие кровь крики, хруст костей, утробный рёв прятавшихся в его ветвях хищников – всё смешалось.
- Держать строй! – рявкнул Алазаарос и устремился к правой части лестницы, где эльфы смогли прорвать оборону.
Его клинок крушил доспехи, вгрызаясь в податливую эльфийскую плоть. Стальной смерч удерживал врагов на почтительном расстоянии. Но противников было слишком много… Как, как они попали сюда! Кто предал народ Таур-Дуат?! Как это было возможно?! Искусно орудуя тяжёлым клинком, Алазаарос прорубал себе путь к солдатам, оказавшимся зажатыми между эльфами и уродливыми творениями друидической магии. Один из древесных монстров вовсю полыхал, размахивая руками-ветвями, и пламя перекидывалось на его собратьев. От многоголосого визга, который неспособна была исторгнуть глотка смертного, слух почти отказывал военачальнику.
Он не успел совсем немного. Тварь с гулом обрушилась, похоронив под собой и нескольких рэмеи, и не успевших ретироваться эльфийских солдат. Звук ломающихся костей и треск ветвей наполнил пространство, а в воздухе повис нестерпимый запах горелой плоти. Двор обдало жаром до самой лестницы, и дикое пламя с рёвом взвилось к небу, став ярче даже, чем самоцвет огня в ладони Ваэссира.
- Отступаем!
Клич Алазаароса был подхвачен воинами. Краем глаза он заметил смелую эльфийскую воительницу и её спутника, отдалённо напоминавшего огромного дикого кота с иссиня-чёрной шерстью, решивших прорваться к нему в общей суматохе сквозь сплетение пламени, тел и стали. Тонкая сабля эльфеи жалила солдат, а когти и клыки зверя довершали, начатое хозяйкой. Их фигуры скользили меж рэмейскими воинами, точно в танце, неся с собой смерть. Доли мгновения, и путь к военачальнику был свободен. С торжествующим возгласом эльфея занесла клинок, зверь же изготовился для прыжка, который прикончит его добычу. Тонкая сабля встретилась с зазубренным клинком… и переломилась с жалобным звоном. Глаза девушки распахнулись. Алазаарос усмехнулся почти сочувственно. В следующий миг тяжёлый клинок сокрушил грудную клетку воительницы, разрезая плоть и выламывая осколки рёбер. Взревев от ярости, спутник эльфеи бросился на военачальника. Огромный дикий кот намеревался опрокинуть предводителя рэмеи навзничь и пригвоздить к земле когтями, не уступавшими по размеру некоторым кинжалам эльфийской работы. Алазаарос резко пригнулся и развернулся, меняя траекторию движения своего клинка. Миг – и массивный меч прервал прыжок хищника. Зверь с переломленным хребтом покатился по земле, взахлёб воя в предсмертной агонии. Он обернулся. Слишком многие верные ему воины уже сложили свои рогатые головы на ступенях у врат дворца. Целители просто не успевали подоспеть ко всем. Алазааросу оставалось только уповать на помощь Богов. Его отряд, неся потери, клином прошёл сквозь сомкнувшийся строй эльфов. Мёртвых и раненых пришлось оставить за спиной, на кровавый пир фейских тварей. Но, по крайней мере, те, кто ещё мог стоять на ногах, спешили за своим предводителем сквозь кровавый мрак.
Сделав очередной выпад, Алазаарос вскинул голову к балконам дворца. То, что он увидел, заставило его на мгновение замереть в гневном замешательстве. Если бы не выучка ближайших к нему воинов, один из эльфийских клинков непременно настиг бы его сейчас. Время для Алазаароса остановилось, когда он увидел, как на балкон своих покоев вышла Риаринн. Эльфея сбросила к ногам праздничный багряный наряд и воздела к небу ладони, призывая неведомые военачальнику мистические силы. Эльфы, воодушевлённые её присутствием, запели гимн Каэрну-Охотнику и усилили натиск. Лесные твари торжествующе взвыли и двинулись ко дворцу, минуя полыхающий труп павшего монстра.
«Ты привела их в самое сердце Таур-Дуат… прямо сквозь магическую завесу…»
Эта мысль пронзила сознание Верховного Военачальника, более яркая, чем вспышка боли от вражеского удара. И как только он не понял всего раньше! Риаринн не смирилась с пленом – она выжидала… выжидала и плела свой план, став живым мостом между гранями реальности прямо здесь, под носом у Алазаароса и рэмейских жрецов. Всё это время, оскверняя своим присутствием дворцовые покои Апет-Сут, будучи сначала пленницей, а потом - невестой Владыки, она готовила это вторжение… Жрецы ограничили её магию, и всё же каким-то неведомым образом она сумела воззвать к своим божественным покровителям.
А Владыка допустил это…
Алазаарос зарычал от боли и ярости, отбрасывая от себя очередного противника, и с силой вонзил в него клинок, пригвождая к плитам двора. Осознание жгло и пытало его.
Владыка допустил это! Владыка, пожелавший сплавить воедино несовместимое, слив кровь эльфийскую и рэмейскую, позволил случиться вторжению! Пройдя ритуал, Риаринн стала ключом и разомкнула невидимую завесу, веками защищавшую Апет-Сут.
Он чувствовал, как солдаты буквально потащили его ко дворцу. Остатки защитников благополучно добрались до врат. Здесь, под защитой древних стен, жрецы дали солдатам передышку, прикрывая их отступление, и обрушили на передовые силы эльфов и фейских чудовищ всю доступную им мощь первородного огня, дарованную самим Отцом войны. Но уже очевидно было, что даже этих сил не хватит, чтобы отразить нападение. Враги прибывали. Даже не приход подкрепления, но нечто иное должно было преломить ход сражения.
Врата захлопнулись за вбежавшими рэмеи с сокрушительным грохотом. Те эльфы, которым «посчастливилось» пробиться внутрь вслед за воинами Алазаароса, были встречены всей мощью рэмейской стали и первородного огня.
- Командир? Ты в порядке, командир?
Тревожные голоса солдат прорывались сквозь кровавую пелену, захлестнувшую разум военачальника. Алазаарос тряхнул головой и сфокусировал взгляд на своих воинах.
Да, им под силу будет удерживать врата. Ему же предстояло дело куда как более важное, чем даже руководство охраной дворца. Он должен был остановить бурю, вступив в самое её сердце. Легенды гласили, что в центре даже жесточайшего из песчаных штормов, в его оке царит неимоверный, удивительный покой. Что же, сегодня он узнает, правдивы ли легенды…
Игнорируя вопросы жрецов и солдат, ждавших его указаний, Алазаарос бросился к лестнице. Бегом он преодолевал ступени через одну, не чувствуя вес клинка и лёгкого доспеха. Его план, ещё недавно бывший предательским, внезапно обрёл совершенное основание. Он должен был покарать ту, чьи деяния вредили всему народу рэмеи, во что бы то ни стало, пусть она фактически и получила сегодня титул Владычицы Таур-Дуат. И даже сам Император теперь не мог запретить своему военачальнику уничтожить ту, что вероломно нарушила и без того хрупкое перемирие.
На верхних этажах дворец, казалось, опустел. Большинство слуг помогали защитникам внизу, а вельможи предпочли запереться в покоях. Лишь немногие из гостей праздника взяли в руки оружие наравне со стражей, чтобы защищать сердце Империи.
Никто не вставал на пути Верховного Военачальника. Преодолев последний пролёт мраморной лестницы, он позволил себе несколько мгновений отдышаться у дверей, ведущих в покои Риаринн. Потом он с силой ударил в двери плечом, вложив в удар всю свою мощь. Те слетели с петель. Лишь тонкие занавеси из паучьего шёлка отделяли спальные покои эльфеи от балкона. С порога Алазаарос видел её силуэт за тонкой кисеёй. Она по-прежнему стояла, подняв ладони к небу, бессильно склонив голову на грудь, и тихо повторяла слова призыва. Эта женщина, по воле Императора, сегодня стала царицей и должна была стать сосудом для благословенной Силы Богини, матери рэмейского народа. Но Военачальник не питал к ней ни почтения, ни жалости. Прежде он испытывал к ней нечто вроде сочувствия. Она стала залогом мира против воли и страдала больше, чем было должно. Но сегодня от жалости не осталось ни следа. Без тени сомнения Алазаарос направился к эльфее, чтобы свершить своё правосудие.
Порыв ветра отбросил занавеси, и Алазааросу открылась вся красота и изящество обнажённой эльфийской девы – её точёный силуэт на фоне тёмного неба, озарённого кровавыми всполохами, её тонкие руки и стройные бёдра, по которым стекали струйки крови… Трансформация началась слишком скоро и слишком стремительно – военачальник не поверил своим глазам.
Мраморная кожа Риаринн была разорвана и свисала клочьями чуть выше ягодиц. Там, еле подрагивая, прорастал маленький хвост, увенчанный стрелой из плоти – совсем такой, как у новорождённых рэмеи. И именно это, а не почти принятый женщиной священный титул Владычицы, заставило Алазаароса замереть на месте. Перед ним была эльфея, прожившая на этом свете не один десяток лет, и в то же время – новорождённая рэмеи. Это невозможное несоответствие никак не укладывалось в сознании Военачальника.
- Ты всё же пришёл совершить задуманное… - прозвучал нездешний воздушный голос Риаринн.
Она по-прежнему стояла к нему спиной.
- Ни слова, ведьма, - прорычал Алазаарос, крепче перехватывая меч, устыдившись своей минутной слабости. – Ты разрушила мир между нашими народами. Нет оправданий твоему предательству.
Только теперь эльфея медленно обернулась к Верховному Военачальнику. Её лицо было залито кровью, струившейся откуда-то из-под золотых волос. Алазаарос похолодел. Голову Риаринн венчали маленькие неокрепшие рожки, прорвавшие кожу. Тонкие алые струйки стекали по её точёным скулам. Она с горечью усмехнулась.
- Я не ищу оправданий перед вашим Законом. Видит Данвейн , я никогда не хотела быть похожей на вас. А уж стать одной из вас – такое не могло привидеться мне и в самом жутком кошмаре. Даже быть наложницей вашего… Владыки не было участью настолько же отвратительной, как это. Я стала созданием двух противоречивых миров, повенчанных многовековой войной.
Алазаарос выставил клинок перед собой, направляя его в грудь эльфеи, стараясь не слушать её слов. Но она продолжала, точно зачарованная, игнорируя его меч:
- Мои Покровители не защитили меня от яда вашей крови… Если бы я только знала, что такое возможно, я отказалась бы от своей жизни задолго до этого дня. А теперь даже это мне неподвластно. Каэрну и Данвейн не принимают меня, хотя их милосердия оказалось достаточно, чтобы дать мне сил нанести этот удар. Вот только… - нотки боли прокрались в голос Риаринн, когда она подняла к нему невидящий взгляд залитых кровью глаз. – Будь милосерден к своей Владычице, Первый Меч Таур-Дуат. Ты всегда казался мне… милосерднее прочих.
- Ты не Владычица ни мне, ни одному из рэмеи.
- Просто сделай то, что должен… Освободи меня от этого проклятия… молю тебя…
Губы Алазаароса пересекла холодная усмешка.
- С удовольствием...
Риаринн раскинула руки и подняла взгляд к небу. Рэмеи произнёс слова сложного заклинания, оживляя свой клинок, заставляя его рассыпаться на множество ассиметричных осколков металла с бритвенно-острыми краями – подобие плети. В следующий миг он взмахнул своим оружием, нанося удар. Плеть обвилась вокруг беззащитной шеи эльфеи, надрезая кожу. Их взгляды встретились в последний раз, и в глазах Риаринн Алазаарос прочитал не боль плоти, но страдание куда как более глубокое, поразившее его до самой сути. Военачальник стряхнул с себя морок и резким движением рванул плеть на себя. Металлические пластины впились в тонкую шею женщины, разрывая плоть, рассекая позвоночник. Через мгновение голова эльфеи скатилась к ногам Верховного Военачальника. Шёлковые занавеси окрасились в цвет её крови.
Алазаарос выдохнул заклинание и встряхнул своё оружие, снова приобретшее вид клинка из застывшего стального пламени. Наклонившись, он поднял голову Риаринн, намотав на кулак запачканные кровью длинные волосы, некогда отливавшие золотом солнечного света. Он заглянул в мёртвое лицо женщины. Даже сейчас оно не утратило экзотичную красоту черт, несмотря на незавершённость трансформации. Застывший взгляд сохранил краски боли.
- Всё закончилось, лесная ведьма, - тихо сказал военачальник. – Фейские выродки пожалеют, что посмели вторгнуться в сердце Таур-Дуат. Королевство Данваэннон падёт, склонившись перед величием Империи…
Так ему хотелось верить. Но как было закончиться войне, которую вёл против своего народа сам наследник божественного Ваэссира, Владыка Обеих Земель Джедефер Эмхет?
Подойдя к краю балкона, Алазаарос посмотрел на полыхавшее внизу зарево. Со смертью Риаринн прервалась и связь между планами бытия. Эльфы больше не прибывали порталами, равно как и не могли уйти. Те, кого смерть принцессы застала в момент перемещения, пострадали более остальных – резко закрывающиеся проходы, прорезанные в ткани бытия эльфийской магией, дробили их тела и отсекали конечности. Сады и двор перед дворцом стали им ловушкой, а звон рогов, возвестивший о прибытии рэмейского подкрепления, спели погребальную песнь тем, кому уже не суждено было отправиться в вожделенный край Вечного Лета…
Фейские твари, несмотря на магию прибывших с отрядами друидов, точно задыхались теперь, когда связь с Царством Фэйри была рассечена. Утробный вой их отдавал тоской, когда они вздымали к тёмному в кровавых всполохах небу искорёженные ветви или, агонизируя, царапали когтями каменные плиты. У их змеящихся корней всё ещё кипел бой. Солдаты из городских гарнизонов прибыли на помощь и в жестокой битве сминали сопротивление воинов, пришедших на зов своей принцессы. Теперь победа должна была остаться за рэмеи… но сколько же славных солдат погибло сегодня зря, по жестокой прихоти Владыки, решившего попрать законы крови!.. Легенды лгали – в оке шторма не было места спокойствию…
Алазаарос тяжело вздохнул. Не тратя время на то, чтобы очистить меч и нагрудник от крови, он покинул покои. Ещё один суд ждал его.
Тяжело военачальник шагал по знакомым с детства коридорам дворца глубже в императорское крыло. Там располагались и его собственные покои. В сравнении с какофонией боя здесь было так тихо, что казалось, слух отказывал ему. Только звук шагов гулко отдавался среди древних стен, видевших не одно поколение Владык.
Кровь Риаринн струилась на гладкие мраморные плиты пола, оставляя алую дорожку. Этой крови было не смыть ту, что пролили сегодня его солдаты.
Двери в покои Владыки были распахнуты. Никто не встретил его у входа. Но где же были Ануират, бдительные стражи и в жизни, и в смерти?... Алазаарос остановился на пороге и окинул взглядом небольшую личную приёмную Императора. Золочёная мебель, изящные статуи и драгоценные вазы стояли на своих местах. На резном столике, инкрустированном голубым перламутром, были аккуратно разложены свитки. При всей атмосфере роскоши, коей любил окружать себя Владыка, здесь не было ничего лишнего – изысканность и вкус, подчёркивающие величие «живого божества». Алазаарос посмотрел на дверь, ведущую в спальню. Она так же была приоткрыта. Зашла ли Риаринн так далеко, чтобы успеть попытаться отомстить своему обидчику?
Алазаарос перехватил клинок удобнее и пересёк приёмную. Он был готов уже ко всему. Толкнув дверь, он заглянул в спальню… Увиденное лишило его равновесия.
Все восемь телохранителей лежали мёртвыми. Никаких следов борьбы не было. Насколько мог судить военачальник, псоглавые стражи просто прикончили друг друга, спокойно и добровольно. Грудь каждого была рассечена изогнутым клинком товарища. На мордах не запечатлелось ни боли, ни ярости – только покой принятия смерти.
Вереница тел подступала к ложу, у которого в кресле, точно на троне, величественно восседал Император Джедефер Эмхет, Владыка Обеих Земель, хранитель Божественного Закона, наследник Ваэссира. Длинная драпированная тёмно-синяя туника облекала его тело, прихваченное широким золочёным поясом со священными символами. Его шею украшали золотые оплечья с бирюзой и карнеолом, пальцы с аккуратно подпиленными когтями – перстни с печатями и лазуритовыми скарабеями. Величайший знак его власти – Двойной Венец – он так и не снял.
Смотреть в его лицо было почти, как смотреть в зеркало – те же высокие скулы и орлиный нос, те же золотые глаза и резко очерченные губы, тот же изгиб витых рогов. Оба они унаследовали черты Ваэссира, как и все представители династии Эмхет, разве что лицо Джедефера всегда было чуть более утончённым, черты – несколько изящнее, красивее, возможно даже одухотворённее.
Алазаарос опустил меч и приблизился, а потом безмолвно положил у ног Императора голову Риаринн. Лёгкая улыбка пересекла губы Владыки, и он вздохнул, переводя сочувственный взгляд на своего военачальника.
- Стало быть, убив новоиспечённую царицу, Первый Меч Таур-Дуат пришёл на суд Императора. Долг всегда был для тебя превыше прочего, Алазаарос Эмхет, мой верный Верховный Военачальник… возлюбленный брат мой.
Даже теперь Джедефер излучал удивительный магнетизм, величие, преклониться перед которым инстинктивно хотел каждый рэмеи. В его голосе по-прежнему была древняя мощь и красота, хоть он и отринул, исказил Силу их предка, подчинив собственным новым устремлениям. Как хотел Алазаарос, чтобы время обернулось вспять, чтобы Джедефер не искал власти на запретных для рэмеи путях, у демонов , отринувших Божественный Закон, чтобы он был тем, кем должен был быть – защитником и хранителем их народа. Как хотел он, глядя в эти глаза, видеть мудрость Ваэссира, а не затаившуюся на дне его взгляда искушающую сладостным ядом магию. Сколько бы отдал царевич, чтобы снова увидеть своего брата, а не колдуна, дерзнувшего посягнуть на Знание, которому не должно было быть места на рэмейской земле…
- Что случилось с твоими стражами? – тихо спросил Алазаарос.
- Они предали меня, - мягко ответил Император. – Видишь ли, я более не являюсь достойным воплощением Ваэссира в их глазах… Они предпочли убить себя, но не служить мне, - его взгляд стал испытующим. – Ты тоже предашь меня, Первый Клинок Таур-Дуат?
Алазаарос с горечью рассмеялся и развёл руки.
- Я? Разве не предал ты нас? Не предал свой народ? По какому пути ты решил вести нас, Владыка?
Джедефер улыбнулся, снисходительно, но тепло. Военачальник помнил такой взгляд старшего брата из детства, когда тот рассказывал ему что-то о древних традициях и их смысле в жизни каждого рэмеи, а тем более царевича. Когда погиб их отец, Джедефер стал для него всем. Когда же это изменилось? Когда Алазаарос упустил, потерял своего брата и Владыку, не сумел защитить от искушения запретной магии? Когда Император стал вести свои ядовитые речи о новом пути развития для народа, попиравшем былое, «отжившее», во имя неких новых захватывающих дух горизонтов?
- Не раз уже я пытался объяснить тебе. Ты – прекрасный воин, и разум твой не столь гибок, я понимаю это. Но посмотри – ведь я был прав. Сегодня мне удалось то, чего не удавалось прежде никому из наших предков. Они боялись всей силы нашей крови и добровольно отсекли себя от живительного источника. Я пошёл дальше. Я погрузился в сокровенные глубины, презрев глупые запреты. Моя мощь возросла многократно, и мне более не нужно опираться на силу предка, закосневшего в своих отмерших идеалах. Место Ваэссира – в засыпанных песками гробницах Императоров прошлого. Но наше место…
Джедефер поднялся и протянул Алазааросу раскрытую ладонь.
- Я прощу твой промах сегодня. Я увидел то, что хотел. Пойдём со мной, брат. Ты видел, что в моих силах создать новую династию на крови и костях старых законов. Наше пламя будет пылать ярче, чем свет Ладьи Амна. Наша победная поступь будет твёрже, чем шаг Отца войны. Все народы покорятся нам. Пусть хайту властвуют Царством Фэйри и чертогами наших предков. Какое это имеет значение, если только нам будут принадлежать земли от южных джунглей до северных океанов! Науки, искусства, магию – всё я сумею поднять на новый виток развития, потому что не станет больше пределов, ограничивающих наши пытливые умы, наши огненные сердца! Те, кто убоится, пусть сгинут в яростном блеске нашего пламени! Мне покровительствуют силы, величия которых ты даже представить себе не можешь, брат – но со временем и их я сумею подчинить.
Алазаарос невольно отступил на шаг. Всё это он слышал и прежде – общий смысл оставался тем же, пусть и скрытый за вуалью более осторожных фраз. Джедефер верил в то, что говорил и делал. Цена не имела для него значения.
- Ты заключил сделку с хайту… - выдохнул военачальник. – Ты отказался от своего наследия. Вот почему Ануират отказались служить тебе! Ты сам служишь нашему исконному врагу!
Император усмехнулся.
- Я никому не служу – ни нашим одряхлевшим Богам, ни забытым и прекрасным созданиям первородного пламени, которых наши предки изгнали за пределы мира. Они считают меня своим оружием, что с радостью позволит им войти на земной план бытия. Но в действительности, - его голос стал вкрадчивым, и теперь Алазаарос перестал узнавать его лицо, его взгляд, полный чужого и страшного огня, - это они – пламенный клинок в моей деснице. Магия демонов, магия фэйри – всё в моих руках на новом витке. Сегодня ты сам стал тому свидетелем, Алазаарос Эмхет.
- Знаешь, сколькие погибли сегодня в угоду твоему… эксперименту? – с горечью спросил военачальник. – Ты позволил случиться вторжению в сердце нашей земли. Наши воины сложили жизни, чтобы защитить тебя… но в действительности тебе это не было нужно. Пустая бесславная смерть.
- Их ждёт столь желанное им посмертие, ведь они погибли во имя своего Владыки, - усмехнулся Джедефер и чуть подался вперёд. – Ты содрогаешься от страха, когда привычные бастионы твоих идеалов идут трещинами. Традиции пустили корни в тебе так глубоко, как дубы в зачарованных эльфийских чащобах. А ведь ты моложе меня, Алазаарос… Где твоя дерзость, твой боевой дух?
Мгновения тяжёлой тишины падали каплями вечности, знаменуя смену эпох. Алазаарос, наследный царевич династии Эмхет, вспомнил непокорное пламя в ладони своего предка, разгонявшее мрак этой страшной ночи. Но хотя Сила божественного Ваэссира сейчас была воплощена в Императоре, именно ему, наследнику, предстояло пронести этот светоч… если, конечно, он хотел сохранить хоть что-то от истинной Таур-Дуат, какой её даровали рэмейскому народу Боги.
- Ты больше не можешь вести народ рэмеи, Джедефер, - тихо, но твёрдо сказал Алазаарос.
- И кто же может? – Император насмешливо изогнул бровь. – Может быть, ты?
- Я, Алазаарос Эмхет, наследный царевич Таур-Дуат, бросаю тебе вызов. Сложи Венец Обеих Земель, брат. Я верну тебе власть, когда разум вернётся к тебе, а сердце снова обернётся к нам.
Джедефер не разгневался и не рассмеялся – лишь скорбно вздохнул.
- Ты проиграешь… но преподать тебе урок, возможно, и правда не помешает. Ты всегда был способным учеником.
Император посмотрел на ближайшего к нему телохранителя. Нагнувшись, Джедефер забрал изогнутый клинок из его мёртвой руки и взвесил, приноравливаясь. Алазаарос нерешительно отложил свой меч.
- Смелее. Ты ведь этого желал, - Джедефер покровительственно кивнул и передал ему второй клинок, взятый из мёртвой руки уже другого стража.
Пальцы Алазаароса сомкнулись на рукояти. Из них двоих именно он был воином. Джедефер всегда был сильнее в магии… а на что он был способен теперь, даже если Сила Ваэссира более ему не подчинялась, оставалось только гадать.
- Ты будешь сражаться так? Без щита, без доспеха?
- Они мне не понадобятся, брат, - усмехнулся Владыка, не потрудившись даже снять венец. – Давай посмотрим, на чьей стороне истина. Нападай.
Алазаарос с отчаянием посмотрел на брата, надеясь встретить в его взгляде хоть проблеск прежнего сознания. Мысленно взмолившись Богам, прося их не о победе даже, но о справедливости, Верховный Военачальник Таур-Дуат бросился на своего Владыку. Он нанёс несколько ударов, не пытаясь ранить Джедефера, заставляя того лишь отступать. Император не был слишком быстр, да и длинные одеяния сковывали его движения, но дважды или трижды их клинки со звоном встречались. Оттеснив его к стене, Алазаарос выбил оружие из царственной руки и остановил лезвие в паре сантиметров от шеи брата.
- Сила Ваэссира более не защищает тебя, - тихо с горечью проговорил он. – А без Силы предка ты не сможешь победить своего военачальника. Передай мне дар. Позволь мне помочь тебе.
Джедефер заглянул в его глаза пристально, личностно.
- Ты ошибаешься, брат, - тихо возразил он. – Ваэссир – мой послушный слуга, моё верное оружие. Склонись перед своим Императором!
Словно десяток невидимых хлыстов прошёлся по его телу, и кровь взыграла огнём, восставая против него. Алазаарос не успел опомниться, как повалился на колени, пригибаемый к земле мощью древней, как весь его род. Ослепительный золотой ореол охватил Императора, став ему и щитом, и доспехом. Но не первый Эмхет смотрел на военачальника со дна этих глаз, а тот, кого он более не знал.
Мысли Алазаароса, вся его воля устремились к Ваэссиру – божеству, покровительствовавшему их роду, чья Сила была растворена в его потомках. Его собственное наследие не позволяло ему сражаться с тем, кто эту Силу ныне воплощал.
Джедефер отбросил ненужный более клинок и протянул руку. Пальцы его хищно скрючились, посылая волну Силы. Со скрежетом разошлись защищающие крылья Богини на нагруднике военачальника, посыпались чешуйки ламеллярного панциря, треснула кожаная основа и последняя хрупкая преграда – тонкая ткань туники. Кожей Алазаарос чувствовал жар, исходивший от Императора, не в силах ни отвести взгляд, ни сделать глубокий вздох.
- Мне не под силу изменить твоё сердце… но я мог бы попробовать, - мягко проговорил Император и выбросил вперёд вторую руку.
Алазаарос хрипло закричал, чувствуя, как уже его тело поддаётся враждебной противоестественной магии. Боль затопила его сознание, когда вслед за панцирем разошлась его грудная клетка. Смерть была близко, накрывая спасительным пологом. Сквозь багровую пелену он едва видел, как Джедефер склонился над ним, погружая руки в пульсирующую плоть. Каким-то чудом его сердце всё ещё билось. И когда ладонь Императора охватила трепещущий орган, даже кричать он уже не мог.
Он проиграл. Он был единственным, кто мог бросить вызов Владыке по праву наследования… но он проиграл. Боги забыли о нём. Воли самого Ваэссира оказалось недостаточно. Или он жестоко ошибся, и истина была на стороне Джедефера? Возможно, их время и правда прошло, и эпоха их близилась к завершению… Но ведь так не могло быть!
И тогда Алазаарос беззвучно взмолился, взывая к любому, кто мог бы услышать его. Отринув гордость, он умолял о жизни, о последнем шансе хоть что-то изменить. Если бы он только выжил, если бы сумел повести свой народ, защитить рэмеи от их обезумевшего в жажде власти Владыки… он отдал бы всё…
Но никто не отозвался. Кровавая агония затопила его. Последние искры жизни догорали в его могучем всё ещё сопротивлявшемся теле. Плоть молила о смерти, о прекращении пытки, но сама суть его не могла сдаться.
В тот миг время замедлило свой бег, и Алазаарос уловил зов – не слухом, но своей сутью.
«В моей власти спасти тебя в эту ночь, наследник. Твой народ ждёт тебя. Ты поведёшь его к победе».
Голос был сладостным, благословенным, как дыхание Божества. В этом голосе он узнал привкус энергии нэферу, хотя уже не был уверен. Неужели кто-то из предков действительно поможет ему?!
Боль прорывалась сквозь покров спасительного забытья.
«Решайся, Алазаарос Эмхет, я не могу удерживать тебя вечно. Прими мой дар… но обещай, что в час, когда я призову тебя, ты пойдёшь со мной. Даруй мне свою волю так, как сейчас я дарую тебе жизнь… ведь для всех остальных, даже для этого мира - ты уже мёртв».
Какая-то часть сознания Алазаароса восставала против этого странного договора, но воля к жизни, стремление к незавершённым деяниям были сильнее. Он единственный мог защитить рэмейский народ. Верховный Военачальник обратил свой внутренний взор к не существующим более для него небесам.
«Я… Принимаю… Твой дар…» - беззвучно прошептал он, потянувшись навстречу голосу.
Агония прервалась, и разум его объяла спасительная тёмная пелена. Легенды древних не лгали. В оке шторма он обрёл кристальный, бесконечный покой…
Солнечный свет бился в его сомкнутые веки. Он не помнил, что произошло. Кровавая ночь минула, как кошмар, порождённый воображением безумца. Алазаарос распахнул глаза. Его рука метнулась к груди. Доспеха на нём не было, но на коже не осталось и следа страшных ран, не совместимых с жизнью.
Над ним склонилось обеспокоенное лицо жреца-целителя.
- Ты жив, господин?
«Для всех остальных, даже для этого мира - ты уже мёртв…»
- Жив… кажется… - хрипло выдохнул военачальник.
- Слава всем Богам. Да здравствует наследник Эмхет, наша воплощённая надежда!
Другие голоса присоединились к возгласу жреца. Но ярче прочих был шёпот и смех на краю его сознания.
«Сражайся и веди свой народ к славным победам, мой воитель. Но в назначенный час ты будешь принадлежать мне».
«… на семнадцатом году правления Императора Джедефера Эмхет разразилось восстание под предводительством наследного царевича Алазаароса. Большинство древних рэмейских родов примкнуло к нему. Ему прочили трон. Его единственного боялся мятежный Владыка, погрузившийся в запретные колдовские искусства настолько, что Сила предка в итоге перестала подчиняться ему. По приказу Джедефера были истреблены все, в ком проявлялась кровь божественного Ваэссира – все представители побочных ветвей. Лишь один соперник оставался у него – младший брат, в ком золотая кровь Эмхет пылала так ярко.
Говорили, что накануне одного из сражений Джедефер провёл ритуал, призывая на землю новых своих покровителей. Верховный Военачальник повёл своих воинов и жрецов на штурм Апет-Сут, столицы Империи, и бой этот должен был окончательно преломить ход войны… но накануне победы, которая казалась неизбежной, Алазаарос Эмхет исчез бесследно прямо с поля битвы. Его войско, потерявшее лидера и защитника, потерпело сокрушительное поражение. Лишившись предводителя, угасло и восстание. Всех, кто пытался противостоять Императору, ждали лишь смерть и забвение, недовольных – изгнание…»
Из летописей Тахири, жреца-изгнанника
«… Наша история не хранит памяти о последнем Владыке, приведшем Таур-Дуат к падению, а наш народ – к забвению. После войны с наследниками фэйри, закончившейся магической катастрофой, наши города ушли под землю, и пески пустыни поглотили наши храмы. Но современники Владыки успели сбить его имя со своих скрижалей, стереть его из свитков. Династия божественного Ваэссира угасла, а с нею и величие нашего народа. Мы рассеяны по миру, потерявшие свой дом, свою великую культуру. Мой род ведёт летопись событий рэмейской истории, но даже наша память уже не в силах воссоздать безвозвратно утерянное. Да хранят нас Боги, что не забыты, пока жив хоть один из тех, кто чествует их…»
Из дневников Раштау, последнего жреца рода хранителей памяти
Wervolka