Иллюстрация: "Церковь в сумерках ", работа автора. Одна из шести картин, украденных в кафе "Билингва".
Начало - здесь: http://www.proza.ru/2017/03/31/2206
-----------
Лет мне… много.
Когда мне было двадцать, я, глядя на жирные бока пятидесятилетних тёток, думала: «Что могут чувствовать эти скучные колодообразные особи? Зачем они продолжают коптить небо и мозолить глаза окружающим? Я такой не буду! Просто не доживу!»
Оказалось… Дожила и живу себе дальше
Годы каторжной работы, отчаянная борьба за существование остались в прошлом.
Дочка выросла, выучилась, живёт самостоятельно и , слава богу, только радует.
Личная жизнь когда-то бурлила, мужики менялись – от плохого к худшему; в конце концов я осознала, что свобода - важнее всего. Хорошего мужа мне бог так и не послал. Жить с таким, какой есть, лишь ради того, чтобы в нужный момент было с кем перепихнуться, не захотела.
Последние годы обитала в своей квартире, как в монастыре. Уж было решила, что мужчинам в моей жизни больше нет места, и сказала себе: «Хорошо, что никто не нужен. Сил пока достаточно, а глупости в голову уже не лезут. Занимаюсь живописью и живу спокойно. До самой смерти.»
Живописью я занималась фанатично. Это не было «хозяйственной деятельностью», то есть работой ради пропитания. При теперешних скромных потребностях на существование мне хватало случайных «фрилансерских» заработков: то портрет по фото закажут, то пригласят на корпоратив шаржи рисовать.
Основное время было отдано так называемому «самовыражению»: портреты и пейзажи с натуры, картины в разных жанрах, включая даже исторический! Писалось всё это не на заказ, а ради интереса, и демонстрировалось на выставках, которые, кроме самих художников, никто не посещал. Покупали что-нибудь из «серьёзного» редко.
Я изо всех сил старалась совершенствовать своё мастерство. Тратила на «повышение квалификации» уйму времени и денег (одним натурщикам сколько переплачено!).
Когда я всё-таки задавалась вопросом: а для чего и для кого работаю, то получалось, --- ни для кого конкретно, но все же для кого-то.
Как будто бы – для некоего идеального наблюдателя, всезнающего и всевидящего. Который моим трудам подведет когда-нибудь итог, принимая во внимание все благие намерения и старания, оценивая меня по самым правильным, ведомым ему законам.
Когда это будет? На каком-то подобии Страшного Суда, специально для художников?
Где находится этот идеальный наблюдатель? В «информационном поле Вселенной»? Или это фрейдовское «Сверх Я», то есть какая-то часть моего собственного разума?
В эзотерической литературе встретилось понятие «эгрегор». Если кто не знает , что это, – Гугл в помощь, объяснять мне лениво.
«Бог искусства», называла его мысленно.
Я неверующая. Это когда рассудком. А вот чувства говорят, что будто бы есть, должно быть некое высшее существо, которое… ладно, сами всё знаете...
Я на этих мыслях не зацикливалась. Работала и работала... Раз кажется, что это для чего-то нужно, значит, так и есть.
Правда, иногда одолевали мрачные размышления о том, что всё напрасно. Что никаких эгрегоров нет. Космос – тёмный и холодный. Человеческая цивилизация погибнет рано или поздно, Земля остынет, Солнце покраснеет, распухнет и погаснет, да и вся Вселенная когда-нибудь гикнется. И тогда – зачем нужна живопись? Когда будет гибнуть цивилизация, всем станут по фигу и Леонардо с Микеланджело, и Рембрандт с Рубенсом. Что обо мне говорить... Так зачем тратить остаток жизни на размазюкивание краски по холсту?
Но на что ещё его тратить? Наше городское существование достаточно благоустроено, вроде как в оранжерее; не все силы уходят на выживание, много остается. У меня вон их сколько осталось.
Ну, так и какой же может быть интерес в жизни для тех, кому мало быть сытым, одетым-обутым, имеющим приемлемое жильё и телевизор для развлечения? (Да простят мне все «бесприютные скитальцы» моё скромное теперешнее благополучие…)
Можно ли жить интересами своих близких, например, мужа? Наверно, можно. Если ухитриться сохранить до старости пусть не любовь, но – обязательно – уважение! Ах, как мало я знаю пар, где оно сохранилось.
Олнако мужа у меня всё равно нет. Уж сколько лет нет даже любовника. А странно, почему?
Детородный возраст весь вышел, а вместе с ним сошла на нет некогда неистребимая вера в то, что существует где-то идеально подходящий мне человек. И ослабела, почти исчезла потребность в таком человеке
Дочь во мне не нуждается. И это ведь хорошо.
Внуков пока нет. Были бы, не оставалось бы времени на праздные размышления…
Но неужели можно жить только интересами детей и внуков? А моя жизнь – сама по себе, что, не имеет никакой цены? Мои собственные интересы – в чём они? Безотносительно к мужьям, детям, внукам? Смысл жизни – только в том, чтобы размножиться? Оставить свою материальную копию в этом мире? Этого не может быть!
У меня всё хорошо! Я свободна! Могу позволить себе жить, как нравится: заниматься никому не нужной живописью, не заниматься совсем домашним хозяйством, ложиться в четыре утра, днём спать до двенадцати. Могу убивать драгоценное время, часами примеряя рамы на картины, которые никто никогда не купит, а все случайно заработанные деньги тратить на путешествия!
Хочу, занимаюсь йогой и моржеванием, а могу вообще перестать даже причёсываться. На то я и свободный человек.
************
Как это вышло, что главным в моей жизни стала живопись? Когда началось?
В детском садике я изобразила медвежонка с лапами-колбасками, а не лапами-палочками, как другие дети. «Это ты так нарисовала? – удивилась воспитательница, разглядывая рисунок. И она стала хвалить меня часто-часто, и, видимо, каждый раз у меня вырабатывалась толика гормона удовольствия!...
В старшей группе другие дети просили меня нарисовать для них, каждому по картинке. И гормон удовольствия снова выделялся!
Думаю, вскоре образовался условный рефлекс, и гормон удовольствия стал вырабатываться во время рисования, даже если меня не хвалили. Это как у собак Павлова, когда слюна начала выделяться по звонку.
«Какая у тебя богатая фантазия!» – говорила учительница в школе. И ещё – капелька серотонина…. Чем больше рисуешь, тем лучше получается. Лучше получается, снова хвалят. Бабушка с радостной гордостью показывала соседям мои рисунки… Не то, чтобы это было главным, но всё же достаточно приятным. Условный рефлекс закрепился многократно.
Наконец, изменилось отношение дедушки!
Я всегда чувствовала его равнодушие. Ему не нравился мой отец, и неприязнь распространилась на меня.
Тётя рассказала, что однажды, когда я была ещё совсем маленькая, она купила мне какую-то игрушку. «Подарю её дедушке!» - сказала я – «Может быть, он меня полюбит», - от жалости ко мне тётя чуть не заплакала. Сама я этого не помнила.
Но видимо, заполучить дедушкину любовь в обмен на игрушку тогда не удалось, он всегда был со мной сух и холоден.
И вдруг дедушка начал принимать меня ближе к сердцу! . Предположил, что во мне проявилась его наследственность?
Я тогда еще не решила твердо, что стану художником, но каждый день, придя из школы, ставила себе натюрморт, например, чашу с яблоками, и несколько часов усердно над ним трудилась.
Однажды я пыхтела над изображением вазы с цветами; дедушка, проходя мимо, вдруг произнёс с нажимом: «Работай! Это твой хлеб!»
А потом охотно позировал мне для портрета и, назвав «милушей», рассказал, что в юности очень хорошо рисовал, и один художник, учитель рисования, его сильно хвалил. И дедушкины глаза, когда-то ореховые, а теперь выцветшие до желтовато-серого цвета, уже не были колючими, а наоборот, ласково улыбались. Так, с ласковыми глазами его и изобразила.
Наверно, тогда я стала осознавать: мир любит меня, когда я рисую.
Много позже я прочитала, что Мария Каллас сказала однажды: «Только когда я пою, я чувствую, что меня любят». Очень её понимаю.
Во всяком случае, дедушкину любовь мне удалось завоевать навеки!
Уже когда я поступила в художественное училище, случилась такая история.
После занятий я обычно шла домой через весь город пешком; иногда останавливалась на какой–нибудь старинной улочке и быстренько писала там акварелью этюдик. Однажды я в поисках мотива зашла в старые деревянные ворота и оказалась во дворике перед покосившейся двухэтажной трущобой, каких полно было в нашем городе.
Стояла и оглядывалась…
Вдруг из дверей выскочила мелкая белая собачонка и залилась лаем. Я, зная по опыту, что дворняжки поджимают хвосты, стоит на них замахнуться, топнула на неё.
Противная тварь, вместо того чтобы отскочить, подпрыгнула и вцепилась мне в ногу, прокусив брючину и зацепив зубами голень. Из окошка второго этажа раскрыв рот смотрела девочка, видимо, хозяйка собачонки.
«А вдруг она бешеная?» - пришла я в ужас. Убежала оттуда скорее.
Поликлиника была как раз по пути, я и пошла к врачу…
Врач вколол мне вакцину от столбняка.
…Всю ночь со мной творилось что-то несусветное. По всему телу вдруг вспухали волдыри, исчезали и тут же вспухали на другом месте. Наутро встав, я сделала несколько шагов, и тут комната вокруг меня стала плавно переворачиваться: я упала в обморок…
Вакцина от столбняка вызвала сильнейшую аллергическую реакцию.
Неделю я провалялась в кровати, мучаясь ужасно; даже повернуться с боку набок было трудно: все мышцы распухли и обессилели, опереться на руку было невозможно.
Мама делала мне какие-то уколы и ругалась: «У тебя мать врач, зачем ты пошла в поликлинику? Они тебе вкатили лошадиную дозу противостолбнячной сыворотки! Это же чужеродный белок! Ты знаешь, что во время эпидемий, когда всем поголовно делают прививки, сколько человек от этих самых прививок и умирает?»
Откуда мне было это знать? Но от её крика становилось ещё хуже.
Все домашние страшно за меня испугались, особенно бабушка с дедушкой. Они не понимали, что такое аллергия. Боялись, что я могу заболеть бешенством. Ох, уж это бешенство…
Так вот, к чему всё это…
Дедушка тщательно расспросил, в каком именно дворе меня укусила собачонка, и куда-то ушёл…
Потом вернулся, возбуждённый.
-- «Светланочка! – заговорил он, чуть не пританцовывая от радости. – Маленькая беленькая собачка передает тебе привет! Она никакая не бешеная, мне показали справки обо всех прививках!»
Вот, оказывается, где он был!
Не поленился найти тот двор, поговорить с хозяевами собаки и всё выяснить!
Теперь я была ему дорога! А сколько лет не замечал моего существования!
И всё ведь из-за рисования, не из-за чего другого…
Вспоминаю, и становится тепло….
Я накинулась на книжки про художников, прочитала целую тучу! Из книг следовал вывод: художники – замечательные, нужные и уважаемые обществом люди, а если и не понятые современниками, так тем более ценимые потомками. Рембрандт, и Репин, и другие великие - вот моя компания, стало мне казаться.
«Да ты просто шевелиться не любишь, потому и сидишь-рисуешь !» - говорила мама. Она не признавала мой дар. Единственная ухитрялась не замечать, что я рисую все время, каждый день, и только это делаю охотно , а всё остальное, как говорится, «из под палки». Почему-то она решила, что это наследственность моего отца, которого она продолжала ненавидеть спустя годы после их развода. Не знаю, почему она так решила, он ведь был математик. Правда, страдал манией величия. Непомерная гордыня мешала ему в делах житейских: он не умел рассчитывать пустячных тактических шагов, и только потому не сделал научной карьеры, притом считая себя гением.
Ей казалось, что именно манию величия я унаследовала? Вот уж не знаю.
Считаю, что амбициозность необходима художнику.
Мне вот , конечно, много раз говорили, что я талант, и всё такое… А сколько раз бывало, кто-то заявлял, что я полная бездарность! И в таких случаях как ни твердишь себе, что сказал это плохой преподаватель, не могущий толком объяснить ученику, чего он от него ожидает, или коллега-верхогляд, сам ничего не умеющий, всё равно, ощущение такое, будто с тебя содрали кожу.
И тогда спасает только Гордыня.
Гордыня – это материал, из которого куется трудолюбие, работоспособность, упорство, умение держать удар, подниматься из очередного нокдауна, короче, всяческая стойкость перед превратностями судьбы.
Но, как и всё в мире, это палка о двух концах. В нужный момент необходимо гордыню смирять, иначе прослывешь зазнайкой и не сможешь наладить добрых отношений ни с кем, а без этого трудно преуспеть в плане социальном.
А вот матерью семейства я себя не видела ни в каких мечтах. То есть, конечно, мне представлялось, что где-то когда-то меня ждёт великая и прекрасная любовь, но мне никогда не пришло бы в голову что-то делать для этого специально. В то время как изобразительному искусству я долго и упорно училась.
Мама-врач хотела, чтобы я выбрала её профессию. Но я никогда не хотела быть на нее похожей. Почему?
Ещё немного психоанализа…
Однажды, когда мне было три года, мы летом отдыхали в Сочи. В одно утро находились возле пляжа в компании каких-то тётенек. Мама ненадолго отлучилась, я залезла в её сумку, достала губную помаду и от души раскрасилась.
«Ой, мать вернется, тебя ругать будет!» - предрекали тётеньки. Я проигнорировала их слова, и напрасно. Гнев вернувшейся мамы был неописуем.
Она взяла меня за руку, отвела в какой-то сарайчик и там хорошенько отлупила.
Не то, чтоб мне было больно…
Я испытала страх и ужас перед обрушившейся на меня лавиной злобы. Ярость её была подобна камнепаду, извержению вулкана, удару цунами…
Это воспоминание долго было спрятано в глубине моей памяти…
Много позже, уже взрослая, я спросила маму: «Как ты могла тогда так отлупить меня из-за такого пустяка???»
Она ответила: «Да я тебя всего лишь отшлёпала! У меня было мало денег! Помада была дефицитная, ты могла расплавить её на солнце. И вообще, чего бы ты хотела от женщины с неустроенной личной жизнью???»
Что ж, кажется, её помада пострадала тогда не сильно.
Я долго не начинала употреблять косметику. Лет до восемнадцати.
Девочка берёт мамину помаду, так как хочет быть похожей на маму. Наказав меня за это, родительница как бы внушила мне: «Не смей быть такой как я!»
Пожалуй, хорошо, что она считала моё увлечение рисованием пустой забавой, а то, глядишь, подвергла бы меня за него каким-нибудь репрессиям, и мой путь в Страну Творчества стал бы гораздо более извилист и мучителен.
В художественных учебных заведениях, куда я поступала, я обнаруживала, что я не лучше всех. Ведь там я уже не одна была такая. Но моя амбициозность заставляла меня усердно трудиться до тех пор, пока меня не начинали снова хвалить. Пока самой и всем окружающим не становилось очевидно, что выхожу в лидеры, покоя мне не было.
Условный рефлекс закреплялся сильней и сильней. И в какой-то момент оказалось, что нет мне в жизни счастья без изобразительного искусства.
Так и получилось, что моя профессия на самом деле мой диагноз. Или, по крайней мере, модус вивенди.
*************
Только однажды мне показалось, что в жизни есть что-то более важное, чем живопись.
Когда я всё-таки вышла замуж и родила дочку.
Мне было тридцать лет, роды продолжались долго и показались страшной мукой. Когда завершились все страдания, врач, принявшая ребёнка, поднеся к моему лицу багрово-синее и опухшее существо с конусовидной головой, спросила: «Кто?» - «Вроде, девочка», - пробормотала я. «Вроде или девочка?» - настаивала врач. «Девочка!» - я заставила себя сообразить, чтоб только она отвязалась
…Меня на каталке везли в палату, спелёнутую дочку уложили мне на пузо. Её теплое тельце было одновременно лёгкое и тяжёленькое.
Какие фанфары гремели в душе! И переполняло чувство превосходства по отношению ко всем мужчинам мира, которых мне было искренне жаль!
Ведь никогда никто из них не сможет испытать подобное, сколько б ни старался. Никакое творчество и никакое самое славное мужское деяние, даже победа в войне, не может сравниться с радостью, доступной большинству женщин.
В моей жизни такое было один раз. Потом пугали житейские проблемы. Ненадёжность мужей и страх, что не смогу поднять двух детей в одиночку.
За радость материнства я отдала немалую цену. Много лет работала без отпусков, праздников и выходных, лишь бы дочь не чувствовала себя хуже других. Но оно того стоило.
Чего не скажешь о так называемой «личной жизни» вообще. Каждый из моих мужчин старался от меня побольше урвать. Если не мог добиться, чтоб я тратила на него деньги, пытался максимально отнять время. Когда вспоминаю, сколько физических и душевных сил убито, и как мало получено взамен, зло берёт…
И всегда я чувствовала, что если интересна окружающему миру, то только по одной причине: я – художник. Ведь даже мужья, законные или гражданские, сколько бы их ни было, ценили меня именно за это.
Для меня моё призвание всегда было на первом месте, мужчины – на втором. А последние годы – вообще ни на каком, почему-то.
Уже сколько лет самый страшный из моих грехов - безбилетный проезд в автобусе.
Эмоциональный голод давал о себе знать довольно часто, однако я твердила: да, одиночество немного беспокоит, но что я готова отдать сейчас за то, чтобы у меня было ну хоть какое-то количество семейной, или просто личной жизни? Сколько времени и сил? И получалось, что нисколько!
Пусть мне и не хватает тепла, душевной близости, разговора вечером в кухне о том, как прошел день, возможности смеяться вместе с кем-то, глазея в телевизор, иногда – просто секса… Но чем я готова поступиться, чтобы всё это иметь? Ничем!
Собственно, а что гарантированно имеет замужняя женщина? Любовь? – Нет! Близость физическую?- Предположим… Материальное благополучие? – Как сказать… Теплый бок рядом ночью? - Разве что…
Я вспоминала своих непутёвых мужей…
Каких только недостатков у них не было! Алкоголизм, скверные характер. Корыстолюбие. Лень… Импотент и развратник – в одном флаконе! Хронический Лоботряс попрекал меня тем, что мало денег в семью приношу. Каково?
Почему я находила общий язык только с такими уродами? Почему с «положительными» мне всегда было скучно и неинтересно? Не знаю. Планида такая…
Нет, не хочу тратить нисколько времени на зарабатывание денег больших, чем необходимо мне одной, на «ведение общего хозяйства», на общение с неинтересной мне чужой роднёй со всеми её проблемами. Ради чего? Чтоб на каком-то подобии Страшного Суда специально для замужних женщин мне сказали, что я – молодец и хорошая девочка? Больно нужно…
Главное, боюсь, кто-то попытается сесть мне на шею в смысле чисто материальном. Тогда прощайте, путешествия! Просить по утрам деньги на сигареты…. Выпрашивать с трудом добытое мною на бесконечный ремонт машины. Клянчить на пиво… А жрать-то, жрать сколько будет! Нее, Боливар не вынесет двоих…
Сказала себе твёрдо: всё правильно, я одна потому, что не готова ничего отдать взамен. Ни-че-го.
Ни часа времени, ни рубля денег.
И если в моем возрасте любовь можно только покупать, ну что ж, значит мне она не по карману.
А неженатый-непьющий-с-хорошим-характером-банкир всё равно никогда мне не встретится.
**************
Ущербность такого существования всё-таки слегка ощущалась.
Было что-то неправильное в том, что я тратила все силы на живопись, которая, конечно, – некий заменитель Жизни, а не сама Жизнь. Ведь как по настоящему-то, искусством хочется заняться, чтобы выплеснуть созданные Жизнью эмоции, а не заполнить пустоту, не заменить отсутствующее. Искусство, – оно от избытка Жизни. А не от её недостатка. Не вместо Жизни.
Я давно поняла: женщину питает энергия, которую она почему-то не способна добывать напрямую из окружающей среды, а только из мужской души. Продержаться на собственных ресурсах можно довольно долго, но рано или поздно эмоциональный голод станет невыносим.
Тут какой-то хитрый механизм заложен…
От мужиков заряжаешься энергией, но на них же, подлецов, её и тратишь!
Как такая зарядка происходит? … А чёрт его знает… Когда некто на тебя смотрит вожделенно, само собой появляется ощущение полноты жизни. Начинаешь себе нравиться, казаться красивой неотразимо. Приходит уверенность, что все в порядке, идёт как надо.
Да и секс – дело не последнее. Я помню, как впервые мне удалось испытать пресловутый оргазм с живым партнёром. Это был второй муж… Экспериментировали с Камасутрой… И нашли-таки, случайно нашли позу, в которой я смогла получить вожделенную разрядку… Вот оно, счастье… Заснула потом как убитая, а наутро вскочила рано-прерано, полная сил, переделала кучу дел. Даже курить сразу же бросила!
Тогда-то я и осознала, какова настоящая роль мужчины в жизни женщины: зарядка её аккумуляторов. Ну, кроме зачатия детей, конечно.
Жалко, был он алкоголик , совсем пропащий… И всё, что из этого следует…
На одной чаше весов оказался весь ужасный, бессмысленный (и для ближних - страшно разорительный!) образ жизни бесхребетного, хотя и доброго человека, на другой – только этот самый оргазм. Энергию дал, энергию взял… В конечном итоге больше взял, чем дал.
Пришлось его прогнать…
Пока он жульничал с деньгами, выдаваемыми ему на покупку продуктов в магазине, я терпела.
Но когда тайком от меня обменял на бутылку портвейна одну из лучших моих картин, очнулась сразу, и получил он пинка…
*********
Иногда я спрашивала себя, а почему, чтобы набраться новых сил, я не пускаюсь во все тяжкие? Не пьянствую, не развратничаю? Не только же из скупости. Почему требования общепринятой морали я принимаю за свои собственные устремления? Ведь не только из крепко внушенных в детстве предрассудков о том, как должно себя вести порядочной женщине. Ну вот почему мужики способны нажраться и снять проститутку на ночь, а мы, вернее, я, – нет?
Потому ли, что обычно мне становится плохо раньше, чем я успеваю толком опьянеть?
Или потому, что я не вполне уверена в себе и боюсь косых, презрительных взглядов?
Или потому, что уверена: всё равно не получу того, что мне нужно?
Мне нужна любовь, а не секс, то есть не только секс. Секс – это лишь материальный носитель. Как компьютер – носитель информации, а не сама информация.
Любовь – это такая энергия… Её отдают по доброй воле… Да не отдают, пожалуй, а она сама излучается во все стороны от того, кто любит. А ещё - от молодых и очень жизнерадостных людей. А секс… Просто один из лучших способов как получить, так и отдать любовь: мне кажется отдавать её так же важно, как получать. Ох, сложно всё это!
Если бы я была богата, смогла бы я любовь покупать, как показывают в сериалах про жизнь на Рублёвке? Если бы денег куры не клевали? Не знаю, захотела ли бы я. Ведь: «Любовь нельзя купить!» Можно купить секс… Так же, как можно купить компьютер, но не ради получения океана знаний, а, скажем, чтобы пасьянсы на мониторе раскладывать.
НО можно ли купить хотя бы секс? Точно ли все эти альфонсы и жиголо честно отрабатывают вложенные в них деньги? Но, может, и отрабатывают. А может, они способны худо-бедно любовь имитировать? Или даже – артистически имитировать?
Вероятно, они её даже ощущают на некотором отрезке оплаченного времени?
Ведь вот когда я пишу с натуры портрет на заказ, я искренне люблю заказчика; поэтому заказчикам во время писания всегда со мной хорошо. Мне становится важно и интересно все, что их касается и от них исходит, что они думают и чувствуют. Но люблю я их ровно столько времени. сколько пишу портрет. Сеанс заканчивается, и сразу о них забываю.
Я никогда ничего не узнаю наверняка про этих жиголо-альфонсов, так как вряд ли когда-нибудь стану богата. Да я настолько свела к минимуму бытовые расходы, что не смогла бы себе позволить даже такой экземпляр мужского рода, который можно получить за стакан портвейна.
И какой же вывод?
Я знаю, что мне, если что и нужно, так это настоящая любовь. Но разве возможна любовь без глупых иллюзий? А умение испытывать иллюзии я потеряла . С годами слабеет способность «дуреть от любви». Если раньше, глядя на некую мужскую особь, я думала: «Какой он замечательный!», то теперь, когда кто-то оказывает мне внимание, сразу начинаю прикидывать: «Тааак. Ну, а от этого – какие могут быть неприятности?»
Раньше мне казалось, что я способна дать кому-то неведомому море счастья.
А теперь… Я чувствую, что истратила далеко не все душевные силы и способность любить , но также знаю, что применения им уже не найду. Да и хочу ли?
Рациональные подруги допытывались, почему я не попытаюсь как-то устроить личную жизнь, хоть через какое-то брачное агентство. Не им, а себе, я отвечала так: обратиться в брачное агентство, это по умолчанию значит сказать кому-то: если тебя разобьет паралич, я готова сидеть у твоей постели, держать тебя за руку, нежно разговаривать, кормить с ложечки и выносить горшки; я готова ублажать твоих родителей, даже если они нудные и сварливые, я способна полюбить твоих детей от предыдущих браков, какими бы противными они не были. Как всё это можно обещать кому-то на фотке или на мониторе, или как там происходят знакомства в брачных агентствах? Главное, это как бы гарантировать кому-то, что он – в моей жизни главный. Он. А не живопись. Все это легко и естественно произошло бы по любви, но увидеть себя в роли некоей абстрактной домоправительницы я не могла.
Да меня просто бесит мысль, что я должна буду расходовать свою драгоценную жизнь на ведение чьего-то хозяйства! С меня хватит! Эти тупые мерзавцы мои бывшие мужья воспринимали как должное то, что я трачу на них время, и не понимали, какую жертву я приношу! И ещё смели быть недовольными качеством моей готовки-стирки-уборки… Жалкие ничтожные существа…
Подобными рассуждениями оправдывала я в собственных глазах пассивность в вопросах устройства личной жизни.
Короче, я поставила крест на себе, как на женщине. Воспоминания о бывших мужьях и вообще о всех мужчинах давно перестали вызывать даже досаду, они были свалены в каком-то самом пыльном и темном чулане моей памяти как хлам, который не выбрасывают только потому, что он и на глаза-то не попадается.
Не подумайте, что мне было плохо. Мне было никак.
Живопись занимала меня достаточно и приносила удовлетворение.
И это было не более бессмысленно , чем, к примеру, коллекционирование, или общественная деятельность. Да мало ли времяпрепровождений, отвлекающих людей от очной ставки с вечностью, с холодным серым Ничто. Или Ничем?
***************
Денежки мне всегда давались нелегко, но я никогда не роптала. Ведь когда я выбирала профессию, никто не обещал, что буду много зарабатывать. Напротив, все горячо убеждали в обратном. Да я и не думала о деньгах . Я хотела… славы, что ли? Какого-то приобщения к сонму великих мастеров.
Вообще-то, невостребованность живописи «серьёзной» меня угнетала.
.
Но и тут я должна была выбирать: раз не хочу и ленюсь писать полотна интерьерные, то есть всякие розы-мимозы, васильки-ромашки, речки-берёзки и прочие сладкие слюни, яркие и жизнерадостные, как поздравительные открытки, а хочу выражать свои истинные мысли и чувства, моё искусство мало кому может быть интересно.
Что говорить про картины философского содержания… Даже и просто нормальный реалистический пейзаж продать трудно. Всем подавай «красоту». Подавай сказки, грёзы, «сны золотые»…
Мне упорно приходит на ум сравнение с танцульками. Кто там пользуется успехом? Развязные размалёванные шлюшки. … Скромная, хоть и симпатичная девушка может быть незамечена.
Обижаться на то, что не покупают твои глубокомысленные картины, нечего.
Вот говорят, искусство – зеркало жизни.
Зеркало-то, оно зеркало… Но…Люди не хотят видеть в этом зеркале убогую действительность. Подавай им мир преображённый.
Почему? Думаю, ответ таков: покупатели, приобретая картину, подсознательно чувствуют, что та будет на их существование влиять, как волшебная палочка, она даже может их жизнь перепрограммировать, и потому выбирают те полотна, на которых изображён мир сказочно прекрасный, пусть и нигде в реальности не существующий.
Как-то я уговорила себя, что и тут всё правильно.
Так и жила – «без радости, без муки», пребывая в относительном душевном равновесии.
И рассчитывала прожить долго и спокойно, главным образом ради любопытства. Ради того, чтобы узнать, а как будет дальше развиваться история человечества? Повторятся ли в двадцать первом веке схемы исторических коллизий веков прошлых?
Себе я отвела роль хладнокровного и отстранённого наблюдателя
Не тут то было.
Продолжение здесь: http://www.proza.ru/2017/04/02/2152