Синица в кулаке

Надя Овсянникова
                Лучше никогда не понять, чем
                понять слишком поздно. 

     Этой ночью человеку снился журавль. Большой-большой. Белый-белый. Он кружил
в беспредельной выси зыбким призраком и едва слышное курлыканье обволакивало мир неземной печалью. Человек взмахнул руками и взмыл под облака, в бархатное небо несбыточной мечты: и ночь цвела белыми звездами, и журавль бил крылом у виска... Человек заплакал от счастья. Он протянул ладони к призрачной птице, но солнце раскрыло златые очи и журавлик тихо растаял в рассветном мареве. Человек застыл на гребне нереального. Душа боялась пробуждения...  Солнечный блик скользнул по небритой щеке и замер на запекшихся губах; и в ту же минуту кто-то неуверенно стукнул в окно. Человек вздрогнул и рухнул на землю.

     Он открыл глаза и тяжело вздохнул. Робкий стук звал к окошку. Человек не шелохнулся - лениво ждал: он твердо знал, что стук повторится. И стук повторился: забился в полумраке комнаты, словно испуганное сердце, будто SOS в утреннем тумане. Стук звал, - тихо-тихо, едва слышно, - звал и звал... умолял...

- Опять прилетела! - подумал раздраженно человек и бросил недовольный взгляд на посветлевшее окно. Там, цепляясь застывшими лапками за оконный крест, трепетала на холодном осеннем ветру маленькая озябшая синичка - неприметная синяя птица безответной любви.
     Тук-тук-тук...

- Вот бестолочь! - под щетиной заиграли желваки. Человек нахмурился и резко откинул одеяло.

     Синичка, прижавшись к стеклянной преграде яркой грудкой, напряженно вглядывалась в теплый мир за прозрачной стеной, стараясь разглядеть в темной глубине комнаты большого сильного человека. Тук-тук-тук - выстукивало птичье сердечко, и встревоженный взгляд искал во тьме любимый образ, и чуткий слух ловил в тишине дорогой голос. Тук-тук-тук...

     Он метнулся к окну хмурой тенью. Увесистый кулак гневно обрушился на крылатый силуэт. И стекло хлынуло на синие крылья звенящим водопадом, и испуганные очи затопили слезы, и ветер, завывая, подхватил израненную птицу и закружил ее в ворохе мертвых листьев.

     Человек молча стоял у разбитого окна. Один в своем невзрачном домишке. Осень окутала его мирок сизым туманом и осела на поникшую голову  седой изморозью. Пропыленная штора билась у виска белым флагом. Дождь втаптывал в грязь потемневшие перышки... Тук-тук-тук... тук-тук-тук...

     Ему снились синие крылья. Каждую ночь. И влюбленные глаза снова и снова тревожно заглядывали в его душу.

     Он просыпался задолго до рассвета и печально смотрел в немое окно. Одиночество стояло комом в горле. По черному стеклу сбегали черные слезы. Он ждал. Сердце задыхалось от тоски. Душа хотела забыться. Он ждал и ждал заветного стука: изо дня в день, из месяца в месяц... Но никто не стучал в его продрогшие окна. И никто не жался к стылому стеклу в надежде увидеть его улыбку. И было тихо. Очень тихо.  До звона в ушах. До боли в висках. Лишь где-то в сером поднебесье о чем-то горько плакали журавли...
                * * *
     Горе тому, у кого не хватает ни умения изловить журавля,
                ни ума уберечь синицу!
                2000г.