Мужчина, которого ты выбрала – стоит на холме и ждет тебя. Ты карабкаешься вверх, чтобы утолять его жажду, несешь в сложенных лодочкой ладонях свою запыхавшуюся нежность, страх потерять его, желание принадлежать ему. Если ты ловкая, то ничего не расплескаешь, напоишь его, постоишь рядом в его объятиях, полюбуешься в изумлении на бескрайние просторы и соседние холмы, и снова вниз, семеня и боясь споткнуться - чтобы набрать следующую пригоршню того, в чем он нуждается. Отдохнешь немножко и опять наверх, к нему, единственному, не расплескать бы, не упасть, не закружилась бы голова.
…Скоро от такой жизни ты стала уставать. Во-первых, все больно уж статично - один и тот же маршрут, одни и те же заботы. Во-вторых…У него там на холме движуха, в которой ты, как стало понятно, участвуешь только информативно. И все чаще случалось, что доползаешь на эту крышу мира – а там никого. И записка под камнем шелестит на ветру «с пацанами в боулинге». И стоишь как дура, озираешься, слезы в рот бегут. Выплеснешь в землю то, что принесла, стряхнешь капли с ладоней, вытрешь о подол. Сядешь ждать его, катая во рту горячую обиду.
…Через время он и сам устал от твоего нытья, от мертвой хватки любви, от прогорклости заботы. Нанял рабочих и соорудил лифт. Вуаля! Катайся, и трехлитровыми банками – наверх полную, вниз пустую - вози туда-обратно свои ожидания на его счет. А лучше просто поставь на платформу полную банку, а сама внизу оставайся. Пустая тара сама приедет. Не говорил так, конечно, но смотрел тяжелыми глазами, каждый раз ожидая твоей истерики.
И однажды он тебе этот чертов холм оставил вместе с лифтом и ушел - после неприятного объяснения, смыслом которого было обоюдное острое желание быть подальше друг от друга. Ушел. А ты осталась. Озирать бескрайние просторы и размышлять в сердечной тоске, как жить дальше. Лифт гудел никому не нужной конструкцией, ржавел без работы, проседал, вздыхая стальными тросами.
…Следующий мужчина, которого ты выбрала, оказался в твоем положении – возил тебе на холм свою любовь, смутно подозревая, что он втиснулся в чужой лифт и, строго говоря, чужим холмом пользуется. Но ты была счастлива. Тот волшебный эликсир, который ты таскала первому, и который теперь принимала от второго – раскрашивал твое восприятие в такие невообразимые цвета и оттенки, что жизнь на холме теперь казалась пределом мечтаний. Пока не сломался лифт…
Сначала он поскрипывал и натужно стонал, намекая на профилактику. И в какой-то момент просто не поехал вверх с привычной порцией счастья и эйфории. Ты отчетливо поняла, что, находясь на вершине холма, мало просто ожидать заботы, нужно еще неустанно следить, чтобы все крутилось, было смазано, подкручено, подлатано, подкрашено. И самым печальным оказалось, что те, кто суетятся внизу, доставляя наверх ощущения легкости и радости, даже приблизительно не знают, как чинить поломки и где брать средства на содержание холмов. Никогда этого не умели, да и не должны.
Твой мужчина, задрав голову, бессильно дергал трос лифта и ветер доносил его стенания о том, что он не может до тебя добраться. Ты засучила рукава и бросилась решать вопросы, разгребая одну проблему за другой. Работы было много. Когда ты закончила, и лифт бесшумно и задорно поднял твоего неумелого мужчину наверх, ты, отерев пот со лба, сухо сообщила ему, что такой расклад тебе не подходит, что ты женщина и все такое. Он потоптался печально рядом, вздохнул, утер скупую слезу и отбыл обратным рейсом.
Теперь и с первым и со вторым ты связана только телефонными рингтонами и необязательными вопросами «ну как оно все?»…
Судьба, посмеиваясь, предлагает нам разнообразные холмы и эликсиры, разных мужчин и женщин, разные обстоятельства. Вопрос, как мы распоряжаемся тем, что дается, как выбираем. И с чем остаемся после сделанного выбора.