По ходу пьесы

Татьяна Назарова 5
Дороги были, как и обычно, забиты и добраться воскресным вечером куда бы то ни было в этом крупном индийском городе составляло ту еще задачу.   Казалось, что, как минимум, половина из проживающих здесь десяти миллионов в раз решила куда-нибудь съездить и сейчас на дорогах был весь транспорт, который вообще имелся в Бангалоре.
Машины перемежались с автобусами, мимо них шныряли тук- туки, все остальное свободное пространство заполонили байки. Так и напрашивался вопрос:
- Ну мы-то понятно куда едем, а вы-то все куда?

Мы же спешили во французский культурный центр Бангалора на концерт одного из французских же саксофонистов, по крайней мере, так представляли мероприятие в рекламе. Как он будет играть один весь концерт я не понимала, саксофон все-таки, но в Индии всегда надо оставлять место для некоторой доли неожиданности.
Никто к вам не выйдет и не скажет игривым голосом:
- Сюрприииииз!
Но то, что что-то пойдет не так, как было заявлено, это точно.
Поэтому мы сильно голову не забивали, воскресный вечер, французский центр, концерт - все уже было отлично.
Я одела жемчужное ожерелье, подаренное мне Прадипом, потом вынула браслет с лунным камнем и долго примеряла все это, пытаясь понять насколько комфортно им будет на мне вместе во французском центре с саксофонистом.
- Очень комфортно! - Наконец вынесла я вердикт и мы поехали.

Французский культурный центр оказался премилым местом с парком и уже зажженными фонарями, которые придавали этому пространству еще больший уют. Народу внутри было немного, но до начала еще оставалось время, зал был закрыт и мы прогуливались в фойе, разглядывая рекламу предлагаемых будущих концертов.
Из-за закрытых дверей периодически появлялись какие-то подозрительные личности европейской наружности, небритые, зевающие, в мятых рубашках. Одним словом, французы.

- Ты знаешь, какой контакт я обнаружила недавно в своем телефоне ? - Внезапно пришло мне в голову.
 Прадип посмотрел на меня:
- Какой?
- "Француз, муж подруги Ани." Вот клянусь, так и забито- " Француз, муж подруги Ани".
- И кто это?
- Понятия не имею. Не единой мысли.
- Ну позвони и узнай .
- Позвонить и начать следствие? Скажите, вы француз? У вас есть жена? У нее есть подруга Аня? Судя по всему, из всей этой цепочки я должна знать именно Аню.

Я помолчала и добавила:
- А вдруг мне ответят " да" на все три вопроса? Тогда мне останется задать последний четвертый - Ну и откуда я вас всех знаю?

Мы захохотали.

Народ постепенно прибавлялся. Прозвенел звонок, приглашающий в зал, и двери открылись.
Внутри было очень уютно, зрительские места располагались полукругом вокруг небольшой сцены, декорированной в темных тонах.

В ожидании начала я рассматривала зал и публику.
- Ты знаешь, - я наклонилась к Прадипу, - это место очень напоминает тот маленький театр, куда мы ходили с мамой на ее последний день рождения.
- Ааа, я помню, ты рассказывала, - кивнул Прадип.
- Там тоже был маленький темный зал и небольшая сцена. И пьеса о юбилее одной пожилой дамы. И у мамы тоже был день рождения. Очень, очень похоже место.

На сцену поднялся директор центра и на смеси французского с английским сказал пару слов о них самих, о красоте французского языка и представил сегодняшних исполнителей, группу, играющую джазовую инструментальную музыку.
- Оооооо! -  Сказали мы хором с Прадипом, так как оба обожали джаз.
Директору похлопали и на сцену один за другим стали выходить как раз те мятые и небритые, которых я видела в фойе.

Саксофонист был прекрасен, в мятой белой перекошенной и не застегнутой рубашке, с волосами в творческом беспорядке и полностью отрешенным взглядом. Флейтист на его фоне смотрелся бы почти академично, если бы не был босиком. Гитарист, в отличии от них обоих, был и обут, и одет, и застёгнут на все пуговицы, но был совершенно лысый. Про барабанщика сказать что-либо определенное было трудно, барабанщик!
И они стали играть.

С началом первой композиции я поняла, как нам повезло, это было то, что надо! Именно сейчас, в этом уютном зале и этим воскресным вечером!

Тогда нам тоже повезло со спектаклем. Это была традиция, не долгая, но поддерживаемая в течении последних нескольких лет - отмечать мамин день рождения походом в театр. Не всегда удавалось найти что-нибудь интересное, конец сентября, не все театры начинают свои сезоны в это время. Но в тот год на ее последний день рождения нам повезло.
Мама была в черном и в гранатовых бусах. Зал был такой же маленький, темный, комфортный.
По ходу пьесы главная героиня отмечала юбилей среди своих родных, дочери, внучки и правнучки. Она была больна, но не хотела показывать это.
Мама тоже была больна. И тоже с удовольствием отвлекалась от своей болезни, когда еще могла.

Меня всегда поражал тот момент, когда музыка перестает иметь связь с исполняющими ее музыкантами и становится как бы сама по себе. Вот еще секунду назад я понимала, что эти люди на сцене, именно они создают эти звуки. А потом незаметно эта связь исчезает. Есть музыка и есть музыканты, на которых просто интересно смотреть. И теперь уже музыка руководит ими, а не наоборот.
Саксофонист по-прежнему был не здесь, но уже ни одна я переживала по этому поводу, теперь даже гитарист периодически на него посматривал, как бы контролируя. На его взгляды, правда, никто не отвечал, все, кроме гитариста, играли с закрытыми глазами.

Музыка была здесь и эти четверо со сцены были теми, кто привел ее сюда, теперь же они просто присутствовали и наблюдали, как и все мы.

В том спектакле пожилая дама вспоминала свою жизнь и ни о чем не жалела, ей не о чем было жалеть, она всегда жила полной жизнью, радуясь каждому дню. Только это она и желала своим девочкам разного возраста - радоваться каждому новому дню!

Когда мамы не стало, я внезапно поняла, что теперь мне больше некому и нечего доказывать. Все, что я успела, я уже доказала. Или не доказала. А теперь все. Я и не думала раньше, насколько тяжел груз той ответственности, который мы сами себе определяем - кому и что мы решили доказывать. А когда эта ноша снята с плеч, ты, как воздушный шарик, с переполняемым чувством внезапной свободы, взмываешь вверх. Свободы от осознания, от принятия себя таким какой есть, без всяких доказательств.

Джаз прекрасен своей неповторимостью. Вся его прелесть в импровизации, в спонтанности, в принадлежности моменту. Обуй сейчас флейтиста, расчеши саксофон, застегни на нем рубаху и все пойдет не так, не хуже или лучше, а по-другому. И это будет уже другая история той же музыки. У них всегда есть только "здесь и сейчас" рассказать всем очередную версию. В следующий раз, в другом зале, для новой публики будет новая история, имеющая лишь какое-то отношение к сегодняшней, повторить не получится, да и не зачем.

У нас тоже была история, она получилась интересной, местами бурной и уж точно со множеством импровизаций по ходу, история наших отношений, в которой роли нам были распределены изначально - мама и дочь. Она закончилась и переиграть некоторые ее сцены уже не получиться, как бы ни хотелось, все записано так, как вышло. Но в следующий раз, когда мы соберемся снова, мы можем попробовать исполнить новую версию пьесы, кем бы мы ни оказались друг для друга в том будущем спектакле, друзьями, отцом и сыном, супругами?

Саксофонист представил по очереди всех музыкантов и я поняла, что он такой отрешенный и в реальности, он никуда не улетал, вернее, может и улетал, но случилось это с ним давно и с тех пор он больше не возвращался.
- Сейчас будет последняя композиция на сегодня! - Завершил он свою речь.
- Уууууууу, - разочарованно протянул зал.
Он улыбнулся:
- Поехали.

И снова музыка была здесь в этом уютном зале жарким воскресным вечером на небольшом французском пространстве посреди крупного индийского мегаполиса. И, как каждая полюбившаяся нам история, так не хотелось, чтобы она заканчивалась.