***
Ровно в 7 часов утра по московскому времени 1983 года, когда Александр Дмитриевич уже потихоньку просыпался, на связь вышел Благодетель. Средства коммуникации Общества Нового Века позволяли бесшумно общаться в различных временных континиумах. К его уху был прикреплён прозрачный потомок наушника в виде едва различимой белой точки. Это же устройство легко и качественно воспроизводило его речь даже полушёпотом. Сам президент разговаривал по скайпу из резиденции на территории бывшей Греции - ныне столице Общества Семейного Уюта.
- Господин президент (он сам удивился своему официозному обращению) - я сделаю всё возможное, чтобы добиться депортации Соболева. Но за результат на сто процентов, конечно, не ручаюсь. Александр Дмитриевич для меня непредсказуем. Я не способен "считывать" его поведенческие алгоритмы, говоря языком "физиков".
- Не переживай, ты (в целом) грамотно построил диалог - ободряюще откликнулся Благодетель. - За исключением единственной - даже не ошибки, а так... помарки.
- Какой?
- Сам не догадываешься? Не стоило вслух пускаться в лично-патетические и сентиментальные воспоминания о 80-х - еле заметно усмехнулся он. - Но на итоговый результат это не повлияло, успокойся.
- "Не повлияло"... в прошедшем времени? Вам уже известно решение Соболева?
- Нет. Но, как ты понимаешь, это далеко не первые переговоры о депортации, за которыми я с интересом слежу из своего века. И поверь, практически никогда не ошибаюсь. Александр Дмитриевич никуда не отправится.
- Странно - с искренним удивлением и огорчением одновременно откликнулся он, на секунду забывшись, что не стоит общаться так громко. - Мне, всё же, думалось, что я практически склонил Соболева к депортации, но - как человек научно-практического склада ума он (на всякий случай) решил ещё раз всё обдумать и подождать до утра.
- Вероятность положительного ответа крайне невысока (он услышал в самой интонации, как президент огорчённо мотает головой). - Впрочем, ты знаешь - как попытаться его, всё-таки, переубедить. Не стану мешать окончанию разговора...
***
Соболев вышел к завтраку в совершенно спокойном и безмятежном состоянии. Его лицо всё ещё хранило отпечаток крепкого 8-часового сна на свежем дачном воздухе.
- Невозможно "читать" подобных людей - усмехнулся он про себя. - Та информация, от которой я сам не сомкнул бы глаз до утра, ничуть не нарушила привычный сон Александра Дмитриевича. Всё в прежнем распорядке выходного: завтрак и научные труды.
- Вы, я вижу, не выспались - прервал его внутренние размышления Соболев. - Уж простите, но ничего, кроме старенького дивана, предложить Вам не мог. Я живу здесь один и по-холостяцки.
- Высплюсь я только в своём нынешнем веке - улыбнулся он, - и то совсем не Ваша вина. Александр Дмитриевич! (он взглянул в глаза учёного). - Смешно произносить, что "у меня мало времени", ибо я вернусь назад всего на минуту позже своего отбытия. Но здесь для меня прошли уже почти 24 часа. Я прекрасно знаю ваше будущее, если Вы останетесь в своём измерении, но (тем не менее) абсолютно не вправе настаивать на депортации. Я лишь хотел бы услышать конкретный ответ - он искренне развёл руками.
Соболев вновь замолчал минут на пять, вглядываясь в сад у веранды, словно он надеялся разглядеть кого-то в толще деревьев. - Господи - подумал он - ну как полноценно общаться с человеком подобного психотипа?! Дело не в пресловутом "понимании" - в абсолютной степени его нет между любыми людьми. Но... темперамент, эмоциональность, отзывчивость. Синхронность - подобрал он самое точное слово. Мы с ней можем иногда недопонимать друг друга, но всегда "на одной волне"...
- Птицы - внезапно прервал молчание Александр Дмитриевич - Вы, "лирик", наверняка заметили, раз уж не спали - как тут поют птицы даже в августе? А какой рассвет в Подмосковье...
Он ожидал чего угодно, но никак не подобного поворота беседы. И бросил на него растерянный взгляд.
- Успокойтесь, я Вам верю - слегка улыбнулся учёный. - Нарочно придумать то, что Вы мне рассказали; тем более - те формулы и чертежи, что Вы принесли - невозможно. А для "физиков" не существует фраз плана "не может быть!" - они всегда смотрят только на факты. Факты - удивительны, неправдоподобны, но - вместе с тем - совершенно очевидны.
- Александр Дмитриевич - очнулся он. - Я не думаю, а прекрасно знаю наперёд: здесь Вы себя не реализуете. Иначе, Совет Президентов третьего тысячелетия не стал бы единогласно ратовать за Вашу депортацию.
- Судя по всему, Вы... как это принято называть (он поморщился, подбирая точное слово) - из очень гуманного Общества. Если государству нового века так нужны мои мозги учёного, можно ведь и не церемониться. Перенести меня туда без всяких собеседований и уговоров, понуждая к работе за кусок хлеба...
- Именно! - горячо откликнулся он, нащупав, наконец, хоть какую-то синхронность в диалоге. - Но для нас, как и для Творца Вселенной, бесконечно важна воля самого человека. А уж про "хлеб насущный"... В быту Вы будете обеспечены всем необходимым, даже не думая об этом. Максимальное сосредоточение на науке. Разве это не то, о чём Вы мечтали? - не удержался он от эмоционального восклицания.
Соболев улыбнулся как-то снисходительно и устало одновременно.
- Я же Вам сказал: птицы. Рассвет. Подмосковье. Любимый стол с научными трудами. И ещё - семья. Моя Аллочка... она правильно ушла от меня, я её совсем не обеспечивал и был глух к ней по-человечески. Завтра Андрюшенька пойдёт в шестой класс - как я могу пропустить школьную линейку?
Тогда он открыл свой кейс и набрал воздуха в лёгкие - перед тем, как выложить на стол последний козырь.
- Я терпеть не могу давать советы - даже близким друзьям, или любимой женщине. Но, в данном случае, у меня есть знание вашего будущего, на случай, если Вы решитесь остаться тут слушать подмосковных птиц по утрам. Так вот, Александр Дмитриевич... (он вздохнул). Повторяю: Вам никто не даст здесь самореализоваться. Только в 1997 году мелькнёт шанс продать патент на Запад, но Вы уже будете больным и бесконечно уставшим от жизни человеком с потухшими глазами.
Он достал из дипломата несколько аккуратно завёрнутых целлофановых пакетов.
- Здесь - деньги. Настоящие советские рубли. Ровно 100 тысяч!
Ни один нерв не дрогнул на лице учёного. Напротив, в глазах мелькнула тень доброй насмешки.
- Вы пытаетесь меня купить?
- Александр Дмитриевич - теперь уже усмехнулся он - и где Ваша учёная логика? Я возвращаюсь в своё измерение. И Вы мне ничем не обязаны. Хотя, за такую сумму - увы! - тысячи даже самых ближних родственников легко идут на любые мерзости. Сегодня среда. Вы можете съездить в Москву и положить большую часть суммы на книжку сына в Сбербанк до его совершеннолетия. Остальное отдать супруге, хотя любые деньги и не пойдут ей впрок, уж простите. А я - как бы мне ни хотелось поскорее домой - подожду Вас здесь.
Соболев вновь надолго замолчал и как-то рассеянно глотнул чай, но он уже ожидал этого. Наконец, учёный поднял глаза:
- Вы - счастливый человек?
- В новом веке - да. Скажу сверх того: помолодел и расцвёл.
- Да, это видно - пусть я и не знал Вас до депортации. Но, понимаете... хоть и не люблю я всех этих "отвлечённых философий" (он подбирал точные слова) - для меня, вероятно, само понятие "счастье"... нет, не иллюзорно, но... имеет совсем не то наполнение, что для Вас. То, что Вы так убедительно обосновываете - о моём будущем, этом веке, отсутствии перспектив - всё правильно и логично. Но... видите ли, я не жалую поэзию, поэтому даже не помню - ни автора, ни стихотворение целиком. Лишь одну строку - "Времена не выбирают - в них живут и умирают".
- Александр Дмитриевич... Вы хотите донести свой личный крест до конца. Это я понимаю и уважаю. Только... всё равно - никому и ничего этим не докажете, поверьте. Человек создан для реализации своих талантов, если Вы не жалуете слово "счастье". Через это, во многом, он несёт лучик света и другим людям, с подавляющим большинством из которых он даже не знаком лично. А ваши разработки важны для всего человечества Будущего - иначе меня не отправили бы сюда просить Вас о депортации. И, еще... (он решительно рубанул рукой по воздуху). - Человек имеет право навсегда расстаться с теми, кто не ценит и не уважает - ни его путь, ни его самого. Подумайте - каким бы был наш Мир, если бы состоял сплошь из людей, тянущих унылую лямку личного креста из механистичного долга и бездумного послушания. Ничего бы не было - никакого Искусства во всём его многообразии...
Соболев тонко улыбнулся.
- Знаете, у нас ведь тоже был поверхностный курс философии на физмате. Наш диалог - как в диалектичном изречении Сократа, которого два спорщика призвали третейским судьёй. Он внимательно выслушал обоих и изрёк: "Ты - прав. И ты - тоже прав"... Так вот... как бы это сформулировать точнее... Я признаю Вашу правоту, но выбираю - свою...
- Что ж (он тяжело выдохнул). Понимаю, хоть и абсолютно не согласен с Вами внутренне. Тогда - прошу, выслушайте меня на прощание. Не донкихотствуйте и возьмите деньги. Считайте, что они даны Вам в соответствии с талантами и ради науки. Только, будьте аккуратнее. Еще раз (простите!): вашей супруге эти деньги впрок не пойдут. Более того, уже через год она будет ждать, что вы дадите ей новую крупную сумму. Положите лучше сыну на сберкнижку, но имейте в виду: в 1992 году этот вклад со всеми процентами полностью сгорит, и наше расчудесное государство даже не извинится перед собственными гражданами. И подумайте о себе. Купите машину для поездок на дачу. Удобную квартиру. Приборы, насущно необходимые для научных разработок. И не ходите более "в народ" - на этот поганый рынок с ушлыми барыгами и торгашами. Человеку с вашими умом и интеллектом труд необходим только в качестве реализации призвания, а не как "воспитательная мера"...
- Хорошо... (Соболев вновь задумался, но уже ненадолго). - Сколько мне осталось?
- 14 лет и 11 месяцев - отчеканил он, словно приговор на суде.
- Так много? Очень хорошо, я ещё успею кое-что сделать. Погодите! - прервал он его, предчувствуя новые возражения. - Я благодарен... Вам, вашему государству за подобное участие к моей судьбе. Все свои научные труды я передам через камеру хранения на Белорусском Вокзале незадолго до смерти. Вот - номер ячейки. Изъять их с возможностями вашего века будет совсем несложно. А сейчас - прощайте и отправляйтесь к дорогому для вас человеку в лучшее время. Спасибо Вам - за всё...
Всякие слова стали излишни. Несмотря на некоторый драматизм момента, он внутренне возликовал от долгожданного возвращения к ней в приютивший их новый век. Они пожали друг другу руки и расстались...
ХХ
- Спасибо за достойную работу, отдыхай и набирайся сил. По правде говоря, я изначально не слишком-то надеялся, что нам удастся вытащить Соболева. Но он согласился передать все свои научные труды. Там много интересных разработок для Сообщества учёных. Так что ты уже помог сделать наш Мир лучше - подбодрил его Благодетель по скайпу сразу по возвращению в Дом.
Он впервые слушал его рассеянно и в пол-уха. Радуясь, как ребёнок, - Дому, саду и веранде. В ночь с 30 на 31 августа 1983 года он не смог заснуть ещё и потому, что невзирая на все гарантии и логику, в его мозгу периодически мелькала мысль: а вдруг я не вернусь в свой нынешний век? А что, если...
- Спасибо. Я ещё плохо соображаю после такого... путешествия - извинился он перед президентом. - И хочу выйти на связь с возлюбленной.
- Конечно - понимающе произнёс он. - Чтобы завершить дело до конца, скину тебе файл о судьбе Соболева. Всё, отдыхай - кивнул он. - Конец связи.
Он дал на экран голосовую команду с номером её личной карты.
- Привет, я дома. Об остальном - потом лично. Если честно, не спал всю ночь и здорово измотался.
Она не смотрела - изучала насквозь его бледновато-осунувшееся лицо по скайпу.
- Тебе плохо. Я сейчас отпрошусь со службы и сразу приеду!
- Не надо никуда отпрашиваться! Всё, что мне насущно необходимо - выспаться часов 6. И здесь я буду спать, как ребёнок. А к вечеру стану совсем здоров - улыбнулся он.
- Хорошо - с долей сомнения ответила она. - Но я, всё равно, вернусь сегодня чуть пораньше...
Последнее, что он успел сделать по скайпу, уже закрывая глаза - заказать на 18:00 автодоставку двух бутылок охлаждённого шампанского с фруктами и холодными закусками. После чего рухнул в глубокий сон без всяких "видений"...
***
Он едва успел проснуться, прочесть файл о Соболеве, присланный президентом и быстро принять душ, как вернулась она и они буквально накинулись друг на друга. Потом сидели на веранде, неспешно разливая шампанское.
- Надеюсь, в ближайшие годы больше не будет таких "государственных командировок" - произнесла она. - Если бы ты таскал кирпичи на стройке, я была бы спокойнее.
- Совершенно неправдоподобная, но реальная созависимость друг от друга - вдруг подумал он. - И только ли потому, что мы, действительно, подходим друг другу во всех смыслах и внешне одиноки в социуме нового века?
Потом пересказал ей - почти дословно - весь диалог с Соболевым. И добавил:
- Как я и предполагал, деньги не изменили - ни Александра Дмитриевича, ни его меркантильных ближних. 30 тысяч он положил сыну на сберкнижку. 30 отдал жене. 40 оставил себе, купил "Жигули" четвёртой модели, однокомнатную квартиру поближе к даче. Даже не приоделся и не сделал ремонт. Супруга беззастенчиво истратила почти половину суммы на своего любовника, а потом вытрясла с мужа ещё 10 тысяч. Единственное, что оптимистично во всей этой истории - он перестал катастрофически нуждаться и получил время ежедневно заниматься наукой. В 1996 году Соболеву потребовалась операция по шунтированию сердца, которую делают только в западных клиниках. Естественно, денег даже на авиаперелёт уже не было. Умер в одиночестве на даче в июле 1998 года. Жена и сын даже не пришли на похороны. А потом через суды делили нехитрое наследство с его небедным двоюродным братом, который при жизни и слышать ничего не хотел о родственнике. За два месяца до смерти он передал все свои труды и разработки в камеру хранения на Белорусском Вокзале. И написал в записке, что прожил счастливую жизнь и никого ни в чём не винит...
Она тихонько положила голову на его плечо.
- Знаешь, тебе тоже не в чем себя винить. Ты сделал всё, что мог. Он пошёл на осознанный выбор. Ты - умный. А я... такая дурочка. Попроси меня "завербовать" Соболева - ничего умнее, чем женская болтовня про Дом, быт и комфорт нового века не произнесла бы...
- Но ты безошибочно знала заранее некоторые вещи. Например, о том, что он вовсе не столь несчастен, каковым показался мне со стороны, при первом изучении досье.
- А это... (она небрежно махнула рукой и улыбнулась). - Нет тут никакой мудрости... Просто, ты не психолог и не женщина.
Он откупорил вторую бутыль шампанского, разлил, выпил и вдруг заметно повеселел, что-то вспомнив.
- Ты кого сейчас назвала "умным"?! - прыснул он. - Так вот, слушай. Май 1990 года. Первая игра на Кубок Школы по футболу. Против вашего девятого Б. Ты, слава Богу, смотреть не пришла.
- У нас мальчишки плохо играли. Вот мы их и не смущали своим присутствием.
- Вот-вот. Смотрю - у них в составе худощавый, неспортивный "ботаник" Лёшка Сочнов. Скажи - чем Лёша провинился передо мной на всю жизнь? Три секунды на размышление!
- Тем, что сидел со мной за одной партой - прыснула она.
- Вот именно. Кровный враг. За несколько секунд всё домыслил и сконструировал в уме, наплевав на безбожно хромающую фактологию. У них там роман! Не может быть, чтобы он сидел с такой красавицей за одной партой и ничего не было!!!
Она рассмеялась - по-девичьи и звонко.
- Лёшка по Тане тихонько вздыхал. Ну той, что тебе однажды звонила в Ночной Канал передать привет от всей бывшей школы. Мне даже жаль его было, так мучился. А ко мне - ноль эмоций.
- Тане... это Кузнецовой?! Господи, в жизни бы в ёё сторону даже голову не повернул. Ладно, слушай дальше (его уже трясло со смеху изнутри). - За минуту до начала матча говорю своим: я сегодня играю персонально с Сочновым. По всему полю. Очень опасный игрок. Нельзя ни на секунду оставлять без внимания. Гол забьёт! Наши смотрят на меня, как на психа. Мол, ты чего?! - иди в атаку, у них команда слабая, этот Лёша попал в состав для численности - мальчиков в классе мало! Я ни в какую: играю с Сочновым! (Слава Богу, никто ни о чём не догадался, а Холмса с Пуаро не нашлось).
Он рассмеялся.
- Всю игру я, как привязанный, ходил за Лёшей, толкал, пихал и пару раз крепко вдарил по ногам. Он тоже был ошарашен. Мы выиграли (в чём не было никакой моей заслуги!) и после финального свистка я показал ему средний палец. День спустя он подошёл ко мне на спортивной площадке: ты чего, белены вчера объелся? Что я такого тебе сделал?! И тут... я молча скрутил его руку и от души надавал пинков и подзатыльников. Потом - содрал с его тощей фигуры полосатую майку и вытоптал в пыли.
Он усмехнулся, но уже грустно.
- Это сделал тот же самый человек, что недавно внешне умнО дискутировал с учёным о смыслах, призвании, счастье и кресте. Потом, уже в 1993 году, извинился перед ним за те мерзости. Знаешь, единственное утешение, что человек... это такая многосложная, но по-своему интересная скотина...
Она понимающе улыбнулась.
- Успокойся. Мало ли какие глупости мы творим в юности... Главное, что "скотина" вернулся из 1983 года.
Они рассмеялись с непосредственностью малых детей и отправились спать, согревая друг друга в один из последних безоблачных вечеров новой жизни...
(продолжение следует)