Меня друзья много раз спрашивали, как я начал писать… Я отмахивался, говорил свою любимую фразу «Это долгая история». Но вопрос начал повторяться все чаще и чаще, и я уже начал отвечать кратко, что начал писать лет в 13-15, потом добавлять, что попытки что то написать были и раньше, но сам для себя понимал, что это только 10% от той правды, от того зимнего дня, когда я достал первый раз тетрадь и начал что то писать.
У прекрасного детского (да и не только детского) писателя Валентина Крапивина есть рассказ «Остров приведения», в котором он, интересно и с присущим ему юмором написал о своем первом писательском опыте в детстве. Этот рассказ был одной из причин, почему я долго не писал о том, как я начал писать. Но, в конце концов, времена меняются, а желание многих, как написал бы Крапивин, серьезных людей девятилетнего возраста написать – остается. Валька Крапивин, писал около плохо греющей печки-буржуйки в послевоенное время – я начинал писать в двухкомнатной квартире в далеком, уютном, таежном дальневосточном городе. И дело было так…
Это была осень 1991 года. Я сидел после школы, уставившись в телевизор, где очередной политик, расписывал прелести жизни, если его изберут. Было скучно, и нужно было чем то заняться. Но чем? Книг новых не было, а старые были перечитаны до дыр. Об игровых приставках и компьютерах тогда никто и не мечтал. И я, как то, даже удивляясь этой мысли, решил написать роман. Причем сразу роман. Не рассказ, не повесть, а именно роман. Я так и представил его, в виде толстой книги, в красном переплете. Картина была заманчивая. Я встал с дивана и подошел к столу. Достал из нижнего отсека стола 12 листовую тетрадь и положил рядом с собой…
«Нет, - подумал я, - Роман это толстая книга. Тут одной тетради маловато. Надо четыре еще взять!». Что тут же и сделал. Положив перед собой тетрадку, я открыл её, убрал промокашку (нынешние школьники и слыхать не слыхивали об этой вещи), и написал посередине первой строки очень красиво и многообещающе:
ГЛАВА I
Дальше я задумался…. Нужно было найти сюжет. А сюжет, как и положено, не находился.
Надо немного отмотать события, что бы рассказать, как я пришел к идее написать книгу. Что-то придумывать, фантазировать, я начал ещё с детского садика. Однажды, насмотревшись «Как закалялась сталь», я даже придумал себе роль красноармейца перед расстрелом. Как он одновременно мучается от страха смерти и в тоже время хочет достойно встретить её, что бы белогвардейцы не сочли его за труса. Я проиграл этот сюжет раза три в зале перед телевизором. Станиславский бы, наверное, поверил бы мне без всяких придирок. Но на третьем прогоне образа в дверь не слышно вошла сестра. И в момент, когда бедного красноармейца должны были уже расстрелять, я услышал громкий смех. После чего, не дожидаясь расстрела я ушел дико обиженный и рассерженный в другую комнату.
В школе, под влиянием диснеевских мультиков, что тогда были в новинку, я придумал потрясающую, во всяком случае меня, историю с участием всех моих друзей и недругов. Но об этом я расскажу по подробнее в другом рассказе. Я жил этой историей, придумывал для неё все новые и новые сюжеты, мне даже снились сны с этой историей, но переложить её на бумагу, я даже и не думал. И не из-за того, что там были мои друзья, а из-за того, что там ещё была в лице главной героини, моя соседка по парте в которую я был безумно влюблен. Поэтому, даже сели бы меня кто то начал бы уговаривать тогда её все таки написать, то я бы краснел, белел, плел бы всякую оправдательную чепуху, но все равно бы не написал бы и строчки. Единственное что я сделал с этой историей это рассказал её, опуская места с участием главной героини, своим друзьям Егору и Артему. Они оба решили, что история классная, и что надо её воплотить в жизнь. Мне до сих пор интересно как мы могли это все осуществить, ведь история была по мультсериалу и более чем фантастичная, но тогда мы не знали сомнений и после 10 минутных раздумий раздали все роли кроме главной женской. На счет главной женской роли, я тогда повздорил немного с Егором, который на эту должность пытался провести свою соседку по парте. Под конец я его спросил в лоб за какие такие заслуги его соседка по парте должна занять место на которую я прочу ту девочку под которую я этот образ и придумываю(правда последнего я ему не сказал), он покраснел и сказал, что в конце концов эту роль можно разделить между обеими кандидатками. Но дальше этих договоренностей ничего не сдвинулось.
На следующую весну моя фантазия выставила очередной блокбастер, про пришельца с Марса, мальчика по имени Марси (великолепный полет фантазии, не правда ли?), который спасает землю, а потом бьется с кровожадными монстрами из далеких галактик в космосе (по кабельному городскому телевиденью начали показывать заграничные боевики). Там тоже фигурировали все мои друзья и девочка Энн. Но историю я друзьям рассказывать не стал, но уже не из за Егора. Я прекрасно знал, что роль Марси с жаром стал бы добиваться бы Артем, а я скромно оставил ей для себя. Да и история не имела такого успеха в моей душе, как первая. В мае, я придумал свой первый стих, который придумал, когда смотрел программу о дельфинах. Он начинался с таких строчек:
О, дельфины, дельфины, дельфины!
Вы куда уноситесь в даль?
После чего я хотел его записать, но понял, что после первых строчек я запутался. Решив твердо как-нибудь его вспомнить (в конце концов, программу про дельфинов ещё повторят) я запросил стихотворчество лет до 14. И вот, после очень жаркого лета, в начале октября, когда мелкий дождь очень скоро станет снегом, я сидел перед тетрадкой и думал о чем написать.
2.
Все таки, вспоминая один из моих любимых рассказов Валентина Крапивина, Вале Крапивину, было проще, чем мне. Он с детства бредил парусами, морем, брамселями и румбами. Он, хоть и не видел ещё ни моря, ни кораблей, знал О ЧЕМ ОН ТОЧНО БУДЕТ ПИСАТЬ. Я же сидя в двухкомнатной квартире, глядя на не любимый мелкий осенний дождь, о чем писать не знал абсолютно.
Я начал рассуждать, о чем я хочу написать роман? Что я люблю? Я люблю серию Волкова «Волшебник изумрудного города», обожаю книги о войне и рыцарях. Люблю смотреть на политическую карту мира, долго читая, как таинственные заклинания города и названия, далеких от таежного городка стран. Мне казалось, что в самом название Париж, слышаться прекрасные запахи и красивая музыка, а в названии Бразильских городов, я чувствовал запах какао, кофе и корицы. Но об этом тоже я писать не могу, во-первых, потому что я ничего кроме названий не знаю, а во вторых, придумывать лживые небылицы я не хочу. Ещё я люблю… но об этом точно писать никогда не буду, решил твердо я. Люблю свой класс, своих друзей, вон как мы вместе с ними отбивались от 3 В…
И мне пришла идея! Я решил написать о тяжелой и славной победе над 3 В. Это были две славных победы, которыми наш класс гордился. Ещё в первом классе, тогда ещё 2В начинал побивать на перемене наших. Но они совершили крупную ошибку. Однажды они, точнее костяк агрессоров из трех человек, заявился к нам в класс и начал издеваться над всеми нами уважаемым и любимым одноклассником Костей Нынныровым, тихим, дружелюбным, отзывчивым пацаном. Это взорвало весь класс и «малявки» (то есть мы) очень доходчиво (с помощью кулаков, ног, ранцев и портфелей) объяснили «взрослым пацанам» (то есть агрессорам из 2В), что к нам цепляться не нужно. Те с позором ушли, пообещав отомстить. Они отомстили следующей зимой, когда мы уже были во втором классе. Но, восторжествовать злу помешала вовремя сработавшая разведка в лице брата третьеклассника Макса Гольдберга, который предупредил младшего, что на нас готовится нападение. Вернее, на одну из наших групп идущих домой. Либо на тех кто живет в районе Пионерской, около летнего ларька; Либо на тех кто идет в район Строителей около котельной и детским садом. На военном совете мы решили идти домой, но, если кто то домой доходил без происшествий, то он ускоренным маршем шел на выручку второй группе. Мы, точнее Егор, я, Артем, Макс, Ксюша (соседка по парте Егора) ещё одна девочка с нашего класса пошли вместе, хотя считали, что на нас у точно не нападут, но около котельной мы услышали топот ног сзади и в спину Артему ударил снежок. Тут Егор скомандовал быстро отойти к закутку около котельной, куда выкидывали снег при уборке дорожки в котельную. Что было верно. Ведь если бы мы рванули бы к детскому садику, нас бы просто сбросили бы вниз по холму и подняться вверх при огне из снежков противника, удалось бы с трудом. Да и холм был скользким. А так мы сбились в кучу, и «снарядов» у нас хватало, а если начиналась атака 3В, то они, что бы к нам пройти, должны были входить в закуток по двое, что уничтожало их перевес в численности. Так мы продержались 10 минут. Наших с Пионерской ещё не было. Тогда Артем предложил пойти в рукопашную на прорыв. Это было плохой идеей, но мы это поняли когда с криками «ура» пошли в атаку. Мы еле отбились и потрепанные вернулись назад. Противник не рискнул зайти к нам, рассчитывая, что нам просто надоест сидеть в этом закутке и мы сдадимся. Но мы не сдавались. Тогда противник начал кидать в закуток снежки.
- Кто – нибудь умеет спать в снегу? – спросил голосом окопного капитана Егор. На улице было минус сорок.
- Умеем! Ответили все, хотя ни кто этого, ни разу не делал.
- Значит, девчонки, ройте и давайте снег нам, мы будем закрывать вход. Как окоп мы его сделаем. А потом будем дежурить по очереди, пока наши не придут. Или…
- Или что? – испуганно спросила Ксюша.
- Либо когда эти семеновцы разойдутся. Либо до утра. – И Егор сделал мужественное лицо и, глядя на Ксюшу, произнес. – Крепитесь. Мы победим.
- А может снова в атаку?! – предложил Артем.
- Ага… - ехидно ответил я – их там все пацаны класса. Или девчонки половину враз разметелят, а ты вторую половину добьешь сам, а мы вообще посидим, подождем?
Артем сарказма не заметил.
- А что? Вон у Надьки в портфеле коньки лежат, она сразу троих может портфелем побить!
Надя посмотрела на всех взглядом, в котором читалось: «Вы что все с ума посходили?». Действительно если тоненькая Надя замахнулась своим бы портфелем, то её бы унесло в туже сторону, куда бы она и замахивалась. Ксюша встала, и начала молча сгребать руками в варежках снег. Я, Егор и Макс начали тоже относить снег к выходу. Увидев наши приготовления, 3В пошел в атаку, завязалась рукопашная, ситуация начала походить на ситуацию 300 спартанцев и с каждой минутой грозила закончится примерно так же, как и в знаменитой битве. Но тут, издалека мы услышали крики «ура» и «вперед». После чего пацаны из 3В пробовали отступить, но были смяты, поскольку Денис Бродарь привел своего старшего брата, который, подхватил сразу двух пацанов и так и нес их на вытянутых руках. Противник начал метаться в поисках выхода, его сбросили вниз в детский садик.
Минут десять, пацаны из 3в стояли и с тихой ненавистью и безысходностью смотрели на нас. Мы с чувством превосходства смотрели сверху на них. Ситуацию разрешил брат девятиклассник Дениса.
-Эй, - крикнул он вниз, - как тебя там? А! Леня, иди сюда! – крикнул он «командиру» 3В вниз. – Да не дрожи, ни кто тебя здесь бить не будет! Даже я…
Леня, маленький пацанчик в клетчатом зимнем пальто начал подыматься наверх.
Через 10 минут, мир между сторонами был заключен. 3в раз и навсегда пообещал не издеваться и не задирать нас из 2б. А мы в свою очередь, расходились по домам сейчас, давая побежденному противнику подняться через 15 минут, когда мы уйдем. За этим обязался следить брат Дениса. Мы расходились довольные своей обороной и победой, Егор ощущал себя великим стратегом, хотя ему немного мешал ощутить это полностью Артем, доказывавший, что вторая атака на прорыв была бы более удачной.
3.
Вот про все это я и собирался написать. Конечно в более возвышенном и героическом стиле.
А почему бы и нет? - спросил я сам себя, - Ведь это сюжет для военного и героического романа. Только как его назвать?
Название пришло через минуту, когда я посмотрев на книжные полки увидел название «Горячий снег». Выкинув из названия снег, я на тетрадке написал «Горячий бой». Снова открыв её, я задумался, как начать сей героический эпос. Я решил что нужно написать что нибудь мужественное, настраивающее на героический лад, что бы будущие читатели (а их, я не сомневался будет много) разом бы прониклись бы серьезностью обстановки. Минуту подумав я вывел первую строку: « Шел мелкий снег. Маленькая компания людей из 2В класса шла домой устало тащща за собой портфели и ранцы…»
Через мое плечо заглянула сестра.
- Таща пишется с одной «ща», а в этом варианте лучше написать «неся».
Ранимое сердце автора не выдержало такой критики.
- Много ли ты понимаешь? – осведомился холодным тоном я.
-Ни много, - успокаивая меня, но с иронией ответила сестра – совсем немного. Ты что пишешь.
Тут я покраснел. Не знаю почему, но я застеснялся.
- Да так… роман…
Сестра подавила смешок.
-Дашь почитать?
- Нет.
-Почему?
-Да потому что я его не написал. – резонно заметил я.
- А ну когда напишешь, дашь?
- Ну это… может быть…
-А ну тогда давай… пиши ….«тащща». – сказала сестра и уходя от моего возмущения исчезла в другой комнате.
Я вернулся к рукописи. В ней усталые люди из 2Б тащили портфели и ранцы. Что бы нагнать героизма и снова напомнил читателю, что шел мелкий снег. Далее я в течении десяти минут описывал как на полпути до дома они поняли, что началась война и сразу же начали готовиться к военным действием. Решив, что первая глава закончена, я поставил точку. И взглянул на первую главу шедевра. Она не доходила и до конце тетрадной страницы. Это меня озадачило. Почему же в книгах, пускай даже в детских главы бывают по две и более странички, а я у меня и на одну не вышло?
Все дело в картинках! – Сначала обнадежил себя я. Но потом вспомнил, что во взрослых книжках главы бывают и больше, страниц на двадцать.
И… Я перегорел. Я перечитал эту маленькую главку, где люди тащили ранцы и портфели и морально готовились к войне и ощутил, что это все не интересно, скучно, что мне самому не нравится, как я все написал. Ведь в жизни было все интереснее. Я мог часами рассказывать матери или сестре про эти события (правда я им рассказал, где то месяца через три и то сокращая подробности, что бы не нагнетать беспокойство и страх матери), а у меня в тетради эти часы превратились всего в несколько строчек, причем, как бы я сейчас сказал, и стиль и содержание у меня не вызывали никаких положительных эмоций. Я убрал четыре тетради, которых готовил на продолжение шедеврального романа обратно в нижний ящик стола. И со вздохом, но не сдаваясь, считая что первая глава, это первая глава, а дальше пойдет как по маслу, начал писать вторую.На четвертой строчке я окончательно завис.
Я не знал, как писать дальше. Вернее сюжет то был знаком, но то, как его написать я абсолютно не знал. И я решил своё первое творение закончить, так и не дописав. Что бы избежать смеха и разбора первой и начала второй главы сестрою, я закинул исписанную страницу за диван, где сделал себе норку наш ёжик Шурка. Шурку гоняли за то, что он воровал тетрадки, которые он осенью считал листьями с невиданного дерева. Особенно, перед тем как впасть в спячку (не смотря на то, что в квартире топили, он точно по календарю это делал), он охотился за ними самозабвенно. Потом подумав, я подарил ему и остатки тетрадки с гордым названием «Горячи бой». Услышав радостное шипение и шелест листиков тетрадки, я включил телевизор и прилег на диван.
«Все равно напишу» - подумал я.
Я возвращался к этой идее ещё три раза. Второй раз у меня, как и первый раз, вдохновение заканчивалось вместе с первой главой. Правда глава уже была на всю страницу. На третьем разе у меня хватило аж на три главы, но на четвертой я устал и убрал тетрадь. На четвертом разе меня не хватило м на первую главу, после чего начал рисовать комиксы из странных героев, чем то отдаленно напоминавших смешариков (Кружочки лица , ножки и ручки), но и это мне надоело.
Прошла зима. В первый солнечный, апрельский день я разбирал старые тетради. И мне в руки попалась тетрадка с третьим вариантом романа. Я открыл его… и зачитался. Все оказалось довольно таки интересным и даже захватывающим. Может быть только меня, но все равно интересным. Глава заканчивалась, как якобы раненный снежком в голову Егор (что в принципе могло быть, поскольку снег был сухой и превращался в спесь полу льда полу снега, а иногда мы вообше метали ледяные кусочки льда)указывает держать оборону, обещая что он сейчас вернется в бой. А Ксюша перевязывает его голову бинтом.
Да, конечно, это было выдумано. От правды остался только замысел. 3 в из 10 человек превратился в целую дивизию и вообще нам в этих строках не хватало только автоматов и гранат, но все равно это было… интересно!
«Надо же ,-подумал я, - а ведь у меня получается!».
Но тут ко мне пришли Артем и Егор и позвали поиграть первый раз в эту весну в футбол.
- Через десять минут спущусь, - радостно согласился я.
Быстро запихнув старые тетради обратно, я начал собираться. Мой взгляд упал на третий вариант «Горячего боя». Он манил меня своей незаконченностью и в тоже время, что значило несколько строк по сравнению с первым весенним днем, настоящим весенним, теплым днем? Я взял тетрадку и закинул её на книжный шкаф со словами, которые я буду говорить время от времени множество раз:
- Надо как нибудь доработать и дописать.
И выбежал во двор, где были мои друзья, и где была прекрасная и теплая таежная весна, которую все сибиряки обожают и ждут долгой зимой.
Вот так закончились мои первые попытки пробы пера. До настоящей первой пробы пера был ещё год, и эта попытка была уже в принципе успешна. Но это уже во второй части рассказа. А пока, читатель я гоняю мяч во дворе с Артемом, Егором и Леней с 3В (мы с ним подружились) и радуюсь, что, наконец таки наступила
ВЕСНА.
4.
Тем летом мы уехали в большой город. Многие семьи, что когда то приезжали в мой родной город на знаменитую стройку делали точно так же. Я до сих пор не знаю где сейчас Артем и Егор. Я не знаю, кто остался с класса в том городе. Это было время краха старого времени, надежд на новую жизнь и горечи сегодняшней. Но я не об этом…
Я перешел из третьего сразу в пятый класс, было тогда такое правило, чем очень гордился. А ещё более я гордился, что начал учиться не в простой школе, а в гимназии. Тогда мне это казалось сравнимо с поступлением в Гарвардский университет. Считая себя в сливках школьного общества, я с радостью принялся учиться.
К середине года, я понял с горестью, что с классом я особо не сдружился, а в учебе по программе зачастую восьмых классов, я не только не преуспел, а даже запутался, перестал, что то понимать, успевать. Это было грустно и страшно. Иногда поход в гимназию был через силу. Я начал замыкаться в себе и полюбил оставаться дома. В середине января в гимназии провели вакации. В принципе можно было назвать это действо промежуточными контрольными, экзаменами, даже сессией, но это мероприятие назвали именно вакациями. Наша классная Лариса Игоревна огласила на классном часе условия этих вакаций:
-Ребята, все очень серьезно. Если кто то покажет посредственный результат, будет ничем не заметен на этих вакациях, будет переведен сразу в обычный класс. У нас, должны учится только самые лучшие, самые успевающие. Как помните я рассказывала о Лицее, где учился Пушкин? Так что готовьтесь. Все оценки в эти две недели учитываются в итоге. Хотя я не сомневаюсь в большинстве. Только… - и она назвала мою фамилию и ещё троих, в том числе и моего друг Серегу Цитика. – Но, все покажут вакации.
И начались две недели вакаций… Я страстно желал остаться но ничего не получалось. Я бился, зубря имена и деяния князей по истории, по математике и по русскому надо мною билась мать, над французским (который никто в семье не знал) бились все, но оценки выше троек не поднимались. У меня начиналась самая высшая точка отчаяния, когда уже все равно. И тогда, был старый проигрыватель пластинок , и слушал музыку. И под конец, а то и в начале, я ставил пластинку любимого мною Эдварда Грига. Моя фантазия уносила меня далеко – далеко. В край троллей и гномов, в край скал и фьордов, что тянутся на долгие километры. Но больше всего, меня тревожила Сольвейг. Дождется ли она своего любимого? Ведь там где на краю скалы сидела прекрасная Сольвейг и ожидая Пэр Гюнта пела грустную песню, о том, что она ждет его и будет ждать всегда. И холодной зимой, и прекрасной весной, и зеленным летом и осенью что желтыми листьями покроет дороги – она будет ждать его всегда. Она до конца своих дней будет приходить к морю, ожидая корабль с Пер Гюнтом.
«Зима пройдёт и весна промелькнёт,
И весна промелькнёт;
Увянут все цветы, снегом их занесёт,
Снегом их занесёт.
И ты ко мне вернёшься - мне сердце говорит,
Мне сердце говорит,
Тебе верна останусь, тобой лишь буду жить,
Тобой лишь буду жить…»
Но я снова возвращался на землю и шел в гимназию. И вот на уроке музыки учительница, проиграв нам, отрывок из первого концерта Чайковского на магнитофоне дала домашнее задание. Написать небольшой рассказ или историю, который как то будет касаться музыки. Это задание она дала на понедельник. С учетом того что был четверг, времени хоть отбавляй, сказала она, а сейчас мы послушаем американскую сюиту Дворжака.
Дома, присев около стола, я принял хитрое решение. У меня была книжка «Звуки моего сердца», где были рассказы о знаменитых композиторах и временах, в которых они жили. Книжка была очень интересная, я её очень любил и время от времени перечитывал. План заключался в том, что, не тратя времени на выбор темы, пересказать кратко тот или иной рассказ. Свой выбор я остановил на рассказе про создание де Лилем «Марсельезы». Рассказ был красочный, захватывал, и это правда, романтикой революции. В нем рассказывалось о скрипаче Шарле и его внучке Мари, которые выступали на Новом мосту Парижа. В столкновении восставших и войск короля Мари погибает, а потрясенный горем, но не сломленный старик идет впереди восставших наигрывая новую мелодию – марсельезу. Решив сделать это, я уже приготовился писать в черновик, где то в четверть, обыкновенного тетрадного листа…
И тут в соседней комнате, сестра поставила с музыкой Эдварда Грига. И эта была песнь Сольвейг …
И эта идея начала блекнуть, сжиматься, как сжимается бумага на огне. Я вдруг понял, что я буду писать. И мне было уже наплевать на оценки, просто я представил себе скучающего мальчика, в далекой стране Норвегии. Девятнадцатый век. Он не знает, что ему делать, он один в доме, ему скучно и очень-очень одиноко. Я вдруг, независимо сам от себя написал первую строчку: «Давным-давно, когда наши бабушки и дедушки, были маленькими, в далекой стране Норвегии, жил мальчик»…
5.
Мальчику было скучно и одиноко, он сидел дома. Домашние задания, а их задавали уже тогда, были сделаны, играть не хотелось, а родители придут не скоро. Он сел на старинный широкий подоконник, и начал смотреть на лес, что поднимался далеко ввысь, грустил и скучал…
Вдруг, из камина раздалось «Апчхи!», и мальчик испугался.
- Кто ты? Ты вор?
-Мы гномы не можем быть ворами. Мы очень честный народ.
-Ты гном? – удивился мальчик, ибо уже тогда не многие верили в чудеса.
- Да.- согласился голос из камина.
-Так покажись.
И на свет вышел маленький, толстенький человечек в средневековом платье и остроконечном колпаке.
- Трилли. – представился он. Мальчик тоже представился. Они разговорились. Мальчик пожаловался на то что ему одиноко, родители заняты, а друзья разъехались кто куда. И тогда гном предложил:
-Знаешь, мне очень жаль тебя, но я могу тебе помочь…Но это только один раз. А после этого… Хотя нет, это не важно…
- Как ты можешь мне помочь?- Оживился мальчик.
- Я покажу тебе свой мир… Но это только один раз. Такое правило.
И мальчик согласился. Они спустились в подвал, где была маленькая, еле заметная дверка. Гном достал ключ и открыл её. Они оказались где то под землей. Слышались только стук молотков.
-Это твои гномы?
-Тсс! – шепотом ответил ему гном – это злые тролли, они живут глубоко под землей. Их король Горный Король не любит ни нас ни людей. Давай быстро подымемся на верх.
И они пошли по тесной дороге на вверх. Постепенно дорога стала широкой, но гном шепотом объяснил, что это не означает, что не надо расслабляться, поскольку это королевская дорога Горного короля и он может пройти по ней в любую минуту. А если он заменит мальчика и гнома, то они до конца века сгинут в глубоких штольнях. И как только он это сказал, где то в далеке, совсем у самого выхода из шахты раздались звуки горна.
-Живо, прячемся! – шепотом крикнул Трилли. И они спрятались в маленьком углублении, где их было не видно, зато они видели все. И вовремя. Послышались сначала медленные ровные шаги большой процессии, которые приближались. Сначала прошли начальники троллей, министры короля, потом пошли боевые тролли вооруженные топорами и большими отбойными молотками. И вот наконец шел король. Что удивительно – это был человек он был высокий, бледный, очень худой . Он мерно вышагивал вниз к своем дворцу. На его лице было написано гримаса высокомерия и презрения. Он шел с высоко поднятой головой, не замечая крутых ступенек. Казалось он не виде ничего, но в то же время мальчику показалось, что он видит все и он ещё больше забился в темную нишу.
Наконец процессия прошла. И он с Трилли уже без приключений, добрались до конца пещеры-шахты. Правда дежурные около пещеры тролли, грозно спросили кто они и почему выходят а не входят в пещеру, но Трилли их обманул, сказав что они странники и заходили сюда неделю назад, с разрешения Горного Короля. И стражники пропустили их. Дальше они пошли по прекрасному лесу, где кружились и танцевали в прекрасном танце маленькие светящиеся мотыльки. Дошли до страны гномов, где они отведали прекрасной пищи и слушали долгие баллады о битвах и героях прошлого.
И мальчику очень понравилось у гномов, но Трилли сказал, что скоро придут его родители, и очень испугаются если не найдут его.
- А путь назад не близкий – предостерег он мальчика.
И они продолжили путь. Они вышли к блестящему замку, где шел бал. В окнах было видно роскошное и красивое убранство дома. Прекрасные кавалеры танцевали с дамами менуэт под прекрасную, чарующую музыку и все это было до того прекрасно, что так и манило идти туда и побыть там хотя бы на минуту. Но как только мальчик направился по дороге ведущей к дворцу, как гном больно ущипнул его и крепко схватил за руку.
- Ой, ты что? – воскликнул мальчик. – я ведь только посмотреть!
-Если ты зайдешь туда, ты останешься навсегда. Они вынут из тебя душу, и ты будешь куклой танцевать среди этого убранства. Разве ты не видишь, что это куклы?
И действительно, присмотревшись мальчик понял, что танцующие двигались как куклы в музыкальной шкатулке.
- А что происходит с душами?
- Души превращаются в троллей, которых ты видел в шахте.
Мальчику снова стало страшно, и они пошли дальше. Как объяснил Трилли им нужно было на берег моря. Они прошли прекрасный средневековый замок, где жили мастера всевозможных искусств и ремесел, прошли снова, но уже ночью, опять через лес. Мальчик устал, но Трилли ускорял свой шаг и подгонял и мальчика.
- Мы должны успеть до завтрашнего утра. Ведь завтрашнее наше утро – это вечер, когда придут твои родители у вас. Если мы не успеем, ты останешься здесь навсегда! А я это себе не прощу!
Наконец они услышали шум прибоя и мальчик понял, что они пришли.
- Вот видишь, - укорил он гнома,- мы пришли ещё до утра. Могли бы остаться чуть подольше в городе или у вас, гномов.
- Нет, - ответил ему Трилли – раним, раним утром открывается дверь в ваш мир. И закрывается тогда, когда солнце выйдет из моря до половины. Вот я и спешил.
Только он это сказал, как первые лучи солнца показались над горизонтом. Море у берега вдруг расступилось и показалась большая железная дверь.
- Ну, давай прощаться, - вздохнул грустно гном, - как только покажется солнце, дверь откроется, и ты уйдешь к себе.
- Я буду приходить к тебе в гости,- сказал мальчик. Или ты ко мне.
-Нет,- покачал головой гном Трилли, - не сможешь. Ты можешь оказаться в этом мире, только один раз в жизни. Да и меня ты больше не увидишь…
- Почему?!
- Потому что приведя тебя сюда я больше не могу прийти в ваш мир.
Мальчику стало грустно.
- Я не забуду тебя.
- Забудешь, - вздохнул гном. – многие мальчики и девочки приходили сюда. А потом они вырастали и забывали все.
- Нет, я не забуду, сказал мальчик. И тут дверь отворилась.
-Иди, - сказал гном,- родители придут с минуты на минуту. И мальчик вошел в дверь… и проснулся там, где и был на подоконнике. Было темно, и он слышал, как пришедшие родители зажигаю свечи в прихожей. И он с радостью бросился их встречать…
Шли годы. Мальчик вырос. Он стал композитором, уважаемым человеком, но он никогда не забывал о своем волшебном путешествии. И это волшебство передалось его музыке, которую слушают до сих пор. А звали этого мальчика Эдвард Григ.
6.
Уверенно поставив точку, я неуверенно пошел к своему главному критику и редактору - сестре Любе. Она взяла тетрадку и, желая побыстрее закончить это скучное занятие, начала читать. Минуту спустя, она удивленно посмотрела на меня и продолжила чтение. Немного погодя, закончив, она поглядела на меня восхищенным взглядом.
- Ты… я вообще слов не нахожу!!! Ты…ты… Молододец!!!
Но далее она сурово отредактировала некоторые места и исправила все ошибки. В это время пришла мама. Сестра заставила меня вслух прочитать мое творение перед мамой вслух. Мама пришла в восторг, но сказала, что сказка, какая- то грустная…
- Но красивая! И это он сам написал! – возразила сестра.
- Это конечно… - улыбнулась мать, - но как бы там, в гимназии не посмеялись над ним. Они ж там все высокоученные…
Резон в этих словах был. Процентов девяносто наших преподавателей считали себя Державиными (и не в том смысле, что они были старики), Карамзиными, Жуковскими, Софьями Ковалевскими, Кюри, Мольерами и прочими великими личностями. Они могли и презрительно с своих высот заметить, что сказка – это примитив, который даже обсуждать не стоит. Но учительница музыки и учительница ботаники отличались от большинства тем, что считали себя прежде всего учителями, которые должны развивать и давать знания детям, а потом уже, на отдыхе, развивать фантазии о своих талантах и о сходствах гимназии сибирского города с Царскосельским Лицеем. То есть именно учительница музыки, если по соображать, не против будет прочесть мой опус.
Конечно не так, но я объяснил это маме.
- Ну, тогда что же мы тут разговариваем. Давай переписывай это все в чистовик… Но… - И тут к маме пришла идея – А пускай это будет как книга! То есть с обложки это будет тетрадка, а внутри книга с картинками?
Я сказал, что это слишком по-детски, рисовать картинки в тетрадке со сказкой.
-Ой, - рассмеялась мать, - прям ветхий старик! Ты боишься, что тебя засмеют? Так не бойся! Если ты знаешь , что идешь правильно, ТО НЕ ОБОРАЧИВАЙСЯ НА СМЕХ И РУГАНЬ. Люба с картинками поможет…
Но от помощи я отказался. В этом была своя причина. Я почувствовал, что если я все не сделаю сам, хотя рисовал я хуже сестры, то это будет не мой труд. Поэтому, понимая, что трудится мне, придется долго. Почему? Одно дело потратить часа полтора придумывая, что то, писать, зачеркивая и подчерком как ты привык. Другое дело перебелить это все в тетрадь (принтеры и Microsoft Word были тогда ещё фантастикой) четким, читаемым подчерком: Нарисовать, сначала простым карандашом, а потом цветными карандашами картинки – это было дело ни одного и даже не двух часов. А поскольку написал я это все в субботу, то в воскресение, во второй выходной, который у меня был свободен от домашнего задания, мне приходилось попотеть.
И я «потел». К середине работы, я уже готов был проклясть тот миг, когда я начал писать эту сказку. Но продолжал работать. К 4 вечера я аккуратно переписал в тетрадь всю сказку и понял, что на рисунки меня одного уже не хватит,… Мы сели с сестрой рисовать. Одну картинку рисовала она (и в это время я отдыхал), другую картинку она просто набрасывала карандашом, а я закрашивал (и в это время отдыхала она). Мы были похожи на монахов переписчиков, что в старину переписывали и множили книги. Это ощущение у меня усилилось, когда сестра (она попросила это сразу же, как я начал переписывать) нарисовала красивую заглавную букву в начале повествования.
К часам девяти перед нами лежала КНИГА….
И вдруг понял, бережно кладя её в портфель, что мне все равно оценят её в гимназии или не оценят. Будут над ней смесятся или нет. Потому что мне все равно. Потому что я знаю, что я писал эту сказку от всей души, придумал её сам и придумал здорово. И если даже моя старшая сестра (а она прочитала тоже много книг) сказала, что это здорово, то тысячи преподавателей и миллионы однокашников не убедят меня, что я сделал, что- то глупое, бессмысленное. Да и я сам понимал, что сделал что-то, что не каждый может сделать. Что, я объяснить не мог даже себе, но то, что даже любимчик всего класса Дима Рудко, никогда бы такого не сделал бы я знал точно.
Утром, когда я собирался в школу, меня остановила мать.
-Возьми с собой черновик.
-Зачем? – опешил я.
-Возьми, возьми – на всякий случай.
- Но зачем?
-Бери я говорю, потом поймешь, пригодится. Знаю я ваших профессоров… ещё скажут, что не ты написал.
-Ой, мам…
-Ну возьми! – Полу просительно, полу приказом сказала мама, - не понадобится домой принесешь.
Не желая спорить с мамой, я запихнул и черновик.
7.
Урок музыки был вторым. Учительница вошла в класс и попросила передать ей тетрадки. Потом присев и сказав, что это контрольное занятие в полугодие (слово «вакационное», как я сейчас понимаю, она не сказала принципиально), начала листать наши домашние задания.
- Так Борисова…. Мишин: «Как я с папой ходил на концерт народных инструментов», не плохо… Горлова «Музыка в поезде», тоже ничего.
Постепенно, когда раскрывались другие сочинения во мне росли два чувства. Первое – что есть и не хуже моего сочинения, и что сказку, случай в истории никто и не писал. У кого то музыка помогала папе-шоферу не заснуть по дороге. Кто то ловил кайф от игры домбр и балалаек, будучи фанатом «Кар-мэн». Кто то весело под музыку работал на даче. Кто то слушал музыку школьного оркестра. Кто то вспоминал новый год и бой курантов. Все жизненно. Все рядом. Все правильно. Все в точку верно. Я начал думать, что я ошибся, что я сделал не то, что было нужно.
Но было и другое чувство… Оно жило и происходило из первого, оно жило рядом с ним. Это было чувство гордости. Никто, никто не написал то, что написал я. Да, может быть и верно было бы написать сочинение о том, как музыка помогает решать задачи, или как весело можно поклеить обои под бравурную музыку, но я пошел другой дорогой, которой все не пошли – и это давало непонятно для меня тогда, но приятное чувство первопроходца. Немного меня обеспокоил Цитик, который написал, как музыка помогала людям в разные времена, но на секунду, не более… Она подошла к моей тетради…
Сердце стало биться бешено, я внутренне обмер, но отступать было некуда.
- Таак…. Ух ты с картинками! – удивилось она. В зале засмеялись, считая это детской шалостью. Она ещё с большим удивлением произнесла… - Да это же… - и замолчала. Потом встала и сказав «Я, сейчас!» куда то вышла. В классе зашушукались…
-Ты что там написал? – Осведомился Дима Руденко.
- Да так… - пожал плечами я, не собираясь ему ничего рассказывать, - сочинение…
- С картинками?! – удивленно спросил Костя Мишин.
С этим было проще.
- Ага… - кивнул ему я, - как ты от балалаек млел.
В классе засмеялись. В это время вошла учительница музыки.
- Тебе пять не только по музыке, но и по литературе! Класс ахнул. По литре я выше четверки не подымался. Цитик показал мне большой палец, мол, красавец, - Тетрадь заберешь у классной. Молодец! Умница! Талант! Пробуй писать дальше, мой тебе совет. И так же подходи к любому такому заданию. А теперь дети, разучим новую песню…
Вы скажете, что это конец? В принципе да, но осталось рассказать немногое.
В конце урока, был урок литературы и классный час. На литературе нам Лариса Игоревна снова читала Нестора, потом немного по восхищалась архитектурой позднего барокко, приведя в пример восточную часть Версаля, перешла на восхищением трудом Карамзина об истории государства Российского и на этом урок закончился. Начался классный час.
Проблемы класса, вопросы, на что и по сколько сдавать денег уже прошли. Лариса Владимировна перешла к оценкам по вакациям. Шел обычный разбор полетов. Цитик, ушел от перехода в обыкновенный класс, тем, что на физкульуре, как бешенный пролетел дистанцию на лыжах. Очередь дошла и до меня. Лариса Игоревна положила на стол мою тетрадь со сказкой.
- Слушай, скажи по-честному, ЭТО ПИСАЛ ВЕДЬ НЕ ТЫ!
Я опешил.
- Нет, я.
- Да ты что, я не верю. Это могла написать твоя сестра, мать, ты мог списать это с какой нибудь книжки, но не ты.
- Нет, это написал я! – по-моему впервые в жизни, ответил я с металлическим злым оттенком в голосе. Я достал из портфеля черновик и положил ей на стол.
- Это черновик.
Она взяла две тетради. Внимательно осмотрела черновик.
-Да, ЭТО НАПИСАЛ ТЫ. – признала она. – Тут (и она назвала имя отчество учительницы музыки), просила меня поставить пять по литературе… Что ж я ставлю её и могу сказать… что по условиям вакаций в обыкновенные классы уходят те, кто будет иметь либо одну, либо ни одной пятерки на момент вакаций. Таким образом, кандидатуры на последний момент были две Цитик и… (она назвала мою фамилию). Но поскольку и Сережа Цитик получил пятерки по труду и по физкультуре из нашего класса ни уходит НИКТО.
Она многозначительно протянула мне две тетради со сказкой и сказала на весь класс:
-Благодари за две пятерки это сочинение… , - и добавила задумчиво,- не ожидала от тебя я этого, не ожидала…
- Так что он сделал? - Спросила Оля Галкина.
- Написал сочинение… хорошее сочинение. Достойное нашего гимназического класса – ответила Лариса Владимировна.
-Так может прочтете?
-Нет, ребят уже поздно. Будем расходится по домам. И мы пошли по домам. Весело болтая мы дошли с Серегой, до того поворота, где, как в песне, ему было налево, а мне направо.
- Слушай, я, чёй то не пойму, - спросил Серега,- что ты написал?
- Сказку.- честно ответил я.
- Да ну… - удивился он… - за сказку пять не ставят.
- Ну, я старался, что б поставили.
- Ладно, скоро один фильм прикольный начнется, давай, до завтра, - попрощался он. А я пойдя один почувствовал что очень устал. И думал о том, что стоит поблагодарить маму, за идею с черновиком, да ещё о том, что очень хочу, что бы поскорее пришла
ВЕСНА.
8.
Вот так и состоялись моя первая проба пера. Кто то может сказать, что Лариса Владимировна точила на меня зуб или плохо ко мне относилась, но я отвечу вам нет, это абсолютно не так. Она, по моему, честно верила в свою идею о классе гениальных детей и как селекционер старалась выделить лучше. Вернее не только она. Поэтому получалось, что эта сказка СПАСЛА меня, оставила в том классе. Правда через месяца два, мне вся эта гимназическая идея надоела, и я уже даже не хотел оставаться там, на следующий год. Но в декабре… Цитика спасло, то, что он летал на лыжах любые дистанции быстрее всех… меня моя первая проба пера. Да и Лариса Владимировна немного права. Когда я пишу - то пишу не я… Это пишет что то лучшее во мне – моя душа.
А тетрадка со сказкой долго была со мной, но затерялась во время очередного переезда из города в город. Я помнил всегда развитие сюжета, о чем здесь вкратце и пересказал.
Я уехал в другой город, в другой класс. После этого я начал писать. Лет в 13 начал, сначала робко, потом смелее писать стихи. Позже я бредил сценариями КВН и писал их для одной школьной команды… Но это уже было потом… А пока я шел, устало тащща портфель, и очень хотел весны.
Краснодар 2014 год