В кругу орфеянок

   
   Ушёл в Царствие Небесное Евгений Александрович Евтушенко, и я отважилась написать о том, о чём много лет молчала. В 1972 году у меня с ним
было несколько незабываемых встреч в Набережных Челнах. В ту пору мой муж был руководителем литературного объединения "Орфей", среди которых называли себя поэтессами в основном девчушки 18-ти, 20-ти лет, сбежавшие от родительских глаз на так называемую комсомольскую стройку века. Вовсю отрывалось  очередное поколение беспризорников. Девушки сплошь хипповали, жаждали дикой романтики, свободной любви и безнаказанности. А Евгений Александрович был их кумиром. Его тогда сослали в Набережные Челны за речь в защиту А.И.Солженицина, и те, кто был посвящён в интриги партократии, глубоко сочувствовали поэту.
   Мы встречались чуть ли не каждый день в одно и то же время в ресторане при гостинице "Кама". Евгений Александрович внимательно выслушивал байки о трудовых буднях и творческих дерзаниях орфеянок, муж прощупывал возможность издать рукопись в столичном журнале, а я помалкивала и только время от времени выкуривала предложенную Евгением Александровичем сигаретку из дорогой
импортной пачки.
   Наконец пришёл день проводин, поэт готовился улететь в Москву. На званый ужин собрались умницы-красавицы "Орфея", ели, пили, по кругу читали свои стихи и вытирали жгучие слёзки. Когда дошла очередь до меня, я смолчала, что тоже упорно рифмую, а стала читать "Поющую дамбу" Мастера. За столом мало кто знал, кому принадлежит: "…где я на коленях молю возможность заплакать, возможность понять что люблю", но Евгений Александрович слушал своё с затаённой печалью.
   Среди прочих странно раздражали две тощенькие хиппушки, прилетевшие к любимому поэту аж из Казани. Евгений Александрович явно тяготился ими. Наконец он объявил им, что через час их вылет восвояси, билеты заказаны, что и вызвало бурные женские рыдания. --Как же помочь им собрать вещи в номере? - спросил он нерешительно, и я, будучи трезвёхонька, предложила ему свою поиощь. Получив ключ, поднялась вместе с девульками в номер, попыталась помочь, и тут одна из них, симпатичная как Белла Ахмадуллина, взялась биться и кричать навзрыд. Я чувствовала как содрогается цеплявшееся за меня её маленькое тельце. Другая, циничная и злая, непотребно орала на неё так, что это могло перерасти в нешуточный скандал. Помню только, что сказала им: -разве так любят? Так можно только всё погубить. И они как-то разом успокоились, пошли умываться, а я перешагнула порог другой комнаты, где стоял письменный стол, заваленный разными листочками. Жадно стала просматривать святая святых поэта - черновики. Догадалась, что передо мной будущая поэма. Девушки протрезвели, построжали, подняли свои сумочки и вышли за мной на крыльцо, где их уже ожидало такси в аэропорт. Вся история заняла не более получаса. Вернулась к столу, протянула Евгению Александровичу ключ. Он задержал мою руку в своей
и как-то особенно, пожатием и глазами отблагодарил. - Ценю трезвых и находчивых друзей, спасибо, - сказал полушёпотом. -Не за что! -ответила я и легко выпила протянутые мне 50 грамм. Уж не знаю почему, но орфеянки в эту минуту меня возненавидели все скопом.
   А вскоре и  мы  простились с Мастером и Кумиром.
Прошло лет десять. Я уже жила в Москве, пошла на встречу с литературной студией Евтушенко. Мы оказались в одном лифте, его окружали счастливые студийцы, человек десять. Поймала на себе его взгляд, слегка поклонилась и опустила глаза. Помню, что на этом вечере читала потрясающе талантливые стихи его ученица Марина Кудимова. А больше никого и не помню.
Евгений Александрович, позвольте тоже считать себя  Вашей  ученицей... Русская жизнь, поэзия, судьба - многое-многое связано с Вами. Присматривайте за нами с Небес, пожалуйста!
Но вот что тогда, в 1972 году я на всю жизнь поняла: женская любовь бывает так неразумно жестока.