Меня поразил водитель мусорной машины, красивый как мексиканский киноактер. С косыми, аккуратно подрезанными бачками средней длины, жгучей черноты чуть волнистой прической и ювелирно пропиленной бородкой. Вообще, от всего облика мусорщика веяло нездешней томной грацией жителя морского побережья. Даже в черной, какой-то необычайно ладной и чистой, профессионально защищающей и крепкой одежде. Ничего себе, подумал я про водителя, но в более неприличных выражениях. Водитель же забрался в кабину «Камаза», долбанул дверью и укатил по своим мусорным делам.
Видал, спросил я у Петровича.
Чего?
Ладно.
Мы торопились в спортзал. Мы, если Петровичу удается развести все запланированное в первой половине дня, выехав с утра пораньше, стараемся попасть в спортзал до двенадцати, до наплыва школьников и студентов. Поэтому он быстренько мотается по магазинам, а я, собранный, с рюкзаком, в котором спортивная одежда и вода, сижу на стреме дома. Потом Петрович звонит, и я выскакиваю на улицу, где он меня подбирает. У подъезда. Дальше мы подхватываем Богдана у магазина.
Как правило, на не новом «Паджеро» Петровича, но иногда на служебном грузовом «Рено». И очень редко нас обоих возит Богдан на «чисто пацанячьем «Мерседесе». «Мерседес» ему достался в наследство от, так называемых, «лихих девяностых», хотя здесь разговор скорее может идти о «никаких нулевых», («Мерин» – «глазастый»). Но и это не совсем так, автомобиль ему дали в обмен на вечно продающийся «Рендж Ровер». Богданчик пригнал свой «Ровер» в фирму торгующую машинами, где ему было сказано – уйдет за неделю – взял у них разъездную тачку, а «Ровер» поставил у забора. Вот с тех пор, года полтора, и ездит. Так что наследство это по духу и ментальности, а не по праву вступления.
«Мерседес» матовый, черный, брутальный и очень низкий – едешь задницей по асфальту, а сесть в него целая история. Богдан хочет поскорее избавиться от «Мерина» и вернуть обратно свой «Ровер», вздыхая, кто на нем сейчас ездит? Хотя говорит, что «Мерин» машина еще ничего, и если сделать подвеску, проходит черт знает сколько времени, движок-то у него нормальный, я когда на трассе втапливаю, так аж в кресло вжимает.
Богдан – бывший профессиональный борец, а ныне тоже водитель, но в отличии от Петровича, большегрузного транспорта. В «пацанячьем Мерине» смотрится как влитой. Они все в своих «Меринах» или «Бэхах» или «Чероки», смотрелись как влитые, хотя и не все пошли в бандиты. Богдан, например, не пошел, а как только закончил спортивную карьеру, в ранге чемпиона мира, сел за руль самосвала, а потом дальнобойного тягача, того, что сейчас называется – «длинномером». На самосвале, рассказывал, пока наблатыкался, все углы у домов посшибал в тесных дворах, развозил: песок, раствор и щебенку.
Мы заходим в спорткомплекс, улыбаемся девушке с рецепции – Кате, жмем руку инструктору Вениамину, и валим в раздевалку, а переодевшись, в тренажерный или гантельный залы, в зависимости от целей и задач на сегодняшний день.
Обосрали нашу русскую исконную мечту о Париже, окончательно и бесповоротно, говорит Богдан, разминаясь трицатидвухкилограммовыми гантелями. Чего так? интересуется Петрович. Да приятель ездил недавно, рассказывал, на улицах одни арабы, мусора по колено и вообще… не радует. Это да, Петрович ложится на скамью и начинает жать «тридцатки».
Подадите «сорок»? просит Богдан.
Мы с Петровичем берем со стоек и вкладываем в руки Богдана гантели. Богдан жмет «сороковки» раз на двенадцать-четырнадцать. Да, восхищается Петрович, это тебе не мелочь по карманам тырить – Петрович еще застал классические советские фильмы. Берите, говорит Богдан, и мы принимаем гантели. Следующие он будет жать «сорок шесть», потом «пятьдесят» и «пятьдесят четыре». А дальше как пойдет, или остановится на этом или дойдет до «шестидесяти».
У Богдана самый обширный тренировочный опыт.
Чего опыт, обычно, возражает Богдан, тут мудрость нужна, а мудрость – это опыт, помноженный на ум, понимаешь? Тут как с бабами, на одном повторении далеко не уедешь. Ты сегодня вообще, соглашается Петрович, блещешь. Мы подаем Богдану «полтинники». Из моих знакомых качков, а знаю я изрядное количество культуристов, пятидесятикилограммовые гантели жмут четыре человека. Богдан с Петровичем в их числе. И один пацан – советский десантник Васек – жмет шестьдесят пять. Богдан заканчивает упражнение, мы принимаем снаряды, укладываем их на стойку и Петрович спрашивает, еще будешь? Ну, нафик, говорит Богдан, чего-то сегодня не идет.
Мы перебазируемся в другой зал, за стенкой – качать плечи – дельты.
Между подходами треплемся, Богдан рассказывает про своего приятеля, который активно пользуется спортивной фармакологией, что в просторечье именуется «химией». Петрович просит свести их – хочет посоветоваться. Но Богдан отказывается, давно с ним знакомы, говорит, еще со спорта, а друзьями так и не стали. Хотя «приятель», тоже, конечно, одна из ступенек дружбы… начальная… А чего так? интересуюсь я. Не получилось, дружба ж она как любовь, такого же труда требует…
Потом мы тренируем трицепсы, и разговор сворачивает на баб. Может, это и правда, что мужики в своей компании всегда говорят про баб и машины. После непродолжительных дискуссий Петрович с Богданом приходят к выводу, что у женщин огромное количество способов воздействия на мужчину и не меньше путей заставить нас делать то, что они хотят. Манипуляция. Я не соглашаюсь, говорю, у баб из оружия защиты всего два момента – красота и слезы или некрасота и, все равно, слезы. Да фигли ты понимаешь, кричат мне Богдан с Петровичем в два голоса, в бабах! И они, конечно, правы – ничего я в бабах не понимаю и тысячу раз в этом убеждался.
Поэтому допиваю воду и предлагаю, пошли, что ли?
Пошли, соглашаются пацаны, и мы двигаем в раздевалку, душ и домой. Обратная процедура, примерно, такая же – сначала высаживаем Богдана рядом с его домом, а потом Петрович довозит меня, если не ленится, до подъезда. Бывает, мы с ним заезжаем в магазин, покупаем: творог, яйца, молоко, хлеб, Петрович также берет на рынке мясо, из которого варит очень вкусные супы – я пробовал. Или не заезжаем, а прощаемся в тачке – жмем друг другу руки, и я иду к двери мимо мусорных баков, около которых видел мексиканского мусорщика.
Я когда работал на стройке монтажником, знал такого сварщика, на работе в грязной хламиде, а переоденется домой идти – денди, куда там Бреммелю. Такая аристократическая рабочая элегантность. Хотя, справедливости ради, он и в замурызганой спецовке старался быть шикарным…
В машине, сидя на заднем сиденье Петровичева «Паджерика», Богдан констатирует, хорошо сегодня позанимались, да?
Мы соглашаемся с ним.