Переговоры о сепаратном мире в 1916 году.
(Продолжение. Предыдущая глава:http://www.proza.ru/2017/04/03/1360)
В начале этой главы приведем еще одно интересное свидетельство о миссии фрейлины М. Васильчиковой взятое из мемуаров М.В. Родзянко «Крушение империи»:
«Ко всем волновавшим народ событиям в то время присоединились еще упорные слухи, что Германия предлагает нам сепаратный мир и что с ней негласно начали вести переговоры. Это тем более могло показаться правдоподобным, что еще в начале сентября я получил из Австрии от М. А. Васильчиковой очень странное письмо, в котором она старалась убедить меня способствовать миру между воюющими странами…
Оказалось, что такие же письма были отправлены государю, великой княгине Марии Павловне, в. к. Елизавете Федоровне. А. Д. Самарину, князю А. М. Голицыну и министру Сазонову — всего в семи экземплярах. Я тотчас же переслал письмо Сазонову, министр сообщил, что и он получил такое же письмо и государь также, и советовал письмо бросить в корзину, заметив, что он тот же совет дал и государю.
Я не мог спросить Сазонова, как он терпит, чтобы Васильчикова сохраняла придворное звание (она была фрейлиной государынь императриц).
Ко всеобщему изумлению М. А. Васильчикова в декабре появилась в Петрограде. Ее встречал специальный посланный в Торнео, на границе, и в «Астории» для нее были приготовлены комнаты.
Это рассказывал Сазонов, прибавивший, что, по его мнению, распоряжение было сделано из Царского. Все знакомые Васильчиковой отворачивались от нее, не желая ее принимать, зато в Царское она ездила, была принята, что тщательно скрывалось».
(Обратите внимание на это обстоятельство! Обычно историки утверждают, что Васильчикову в Царском Селе, якобы, отказались принимать, а вот Родзянко, ссылаясь на Сазонова и министра внутренних дел Хвостова, утверждает прямо противоположное).
«Когда вопрос о сепаратном мире в связи с ходившими слухами был поднят в бюджетной комиссии, министр внутренних дел Хвостов заявил, что, действительно, кем-то эти слухи распространяются, что подобный вопрос не поднимался в правительственных кругах и что если бы это случилось — он ни на минуту не остался бы у власти.
После этого я счел нужным огласить в заседании письмо Васильчиковой и сообщил, что она находится в Петрограде.
Хвостов, сильно смущенный, должен был сознаться, что она действительно жила в Петрограде, но уже выслана.
После заседания частным образом Хвостов рассказал, что на следующий день после своего появления Васильчикова ездила в Царское Село (к кому, он не упомянул) и что он лично делал у нее в «Астории» обыск и в числе отобранных бумаг нашел письмо к ней Франца-Иосифа и сведения, говорившие, что она была в Потсдаме у Вильгельма, получила наставления от Бетмана-Гольвега, как действовать в Петрограде, а перед тем гостила целый месяц у принца Гессенского и привезла от него письмо обеим сестрам — императрице и в. к. Елизавете Федоровне. Великая княгиня вернула письмо, не распечатывая. Это передавала гофмейстерина ее двора графиня Олсуфьева».
Вот бы посмотреть на записи камер-фурьерского журнала Царского Села за 1916 год, да поискать в архивах копии этих писем Франца-Иосифа и герцога Гессенского к его родным сестрам! Наверное, многое в этой истории с миссией фрейлины Васильчиковой стало бы понятнее.
Но пока такой возможности нет.
Теперь перейдем непосредственно к рассмотрению темы этой главы.
Наиболее интересными попытками ведения тайных переговоров о мире в 1916 году были: встречи А.Д. Протопопова в Стокгольме с германскими представителями, и предсмертные откровения Распутина в его беседах с князем Юсуповым.
Об этом и поговорим.
Надо бы сказать несколько слов о самом А.Д. Протопопове.
Александр Дмитриевич Протопопов происходил из потомственных дворян Симбирской губернии. Член Государственной думы III и IV созыва от Симбирской губернии, октябрист, действительный статский советник.
С 20 мая 1914 года — товарищ (заместитель) председателя IV Государственной думы. С августа 1915 член Особого совещания для обсуждения и объединения мероприятий по обеспечению топливом (Осотопа).
С февраля 1916 — Симбирский губернский предводитель дворянства.
(Вообще-то в конце 19 века Симбирск был каким-то «роковым» городом для Российской империи.
Мало того, что в нём родились В.И. Ленин и А.Ф. Керенский (папаша которого, кстати, был директором ленинской гимназии), так ещё и Протопопов был предводителем Симбирского дворянства!
(Невольно вспоминается шутка О. Бендера о Кисе Воробьянинове, как «предводителе команчей», на которую Киса смертельно обиделся).
Просто удивительно, какие занимательные гримасы строит нам, порой, история. Известно, что Распутин, в общении с императрицей Александрой Федоровной, именовал царских министров не по их фамилиям и должностям, а по кличкам, которые он сам для них придумывал.
Так епископа Варнаву Григорий Ефимович называл – «Мотылек», премьера Горемыкина – «Глухарь», премьера Штюрмера – и вовсе: «Старикашка», а министра внутренних дел А.Д. Протопопова он почему-то именовал «генерал Калинин», (видимо прозорливо предвидя фамилию грядущего «всесоюзного старосты»).
Забавно, что эти же клички и сама царица использовала в переписке с Николаем Вторым.
Например, 17 декабря 1916 года, уже после убийства Распутина, она отправляет супругу такую телеграмму:
«Телеграмма № 111.
Царское Село – Ставка. 22 ч. 24 м. – 23 ч. 10 м.
Его Величеству.
Калинин делает все возможное. Пока еще ничего не нашли. Феликс, намеревавшийся уехать в Крым, задержан. Очень хочу, чтобы ты был здесь. Помоги нам, Боже! Спи спокойно. В молитвах и мыслях вместе. Благословляю с безграничной нежностью. Аликс». (Переписка Николая и Александры Романовых. 1916–1917 гг. М.; Л., 1927. Т. V. С. 206).
Упомянутый царицей «Калинин» как раз и был министром внутренних дел империи А.Д. Протопоповым.
Интересную оценку личности А.Д. Протопопова, в показаниях Чрезвычайной следственной комиссии, дал бывший председатель Государственной Думы М. В. Родзянко:
«Самый вредный, самый страшный человек для государства, для этой разрухи оказался Протопопов. На меня всё это производит такое впечатление, что последствия ужасные, но сделано это недостойным, незначительным человеком, потому что он больной человек, я это положительно утверждаю. У него мания величия, он какой-то ясновидящий…
Он как закатит глаза, так делается как глухарь — ничего не понимает, не видит, не слышит. Я позволю себе утверждать, что это ненормальный человек». (Падение царского режима. Стенографические отчёты допросов и показаний, данных в 1917 г. в Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства / под ред. П. Е. Щеголева. — М.-Л.: ГИЗ, 1927. — Т. VII., стр. 152
Сам Протопопов в показаниях Чрезвычайной следственной комиссии сообщал, что он с начала 1900-х годов проходил лечение у известного «тибетского врача» П. А. Бадмаева; в 1915—1916 годах у Протопопова бывали психотические эпизоды, во время которых он полностью терял контроль над собой: бегал на четвереньках, катался по полу, покушался на самоубийство. Разочаровавшись в Бадмаеве, Протопопов обращался за консультациями к знаменитому психиатру В. М. Бехтереву.
Психическое состояние Протопопова во время пребывания в заключении в Петропавловской крепости ещё более ухудшилось, он страдал галлюцинациями и считал, что в камере установлен аппарат для чтения его мыслей. В сентябре 1917 года Протопопов был переведен в Николаевский военный госпиталь и подвергнут медицинскому освидетельствованию. Эксперты установили, что он страдал циркулярным психозом (в современной терминологии — биполярным аффективным расстройством).
Вот такие министры были у царя Николая Второго…
Давайте же посмотрим, как Протопопов попал на столь ответственный пост, да еще в самый разгар Первой мировой войны.
В апреле-июне 1916 года А.Д. Пропотопов, в качестве председателя межпарламентской делегации, ездил в Англию, Францию и Италию. В состав делегации входили известные и влиятельные члены Думы П. Н. Милюков, А. И. Шингарёв, М. М. Ичас, Ф. Ф. Рачковский, А. А. Радкевич, Д. Н. Чихачёв, А. А. Ознобишин, В. Я. Демченко, Б. А. Энгельгардт; члены Госсовета В. И. Гурко, А. В. Васильев, князь А. Н. Лобанов-Ростовский, барон Р. Р. Розен.
Посмотрим, что о тайных переговорах А.Д. Протопопова в Стокгольме сообщил в своих мемуарах председатель Четвертой Думы М.В. Родзянко:
«В мае и июне наша парламентская делегация посетила союзные государства и везде была встречена с большим почетом и воодушевлением…
Единственной фальшивой нотой поездки было бестактное свидание Протопопова с представителем Германии в Стокгольме на обратном пути. Протопопов задержался и, когда остальные уехали, он не как председатель делегации, а как частное лицо имел свидание с Варбургом, подосланным германским послом Люциусом. Газеты подняли по этому поводу шум, и я вынужден был потребовать объяснения Протопопова в Думе в присутствии депутатов.
Протопопов не отрицал своего свидания с первым секретарем германского посольства, которому он подчеркнул невозможность для России мира до полного поражения Германии. Когда Варбург пытался оправдать Германию и сваливал всю ответственность на Англию, Протопопов заявил, что он не может позволить в своем присутствии порочить наших союзников. Дума удовлетворилась его объяснениями, и я послал» газеты письмо с описанием стокгольмского инцидента».
Как видим, в изображении М.В. Родзянко, эти переговоры были всего лишь какой-то «единственной фальшивой нотой поездки», из-за которой «газеты подняли шум, и ничего более.
Несколько другую точку зрения в своих мемуарах дает князь Феликс Юсупов (младший):
«Летом 1916 г. во время посещения делегации думцев Франции и Великобритании, проездом в Стокгольме (Швеция) Протопопов встречался и вел переговоры с неофициальным агентом (предположительно) Германского правительства банкиром Варбургом о возможности заключения сепаратного мира. Эти сведения товарищем председателя Государственной Думы А.Д. Протопоповым были доведены до царского правительства и императора Николая II.
В курсе дел был и председатель Государственной Думы М.В. Родзянко. Попытки немцев по установлению контактов для проведения переговоров о заключении сепаратного мира были известны и ранее. Русское военное командование было обеспокоено слухами, что немцы также прилагают определенные усилия по заключению сепаратного мира с кем-то из союзников по Антанте. Таким образом, возникала взаимная подозрительность к партнерам по оружию».
Тут тоже об этих переговорах сказано как-то мельком, дескать, возникла из-за них «взаимная подозрительность к партнерам по оружию», да и только.
Остается только удивляться тому обстоятельству, что после этих странных переговоров, А.Д. Протопопов, который имел в Думе репутацию довольно «левого» депутата и заместителя самого М.В. Родзянки (которого царь не слишком-то «жаловал»), вдруг делает грандиозный «скачок» в карьере и становится министром внутренних дел империи и «особой, приближенной к государю-императору»!
В сказках и глупых романах такое случается, а вот в реальной жизни – исключено.
Должен был быть какой-то (скрытый от всех) МОТИВ, причина столь стремительного взлета А.Д. Протопопова.
Кое-какие предположения об этом мы можем сделать.
В прошлой главе отмечалось, что Великий Герцог Гессенский Людвиг (являвшийся родным братом царицы Александры Федоровны и её сестры, в.к. Елизаветы Федоровны) в 1915 году, при встрече с фрейлиной этих великих княгинь Марией Васильчиковой, велел ей передать в Царское Село, что в Стокгольме будет постоянно присутствовать доверенное лицо Герцога, которое готово вступить в переговоры в частном порядке с посланцем Николая Второго.
А вот что 17 апреля 1915 года написала об этом в письме мужу сама Александра Федоровна:
«Я получила длинное милое письмо от Эрни (так она ласково называет своего родного брата, герцога Эрнста-Людвига Гессенского). Он пишет: если кто-нибудь может понять его (то есть тебя) и представить себе его переживания, то это я. Он крепко тебя целует... хотел бы найти выход из сложившейся ситуации и полагает, что кому-нибудь следовало бы приступить к наведению моста для переговоров.
У него возник такой план: неофициально направить в Стокгольм доверенного, который там встретился бы с человеком, столь же частным образом, присланным тобою, и вместе они разрешили бы преходящие затруднения. План его исходит из того, что в Германии не питают действительной ненависти к России...
Два дня тому назад Эрни распорядился послать туда (в Стокгольм) к 28-му (апреля) одно лицо, которому сказано пробыть там неделю...
Я немедленно написала ответ и через Дэзи (это - подруга императрицы Александры Федоровны, наследница шведского престола Маргарет - комментарий) послала в адрес этого господина. И сообщила ему, что ты еще не возвратился...
Конечно, В (имеется в виду император Вильгельм II) обо всем этом ничего не знает.
Эрни пишет, что они (то есть немцы) стоят во Франции, а также и на юге в Карпатах прочной стеной. Они утверждают, что уже захватили 500 тысяч наших пленных. В общем, все письмо милое и любезное. Оно доставило мне большую радость».
Не правда ли, это письмо от царицы царю – яркое свидетельство того, что «царская семья не вела никаких тайных переговоров о мире» со своими германскими родственниками, как нам сейчас рассказывают нынешние нью-монархисты?!
Но в 1915 году случился скандал с Мясоедовым и Сухомлиновым, в который оказались втянуты и тогдашние «переговорщики» грузинские князья В.Д. Думбадзе и Г.B. Мачабели, и их встреча с немецкими представителями в Стокгольме не состоялась.
А вот в 1916 году ситуация изменилась.
Очень похоже, что на роль именно такого тайного посланца на переговоры с немцами, кем-то и был избран А.Д. Протопопов.
В Стокгольме он вел переговоры с германским банкиром Максом Варбургом, родным братом создателя Федеральной резервной системы США Феликса Варбурга. Этот Макс Варбург был назначен лично кайзером Вильгельмом II шефом спецслужбы по экономической разведке.
В телеграмме заместителя статс-секретаря А. Циммермана германскому посланнику в Стокгольме говорилось, что «банкир Макс Варбург из Гамбурга в ближайшие дни прибудет к вам с особо секретным заданием. Для видимости он будет выступать в роли специального уполномоченного немецкого правительства по валюте и вопросам».
Сохранились воспоминания некоторых сослуживцев Протопопова об его доверительных рассказах про «миссию в Стокгольме».
Бывшему генерал-майору отдельного корпуса жандармов А. В. Герасимову в апреле 1918 года Протопопов подробно изложил содержание своей встречи с Вартбургом.
Герасимов вспоминал:
«… Протопопов очень подробно рассказал мне историю своего назначения министром. В качестве товарища председателя Государственной Думы он был выбран председателем той делегации членов Думы, которая совершила поездку к нашим союзникам, посетила Париж и Лондон. Эта поездка, говорил Протопопов, показала мне, что военное положение наших союзников очень невеселое.
Положение на их фронтах было очень тяжелым, организация тыла расхлябана, катастрофы можно было ждать буквально со дня на день. Поэтому, когда в Стокгольме мне через разных посредников было предложено встретиться с представителем германского правительства Вартбургом и ознакомиться с германскими условиями мира, я счел своим патриотическим долгом принять это предложение.
Встреча состоялась.
И после долгого разговора Вартбург мне сообщил, что он имеет вполне официальные полномочия передать Государю Императору условия сепаратного мира, которые сводились приблизительно к следующему: вся русская территория остается неприкосновенной, за исключением Либавы и небольшого куска прилегающей к ней территории, которые должны отойти к Германии.
Россия проводит в жизнь уже обещанную ею автономию Польши, в пределах бывшей русской Польши, с присоединением к ней Галиции. Эта автономная Польша вместе с Галицией будет оставаться в составе Российской Империи. На Кавказе к России присоединяется Армения.
Какой-то особый пункт говорил, я не помню уже теперь, или о нейтрализации или о присоединении к России Константинополя и проливов. Условий мира с союзными державами Вартбург не указывал, но подчеркивал, что никакой помощи от России против ее бывших союзников Германия не потребует.
Протопопов обещал передать эти предложения царю. И с этой целью, приехав в Петербург, испросил у него личной аудиенции.
Царь внимательно выслушал рассказ Протопопова о свидании с Вартбургом, поблагодарил Протопопова за его сообщение и прибавил:
— Да, я вижу, враг силен. Я согласен, при нынешнем положении те условия, которые вы передали, для России были бы идеальными условиями. Но разве может Россия заключать сепаратный мир? А как отнеслась бы к этому армия? А Государственная Дума?
В итоге разговора Протопопов, как уверял он меня, получил от Государя формальное поручение переговорить с представителями руководящих фракций Государственной Думы и выяснить их отношение к германским предложениям. Протопопов прибавил, что он будто бы сделал попытку устроить совещание представителей думских фракций, но настроение, которое на этом совещании обнаружилось, было таково, что о подробном рассказе относительно германских условий не могло быть и речи, он не излагал их.
Наши политики, говорил Протопопов, оказались невероятными идеалистами, совершенно не понимающими интересов страны. А ведь только заключив такой мир, мы могли спасти страну от революции».
Вполне себе вероятная версия, на мой взгляд.
Многие трезвомыслящие политики тогда понимали, что победить Германию Россия не сможет и своевременно заключенный сепаратный мир с Центральными державами, был бы лучшим «лекарством» от революции и развала страны.
(О том, в каком состоянии летом 1916 года увидел нашу Действующую армию М.В. Родзянко, расскажем чуть позже).
Но, может быть, А.В. Герасимов что- нибудь присочинил в этом рассказе?!
Есть и другое свидетельство, подтверждающее его рассказ.
Летом 1918 года, находясь под стражей в лечебнице в Петрограде, А. Д. Протопопов сообщил журналисту П. Я. Рыссу, что в конце декабря 1916 года он предложил план выхода России из войны, получивший одобрение царя.
Согласно этому плану, «Россия должна известить союзников за несколько месяцев вперед, что, будучи не в силах вести войну, в назначенное время правительство прекращает эту войну. В течение этих месяцев союзники и Россия должны вести с Германией переговоры, которые не могли не дать положительного результата. В случае если бы союзники отказались от ведения переговоров, Россия все же в указанный срок выходила из войны, заключив мир с Германией» и сделавшись нейтральной страной.
Как видим, многое в этих версиях переговоров Протопопова совпадает, да и хорошо объясняет причину его стремительного взлета и мгновенной «переквалификации» из либерального думского оппозиционера в ярого монархиста и любимца царской семьи, «генерала Калинина».
Давайте посмотрим на известные ныне ФАКТЫ о подготовке этих тайных переговоров в Стокгольме.
Министр иностранных дел Швеции Кнут Валленберг рассчитывал сыграть важную роль в примирении России и Германии.
Еще в 1915году, в доверительной беседе с немецким банкиром Максом Варбургом, который вел в Стокгольме неофициальные переговоры о возможности вступления Швеции в войну против России, шведский министр иностранных дел заметил: «Для меня есть одно решение: это союз трех империй… Но я опасаюсь, что немцы будут чересчур жесткими, потребуют слишком много земель у России» (PA AA. Schweden 56:1. Bd 1. H. 054931/35. Warburg an Zimmermann vom 6.07.1915).
Идея Валленберга заинтересовала Варбурга, и он запросил Берлин об инструкциях в отношении переговоров с Валленбергом.
Рейхсканцлер Бетман-Гольвег рекомендовал рассеять подозрения Валленберга насчет жестких условий мира, заявив, что «мы должны ограничиться необходимыми в военном отношении изменениями границ и торговым договором» (Ibid. Bethmann Hollweg an das AA vom 10.07.1915).
В итоге гамбургский банкир выразил готовность, если будет на то необходимость, вновь поехать в Стокгольм, но уже для обсуждения возможности шведского посредничества между Россией и Германией и перспектив сепаратного мира (Ibid. H. 054931/35. Warburg an Zimmermann vom 15.07.1915).
Однако 11 августа 1915 года рейхсканцлер Германской империи Бетман-Гольвег подготовил доклад кайзеру, в котором отмечал, что после «всех поступающих из Петрограда сведений сепаратный мир с Россией едва ли можно предвидеть в ближайшей перспективе» (Ibid. H. 055038/41. Reichskanzler an Kaiser vom 11.08. 1915).
В начале 1916 года в России сменилось правительство, которое возглавил Б.В. Штюрмер, являвшийся откровенной креатурой Г.Е. Распутина. Назначение Штюрмера обрадовало немецких дипломатов. С его именем в Берлине связывали усиление позиций сторонников сепаратного мира с Германией в высших российских эшелонах власти.
Благоприятным сигналом о готовности России к сепаратному миру стала для Германии отставка 10 июля 1916 года убежденного противника сепаратного мира министра иностранных дел С.Д. Сазонова.
(Подчеркнем, что эта внезапная отставка «англомана» Сазонова произошла всего через 4 дня после тайных переговоров Протопопова и Варбурга в Стокгольме!)
Его уход произошел по классическому сценарию, так распространенному в годы правления Николая Второго: Сазонов уехал на отдых в Финляндию, где спустя три дня узнал из газет о том, что он уже больше не министр иностранных дел.
Ближайшие его сотрудники и вовсе узнали об этом из «Правительственного вестника».
В российском МИДе назначение Штюрмера считали «темным» и подозревали, что истинной его миссией было заключение сепаратного мира с Германией.
Обстановка для этого тоже складывалась благоприятная.
«Россию охватывает усталость, и Германия должна постараться заключить с ней сепаратный мир»— писал в те дни кайзер Вильгельм Второй. (Шацилло В.К. «Первая мировая война 1914—1918. Факты. Документы». М., 2003. С. 245),
Так что условия для переговоров были вполне подходящими.
Как уже говорилось, А.Д. Протопопов принял предложение шведского банкира У. Ашберга встретиться с сотрудником германской дипломатической миссии в Швеции Ф. Варбургом.
Встреча Протопопова и Варбурга прошла 6 июля 1916 года в специально снятом для этого Ашбергом номере одной из стокгольмских гостиниц. Во встрече также участвовали Ашберг с женой, член Государственного совета граф Д.А. Олсуфьев, видный московский предприниматель Л.C. Поляк с супругой.
(Интересно, откуда они вдруг взялись на данной встрече? Кто (и зачем) их пригласил на неё? В составе официальной думской делегации, руководителем которой был Протопопов, этих фамилий не было).
В ходе этой встречи шел разговор на общеполитические темы. Варбург опровергал тезис о голоде в Германии (живописные рассказы о котором были очень популярны тогда в российских газетах).
После чего он перешел к главному.
Варбург заявил, что дальнейшая война бесцельна. А потому надо говорить о мире. Тут же Варбург представил собравшимся свои представления о послевоенном устройстве мира. По его мнению, Курляндия должна принадлежать Германии, Польша стать самостоятельным государством, Лотарингия — возвращена Франции, а Эльзас - закреплен за Германией. При этом Германия, по словам Варбурга, ничего не имеет против посягательств России на Буковину, Галицию и средиземноморские проливы Босфор и Дарданеллы.
Присутствовавший при беседе шведский банкир Ашберг заявил, что в ходе беседы сложилась странная ситуация. Германия вроде бы близка к победе в ходе войны, но почему-то просит о немедленном мире. Вскоре после этого встреча была завершена.
Основным источником информации о содержании переговоров служит пространный отчет Варбурга перед своим начальством, написанный непосредственно после встречи и отправленный немецким посланником Люциусом в МИД 8 июля 1916 года (L’Allemagne et les probl;mes de la paix. Doc. № 281. Р 392—398).
(К сожалению, его полный текст в открытых источниках мне обнаружить не удалось, поэтому приходится изучать только его опубликованное изложение) .
Похоже, что в разговоре с Герасимовым, (а может быть и в своем рассказе царю), Протопопов несколько приукрасил выдвинутые ему германские предложения об условиях сепаратного мира.
В своем отчете Вартбург утверждал, что сообщил Протопопову и Олсуфьеву о необходимости аннексией Германией не только Курляндии, но и Литвы и Польши (!!!), а относительно Проливов указал, что Германия готова была лишь добиться права для России проводить через них свои военные суда.
Варбург в ходе беседы пытался внушить российским политикам, что только Англия заинтересована в продолжении войны и у него сложилось впечатление, что собеседники разделяют его убеждение и также считают продолжение войны бессмысленным. Что касалось целей Германии в войне, то Варбург, по его словам, убеждал собеседников, что Германия никогда не стремилась к мировому господству, и желает установления длительного, прочного мира и свободы для малых наций.
Когда русские задали вопрос о судьбе завоеванных Германией территорий Российской Империи: о Польше, Курляндии и Литве, то выяснилось, что Германия не собирается возвращать их России, но вместо этого Россия могла бы получить часть Галиции (Ibid. P. 397).
В этом отчете М. Варбург высказал свое впечатление о том, что его собеседники были согласны с ним в том, что «продолжение войны бессмысленно», предпочитая при этом «задавать вопросы и воздерживаться от изложения собственной позиции».
Согласитесь, это совсем не одно и то же с тем, что рассказывал о германских предложениях А.Д. Протопопов!
(Особый разговор - моральная сторона этих тайных переговоров Протопопова. И дело тут не только в том, что заместитель председателя Думы во время войны нашел возможным встретиться с официальным представителем враждебной России державы.
Впоследствии, отчитываясь о своей встрече с Варбургом, Протопопов неоднократно заявлял, что о предстоящем свидании с германским агентом знал русский посол в Швеции А.В. Неклюдов.
Однако Неклюдов заявлял, что не был информирован об этом. Также не соответствовали действительности и публичные утверждения Протопопова о том, что его беседа с Варбургом происходила по просьбе русского посольства в Швеции и лично посла А.В. Неклюдова.
Совершенно очевидно, что с помощью такого вранья Протопопов пытался уйти от неприятных вопросов о моральной и юридической допустимости самого факта подобного рода переговоров, или умолчать о их содержании.
Ложь Протопопова и его стремление к самооправданию ценой репутации других людей отмечает, в частности, в своих воспоминаниях А.Ф. Керенский (Керенский А.Ф. «Россия на историческом повороте». М., 1996. С. 158).).
Видимо германские условия, переданные Вартбургом, Протопопов (в той, или иной форме) изложил царю 19 июля 1916 года.
А думцам он хотел передать их во время встречи с бывшими коллегами по Прогрессивному блоку 19 октября, уже будучи министром. Столкнувшись с явной обструкцией своей персоны с их стороны, А.Д. Протопопов даже и не пытался изложить своим коллегам немецкие предложения о сепаратном мире.
С этими переговорами Протопопова о сепаратном мире можно также связать интенсивный зондаж, продолжавшийся с осени 1916 года по весну 1917 года, через голландского журналиста барона де Круифа, действовавшего от имени «русского двора».
16 октября он передал в Вену и Берлин, что Россия, понесшая в войне большие жертвы во имя союзников, оставляет за собой свободу действий по вопросу о мире. В качестве условий мира выдвигались: нейтрализация Проливов, превращение турецкой Армении в буферное государство, совместный протекторат трех империй над Польшей. Германское командование настояло, чтобы эти предложения были отвергнуты.
Надо бы рассказать и о том, какие мотивы имелись у русских организаторов этих стокгольмских переговоров: М. Гуревича, Л.С. Поляка, (о которых ранее уже упоминали).
Как ни странно, но несмотря на гремевшую уже два года мировую войну, они умудрялись поддерживать тесные связи с немцами и австрийцами.
Жена Л.С. Поляка - З.Л. Поляк (которая тоже участвовала в переговорах Протопопова и Варбурга) имела связи с австро-венгерскими дипломатами. Сам Л.С. Поляк, оказавшийся в начале Первой мировой войны на территории Австро-Венгрии - в Карлсбаде (ныне Карловы Вары), сумел избежать интернирования как гражданин России.
Более того, он жил в первые месяцы войны совершенно свободно в одном из отелей в Вене и помогал русским военнопленным.
(Разумеется, такое «вольное» поведение русского подданного во враждебной столице могло быть только с одобрения соответствующих спецслужб Австро-Венгрии).
После возвращения в Россию Л.С. Поляк сумел, по протекции директора общества «Мазут» Э. Грубе, устроиться на службу в Министерство финансов. При этом Грубе находился в оперативной разработке русской военной контрразведки, так как его визитная карточка была обнаружена при обысках у двух лиц, арестованных по подозрению в шпионаже. Кроме того, Грубе был членом «Санкт-Петербургского немецкого собрания 1772 года» (общество проживавших в Петербурге остзейских дворян), которое русские власти подозревали в контактах с Германией.
Именно к возглавляемому Грубе обществу «Мазут» имел прямое отношение и еще один организатор свидания Протопопова и Варбурга - варшавский домовладелец М. Гуревич, проживавший с начала Первой мировой войны в Стокгольме по делам своего бизнеса. Кроме того, до Первой мировой войны и сам М. Варбург имел серьезные торговые связи с Россией.
То есть Варбург, Гуревич и Поляк принадлежали к тем кругам в России и Германии, которые имели солидные прибыли от российско-германских экономических связей и интересы которых страдали в результате идущих военных действий. Заинтересованность этой группы в сепаратном мире - несомненна.
Нельзя не вспомнить и еще про одного фигуранта этого громкого дела.
В период премьерства Б.В. Штюрмера наибольшие подозрения в контактах с немцами адресовались ближайшему доверенному лицу премьер-министра, управляющему его канцелярией, известному журналисту, а также чиновнику для особых поручений Департамента полиции и надворному советнику И.Ф. Манасевичу-Мануйлову.
(Этот Манасевич-Мануйлов был своего рода «мотором» назначения Штюрмера, так как именно он порекомендовал Штюрмера в качестве премьер-министра Распутину и императрице).
После Февральской революции, Временным правительством была образована Чрезвычайная следственная комиссия (ЧСК), которая пыталась расследовать некоторые, наиболее одиозные, обвинения в адрес царской власти, в том числе и касающиеся попыток переговоров о заключении сепаратного мира.
В фондах ГАРФ, посвященных деятельности ЧСК Временного правительства, хранится «Дело о проявленном А.Д. Протопоповым бездействии власти, выразившимся в оставлении без расследования доставленной военными властями переписки, уличавшей Манасевича-Мануйлова в сношениях во вред интересам России с подданным воюющей с нею державы».
Суть дела такова.
Согласно показаниям сенатора и бывшего товарища (заместителя) министра внутренних дел А.В. Степанова, в конце сентября или начале октябре 1916 года в Департамент полиции от военных властей пришли материалы, компрометирующие уже находившегося под арестом Манасевича-Мануйлова. Из этих материалов следовало, что Манасевич-Мануйлов при посредничестве жителя Копенгагена, некоего Каро, имеет сношения с неназванным лицом, проживающим в Германии.
Предмет их отношений - заключение сепаратного мира между Россией и Германией. В переписке между Каро и Манасевичем-Мануйловым обсуждался вопрос об организации свидания для обсуждения вопроса о сепаратном мире.
По словам Степанова, получение этих материалов стало возможным в результате того, что арест Манасевича-Мануйлова был скрыт от его иностранных корреспондентов.
О полученных материалах, изобличающих Манасевича-Мануйлова в контактах с немцами, Степанов доложил А.Д. Протопопову в присутствии еще двух лиц. Протопопов якобы отнесся к сообщению «легкомысленно» (определение Степанова). Смысл ответа Протопопова состоял в том, что его пытаются поссорить с главой правительства Б.В. Штюрмером.
В конце разговора Протопопов прямо сказал Степанову: «Я Вам приказываю никакого расследования не производить».
В деле также содержится и копия рапорта №5224, отправленного временным исполняющим должность Председателя Петроградской Военно-цензурной комиссии Абадашем на имя начальника штаба Петроградского военного округа от 29 августа 1916 года. В нем подробно рассказывается о контактах Каро с Манасевичем-Мануйловым и германским придворным книжным торговцем Гансом Феллером.
Из полученной Военно-цензурной комиссией переписки Каро следует, что Ганс Феллер настойчиво обращался к Каро с просьбой прибыть в Германию для обсуждения вопросов сепаратного мира.
В свою очередь, Каро в своей переписке с Манасевичем-Мануйловым обещает последнему свидания с «авторитетными врачами» во время пребывания в Германии.
При этом, по данным Военно-цензурной комиссии, придворный книготорговец Карл Феллер - это не кто иной, как тайный придворный советник Карл Рене, близкий друг приближенного к Вильгельму II князя Б. фон Бюлова.
К рапорту были приложены переводы телеграмм Феллера (Рене) из Карлсбада, адресованные Каро.
Таким образом, можно зафиксировать факт, что Манасевич-Мануйлов имел контакты через посредников с германскими представителями.
ЧСК Временного правительства был допрошен судебный следователь М.Н. Лебедев, прикомандированный в годы Первой мировой войны к контрразведывательному отделению штаба Петроградского военного округа. Лебедев сообщил, что из переписки Манасевича-Мануйлова с Каро следует, что Мануйлов был хорошо осведомлен о личности Рене.
Более того, в письмах к Манасевичу-Мануйлову Каро заявляет, что Рене является доверенным лицом кайзера Вильгельма II.
Во время обыска у Манасевича-Мануйлова в 1916 году было обнаружено письмо руководителя дворцовой охраны генерала А.И. Спиридовича.
В этом письме Спиридович пишет о необходимости командирования за пределы Российской империи лица с неофициальным, но очень тонким и важным поручением. По мнению Спиридовича, на роль такого лица подходит Манасевич-Мануйлов.
По словам следователя Лебедева, письмо генерала Спиридовича было получено Манасевичем-Мануйловым за два или три дня до его ареста. На следствии Мануйлов заявлял, что не смог узнать смысл предстоящей ему за границей миссии.
При этом Лебедев утверждал, что Манасевич-Мануйлов имел право покидать пределы Российской империи без таможенного и пограничного досмотра(!!!)
Казалось бы, Чрезвычайная следственная комиссия собрала достаточно доказательств для предъявления обвинения Манасевичу-Мануйлову и, с определенными оговорками, Протопопову и Спиридовичу.
Но дальнейшее расследование попросту «рассыпалось».
Генерал А.И. Спиридович полностью подтвердил показания о своих поисках человека для выполнения деликатной миссии в одной из нейтральных стран. При этом Спиридович вспомнил, что разговор был «на бегу», а сам он предупредил, что к фигуре Манасевича-Мануйлова надо относиться с осторожностью.
Сам Манасевич-Мануйлов на допросе показал, что действительно поддерживал отношения с журналистом Каро, бывшим военным корреспондентом французской газеты «Матен» в Петрограде, однако всячески отрицал саму возможность того, что он использовал Каро в качестве канала для «наведения мостов» с немцами.
История контактов Каро с Манасевичем-Мануйловым и Рене действительно вызывает вопросы. Точно установленными здесь можно считать два факта: факт контактов (пусть и через посредника) Манасевича-Мануйлова с неофициальным представителем Германии и явное попустительство Протопопова этим контактам.
До сих пор остаются и неразрешенные вопросы:
Действовал Манасевич-Мануйлов при контактах с Каро и Рене самостоятельно или с чьей-то санкции? Кто санкционировал действия Мануйлова: полицейское начальство, Штюрмер или кто-то в Царском Селе? Наконец, непонятен и мотив Манусевича-Мануйлова: вступал ли он в контакт с немцами для дезинформации или имел реальные намерения начать переговоры о мире с немцами? Хотя факт контактов Манасевича-Мануйлова с германскими представителями налицо.
О том, что его прикрывали на САМОМ высоком уровне говорит следующий, совершенно беспрецедентный факт:
В декабре 1916 года дело Манасевича-Мануйлова, которое уже слушалось в суде с участием присяжных заседателей, по высочайшему повелению (!!!) было неожиданно и совершенно незаконно прекращено министром юстиции Добровольским, что являлось небывалым случаем в судебной практике того времени.
В заключение этой главы расскажем о том, какое впечатление о состоянии Действующей царской армии, летом 1916 года, вынес тогдашний председатель Государственной Думы М.В. Родзянко.
Вот, что он рассказывал в своих мемуарах:
«16 июля в сопровождении В. А. Маклакова и М. И. Терещенко я отправился в Бердичев для свидания с Брусиловым. Дела на его фронте были успешны, снаряжения достаточно и главнокомандующий бодро смотрел на положение армии. Некоторый недостаток чувствовался только в тяжелых снарядах, которых много израсходовали при наступлении.
Командующий восьмой армией Каледин, у которого я был в Луцке, лишь недоумевал, почему Безобразов действует совершенно самостоятельно, не согласуя свои действия с соседями. Совершенно отрицательно он относился к назначению в. к. Павла Александровича командующим одним из корпусов. Великий князь не исполнял приказаний даже своего прямого начальства и вносил еще большую путаницу.
Говоря о Ковеле, Каледин заметил: «Дали бы мне гвардию, я бы взял Ковель: он раньше не был так сильно укреплен, и австрийцы не располагали в этом пункте достаточными силами. Ставка не выполнила своего первоначального плана»…
Из Луцка поехали в Торчин, где находился санитарный отряд земского союза, обслуживавший железную дивизию…»
Как видим, внешне все выглядело неплохо: Брусилов (чьи войска второй месяц безуспешно штурмовали Ковель) был бодр, снарядов, в общем-то хватало, генерал Каледин ругал великого князя Павла Александровича (командовавшего у него 1-м гвардейским корпусом) за его бестолковость и невыполнение боевых приказов, но для поведения многочисленных великих князей на фронте - это было обычным делом.
А вот как выглядела ситуация при более внимательном рассмотрении:
«По дороге из Рожища тянулась бесконечная вереница раненых в простых телегах. Многие с тяжелыми ранениями лежали даже без соломы и громко стонали.
Уполномоченный Красного Креста при восьмой армии Г. Г. Лерхе говорил еще в Луцке: «Обратите внимание на эвакуацию раненых из гвардии, — там бог знает что творится».
В Рожище бросалось в глаза множество раненых, лежавших где попало: в домах, в садах, на земле и в сараях; многие пострадали тут же в самом местечке при налетах аэропланов и от разрыва пироксилиновых шашек, сложенных под открытым небом рядом с лазаретом. Здесь погиб уполномоченный Красного Креста Г. М. Хитрово, который бросился выносить раненых из загоревшегося от взрыва шашек барака.
У заведующего санитарной частью армии профессора Вельяминова не хватало самых необходимых медикаментов и перевязочных средств.
В штабе Безобразова поражало большое количество штабных офицеров. Из рассказов самого Безобразова о положении на фронте можно было вынести впечатление, что у него полная неурядица.
На обратном пути я снова виделся в Луцке с генералом Калединым, и он не скрывал своего негодования но поводу тех огромных потерь, которые понесла гвардия, достигшая ничтожных результатов: «Нельзя так безумно жертвовать людьми, и какими людьми».
В Рожище мы приехали в надежде свидеться с сыном, полк которого участвовал во всех боях гвардии, потерявшей тогда убитыми и ранеными до тридцати трех тысяч. Безобразов разрешил вызвать сына по телефону, так как полк его отошел на вторую линию. Ждать пришлось до рассвета следующего дня…
Мы обошли три лазарета: один из них имени Родзянко, где отлично работала жена племянника — англичанка, второй — английский с лэди Пэджет во главе и третий Кауфмановской общины. Везде работали самоотверженно, но принимать всех не успевали — не хватало мест. Привозили исключительно из гвардейских частей: чудный молодой, рослый народ из последних пополнений — «поливановские».
Они бодро и весело отвечали нам, а «старики» жаловались, что часто даром губят народ, заставляют брать проволочные заграждения без артиллерийской подготовки. Они отнеслись ко мне с большим доверием и тихо с грустью рассказывали про плохое начальство.
Вместе с Мещериновой мы похоронили Хитрово во временной могиле и после окончания церемонии остались на похоронах солдат, умерших в лазаретах.
Их привезли без гробов, голых, и клали в общую могилу рядами. Тяжело было смотреть на эту безобразную картину. Священник скороговоркой, небрежно читал молитвы, а когда мы просили его не спешить и стали сами петь панихиду, он с удивлением посмотрел на нас и стал служить как следует.
Уходя, священник поблагодарил и, вздыхая, сказал: «Мы то и дело хороним, жаль смотреть», — и махнул рукой».
И такое отношение к раненым (и погибшим) бойцам было не в какой-то «богом забытой» запасной ополченческой дружине, а в отдельном гвардейском отряде генерала Безобразова (!), где были собраны самые лучшие и привилегированные полки и дивизии царской армии…
Если уж здесь: «у заведующего санитарной частью армии профессора не хватало самых необходимых медикаментов и перевязочных средств», то в остальных частях с этим было намного хуже!
И вот что рассказал М.В. Родзянко его сын:
«Сын приехал прямо в Луцк и после часового отдыха начал рассказывать все пережитое.
Преступная неурядица, несогласованность командного состава, путаница в распоряжениях погубили лучшие войска без всякой пользы.
Не только офицерам, но и солдатам было очевидно, что при таких условиях победа немыслима, несмотря на геройство гвардейских частей.
В. к. Павел Александрович, командовавший корпусом, не послушался приказания обойти намеченный пункт с флангов и приказал преображенцам и императорским стрелкам двинуться прямо на высоты Ран-Место. Полки попали в трясину, где многие погибли: пока они вязли, с трудом передвигать по болоту, над их головами носились немецкие аэропланы и расстреливали в упор.
Сын провалился по плечи, и его с трудом вытащили солдаты. Раненых нельзя было выносить из болота, и они все погибли.
Трясина тянулась вплоть до высоты, которая вся была опутана колючей проволокой. Наша артиллерия действовала слабо, проволочные заграждения не разрушала, снаряды ее не долетали или попадали в своих.
Командовавший кавалерийской дивизией генерал Раух не выполнил распоряжения штаба и вместо того, чтобы зайти неприятелю в тыл, отвел свои полки. Вообще, каждый командующий действовал по своему усмотрению, и люди гибли напрасно. Несмотря на все это, геройские полки гвардии выполнили возложенную на них задачу и, истекая кровью, заняли высоты, после чего им велели отступать…
Сын, всегда спокойный и уравновешенный, сильно волновался и говорил мне:
«Ты должен довести до сведения государя, что преступно так зря убивать народ… Командный состав никуда не годится… Все чувствуют в армии, что без всяких причин дела пошли хуже: народ великолепный, снарядовой орудий в избытке, но не хватает мозгов у генералов.
Плохо еще, что нет аэропланов. Ставке никто не доверяет, так же как и ближайшему начальству.
Все это может кончиться озлоблением и развалом.
Мы готовы умирать за Россию для родины, но не для прихоти генералов. Они во время боев в большинстве случаев сидят в безопасных местах, на линии огня редко кто из них показывается, а умираем мы. У нас и солдаты, и офицеры одинаково думают, что если порядки не изменятся, — мы не победим. Надо открыть на все это глаза…».
Ну и как вам такая картина, рассказанная очевидцем и участником этих кровавых боев?!
А ведь это – самый разгар знаменитого «брусиловского прорыва», которым у нас так принято восхищаться…
Блестяще начатое наступление, Луцкий прорыв, не привели к кардинальному изменению ситуации на Восточном фронте ни для России, ни для Центральных держав.
Германское командование успело перебросить резервы, укрепить немецкими частями войска Австро-Венгрии. Упорной обороной и настойчивыми контратаками ему удалось сбить атакующий пыл русских войск и снова перевести войну на Восточном фронте в позиционное русло.
А вот русское командование, к сожалению, не смогло в полной мере использовать плоды первоначальных побед. Вместо того чтобы используя огромные массы русской кавалерии, своевременно перенацелить направление удара войск ЮЗФ на Львов и Рава-Русскую, где имелась возможность выхода на оперативный простор и разгрома вражеских тылов, войска фронта уперлись в «ковельский тупик», который быстро перерос а «ковельскую мясорубку».
Итогом стали огромные потери Гвардии и других, наиболее боеспособных корпусов, деморализация войск и потеря веры в победу, как на фронте, так и в тылу.
Очень точно и образно сказал об итогах Брусиловского наступления британский историк Лиддел Гарт в своем труде «Правда о Первой мировой»: «операция, начатая в весеннем блеске, погасла в осеннем унынии"!
В личном письме императору от 13 августа великий князь Николай Михайлович написал:
«От души скорблю о потерях Гвардии и об отрицательных результатах ее геройских подвигов вследствие нераспорядительности и отсутствия руководства начальствующих лиц.
Почти все офицеры в один голос обвиняют генерала Безобразова, который, вследствие невероятного упрямства и воображения, что он даровитый полководец, вот уже третий раз напрасно губит без результата тысячи дорогих тебе жизней».
(Николай II и великие князья (родственные письма к последнему царю). – М.-Л., 1925. С. 79.)
Между тем, бессмысленные и плохо подготовленные попытки штурма Ковеля продолжались и осенью 1916 года.
Участник тех боев В. В. Вишневский так вспоминал о этих сражениях:
«Истребление Гвардии! Атаки 3 и 7 сентября!
Никакой артиллерийской подготовки не было. Перед нами густые ряды немецких проволочных заграждений, сквозь которые немыслимо пройти. На проволоке повисли сотни трупов егерей. Под ураганным орудийным и пулеметным огнем мы несколько раз выходили из окопов и с криком «ура» бросались на проволоку. Падали убитые и раненые. Утопая в жидкой осенней грязи…
Более жестокой, более бессмысленной битвы я не видел ни до, ни после боев у Свинюх. Что может быть ужаснее армии без руководства!».
Однако великий князь Павел Александрович так и остался на посту командира 1-го гвардейского корпуса». Вишневский В. В. Собр. соч. В 5 т. – М., 1954. Т. 2. С. 747.
25 сентября 1916 года императрица Александра Федоровна писала Николаю II:
«О! Дай снова приказ Брусилову остановить эту бесполезную бойню, младшие чувствуют, что начальники их тоже не имеют никакой веры в успех там – значит, повторять безумства Германии под Верденом?..
Наши генералы не считают живых, они привыкли к потерям, а это грех; вот когда есть уверенность в успехе, тогда другое дело».
Через два дня император (и «по совместительству») Верховный Главнокомандующий распорядился приостановить дальнейшее развитие сражения под Ковелем и на Стоходе. (Мэсси Р. Николай и Александра. – М., 1990. С. 310.).
И нам сейчас рассказывают, что ТАКАЯ армия могла вдруг весной чудесным образом прорвать германские линии укреплений, которые немцы неустанно укрепляли и совершенствовали с осени 1916, и разгромить супостата в кратчайшие сроки!
В следующей главе мы рассмотрим, что рассказывал Г.Е. Распутин своему «маленькому другу» князю Ф. Юсупову о заключении сепаратного мира с Германией.
Продолжение: http://www.proza.ru/2017/04/23/784