Собачий день

 
  Фонтанка несла унылых птиц, цветные банки и опухших матросов, торчащих из трюма красного крейсера с мордатой овчаркой на обложке. Ах, как курить хотелось. Я попытался, но выловить не смог. Воды мутные тянули меня и качали. И в перерыве между глотками я не размышлял.
  - А на канале спокойнее, - из-за спины донеслось хрипловато знакомое. – И ловится лучше.
    Я оглянулся. Поросячье потёртое лицо Корюшки смотрело приветливо и невинно, будто он ещё не предавал. Я отдал остатки. Он долго и жадно чавкал, облапив своими мохнатыми лапами стеклянный мой пузырь.
Хрюкнул, поблагодарил, облокотился рядом.
  - Твой что ли? – указал на голову Ахмедки.
Приметлив, собака, подумалось. Бантик на макушке Ахмеда, правда, походил на поплавок, да и вёл себя соответствующе: подныривал под шелуху и ходил кругами.
  - Кто?
  - Не надо, Гарик, я знаю всё!
  Знает всё? Про Лёлечку, про тех, о ком никогда не расскажу и никому не выдам? Не люблю всезнаек, которые втираются, а потом… Не-на-ви-жу!
 Да, уж с полгода завёл я котика  - подобрал под теннисным столом в Калинкином переулке. Лелеял и выхаживал, хотя по закону их даже с госномерами запрещено. Знаем, кто пишет эти собачьи законы.
  Котик славный, котик милый, пил и ел только положенное, нырял утюжком, не шевелился зря. Да, ловили мы втихую безмолвные акты жизни. Плавники и жабры сдавали в кассу. Не сваришь без трупа и рыбьего супа, как говорится. Кто много знает, тот первый пропадает.
 Вот за грудки всезнайку Корюшку я и схватил.
 Тут вовремя и Ахмедка подоспел. 
 С утюжком.
- Не хрюкать больше поросёнку, - сказали мы врагу вдогонку.
    Не прошло и часа, господа полицейские, как водится, навалились. 
   Ахмедка водой ушёл, а меня на суше расплавили.
   Несмотря на попытки.
  Когда уводили, смелая моя боевая подруга Елена Петровна, глядя на произвол властей, запела из окна громко, проникновенно:
   « Куда ни плюнь,
повсюду жизни:
стреляй точней,
служа Отчизне!»
 Я ободрился.
 Я вернусь.
 Будет когда-нибудь и в нашей канаве праздник!












Игорь Марсеник