Счастье. В чем оно? Мы ищем, ждем и надеемся, порой не замечая, что оно совсем рядом. Вот и в тот вечер, если вспомнить наши ощущения, то разве можно было ту необъятную радость нашего воссоединения назвать другим словом?
Мы уже стали почти родными друг другу, так виделось мне, также думал и Дима. Наши встречи возобновились, а глупые мысли относительно каких-то других половинок улетучились навсегда, как мне казалось тогда.
Холодными вечерами мы нашли возможность проводить время в тепле и безопасности. Запасной выход клуба - двойная распашная дверь, закрывающаяся изнутри на крючки сверху и снизу, стал для нас спасением. Не составляло труда незадолго до закрытия незаметно выдернуть крючки из петель.
Мы уходили вместе со всеми, делая вид, что направляемся по домам. Завклубом, это немолодая уже женщина, торопившаяся в теплую постель, никогда не задерживалась и не возвращалась что-либо проверить. Она закрывала входную дверь на массивный замок и уезжала на велосипеде.
Через несколько минут к клубу начинали подтягиваться влюбленные пары, а таких насчитывалось в разное время то две, то три, то четыре. Кто-то выбывал, поссорившись, кто-то – поженившись.
Рассредоточившись в клубе по углам, конечно же, без света, мы тихо сидели, разговаривали, целовались. Никто ни за кем не шпионил, никто никому не мешал. Там все были на равных, ведь на улице в холод или дождь, а зимой вообще в снег и мороз, не погуляешь.
Ох, сколько пар образовалось в том нашем клубе! Сколько энергии любви на тех подмостках! И дети мои, проводившие каникулы у бабушки с дедушкой, там же «тусовались».
Он и сейчас стоит на своем месте. Проводятся дискотеки, праздники, в том числе и национальные белорусские, есть народный хор, который даже в страны дальнего зарубежья ездит с концертами.
В двух километрах от нашей деревни расположена воинская часть. Солдаты срочной службы, сбегая в «самоволку», частенько наведывались к нам на танцы. Время от времени случалось, что кто-то кого-то не поделил, конфликт вырастал от простого разговора до боя - «стенка на стенку».
Я страшно боялась таких драк, всегда помня свой горький опыт. Как раз напротив клуба располагалось здание фельдшерского пункта, огороженное деревянным штакетником. После тех боев от забора оставалось одно название. Солдаты дрались пряжками, наши парни – кулаками, кастетами и штакетником.
Дима не мог быть в стороне, мне бы это понять, но я ругалась с ним, пытаясь увести подальше от той бойни. Однажды и он получил по носу, но уверял, что и сам не остался в долгу.
Наверное, без драк обойтись нельзя, где же тогда закалить характер или проверить свои физические данные, если в деревне ни спортивных секций, ни каких-либо других мест для применения своей силы. Разве что труд, каждодневный и нелегкий. Но тянет же пацанов на подвиги!
Мы всегда были вместе – в праздники, будни, на танцах, на коллективных мероприятиях, а в то время мы уже собирались большой компанией у кого-нибудь на дому, встречали Новый год, праздновали двадцать третье февраля и Восьмое марта.
Мама мой выбор не одобряла. Нет-нет и заведет разговор о том, что Дима из неблагополучной семьи, гол, как сокол и т.д. Ее доводы я отметала, доказывая ей то, во что верила сама – любовь все способна победить, а человек, выросший в неполной семье, наоборот, будет стремиться свою семью сохранить, чтобы дети не испытали тех лишений, которые выпали на его долю.
- Толку с того, что я из полной семьи?! Такая же голь, как и он. Это даже хорошо, мама, что мы одинаковые, по крайней мере, никто никого упрекать не будет и говорить: «Я тебя нищую взял».
Я била ниже пояса, мама ничего не могла возразить на эту голую правду жизни. В нашей семье всего хватило, уж мы-то знали. Дима ничего не замечал, считая, что у моих родителей все благополучно в отношениях. Я не разубеждала, зачем выносить сор из избы. Было и было, и быльем поросло.
Я еще не думала о жизни так масштабно, но в одном была убеждена, что из-за корысти уж точно не стану поддерживать отношения с парнем, если сердце к нему не лежит. Да и не планировала я еще свое замужество, к чему тогда все эти пустые разговоры!
В девятом классе нас осталось двадцать три ученика. В основном, это сильные ребята, прилежные и с хорошим поведением. С первого сентября мы учились в новой школе. Светлые просторные классы, новые столы, большие коридоры, огромный актовый зал и такой же спортивный – все вызывало восторг и желание идти вперед.
Активная жизненная позиция, которую я занимала в школе, помогала классу лидировать во многих проводимых конкурсах. Я писала стихи, выдумывала сценарии праздников и состязаний. Класс считался лучшим, наши первые места были вполне заслуженными.
К конкурсу «Никто не забыт и ничто не забыто», посвященному празднику Великой Победы, мы придумали экспозицию – в солдатской каске времен войны букет красных роз с каплями крови на лепестках. Кровь там была настоящая, кто-то из мужественных мальчишек проколол специально палец. Первое место! Кто бы сомневался!
Уж если мы брались за дело, то доводили его до конца, никто не подводил. Мы и с уроков «сачковали» дружно – ушли и ушли, никто не остался. «Шестерок» не было, зачинщиков не сдавали, как бы ни допытывались учителя.
Алиса Ивановна стыдила нас, но, даже ради нее, мы не сдавались. Конечно, случались такие «подвиги» не часто, но, стоило задержаться учителю, через пятнадцать минут класс оставался пустой. На следующий урок все являлись, «как штык», без опозданий. Учителя знали об этом, старались уроков не срывать.
Во время моей беспечной молодости родители мои, наоборот, переживали глубокий стресс по поводу тупейшей несправедливости наших советских законов.
А дело вот в чем. Достигнув пенсионного возраста и проработав в сельском хозяйстве более тридцати лет, мама рассчитывала получить пенсию, пусть не бог весть какую, но все-таки по стажу работы.
Оказалось, что у нас в государстве две формы собственности, государственная и колхозно-кооперативная. И если ты переехал из колхоза в совхоз, то колхозный стаж уже тебе не засчитывается(!).
- Это как?! - воскликнула мама.- Я отработала 31 год, не покладая рук. Мешки таскала с мукой и комбикормом, коров доила, навоз вилами грузила на машину... Это же такой тяжелый труд! Одно же государство!
- Женщина, что вы возмущаетесь? - еще больше распаляясь от "тупости" моей мамы, воскликнула работник СОБЕСа. - У вас полного стажа не выработано ни в колхозе, ни в совхозе, ваш общий стаж никого не интересует, он не суммируется, либо идите на минимальную колхозную пенсию, это двадцать восемь рублей, либо оставайтесь на той, которая назначена - двадцать семь рублей тридцать восемь копеек.
Так уж вышло, что из колхоза в совхоз, ближе к городу и хорошему транспортному сообщению наша семья переехала по желанию отца, ради благополучия нас - детей. Никто и понятия не имел про две формы собственности в одном государстве.
В надежде найти справедливость в высших эшелонах власти, я написала письмо Леониду Ильичу Брежневу, в котором под диктовку мамы излила душу, перечисляя все тяготы простого крестьянского труда. Письмо спустили...в тот же СОБЕС.
- Вы еще жалобы пишете! - высказала свое недовольство все та же чиновница. - Я же вам все популярно объяснила! Поработайте два года, и вам добавят пенсию.
- Сколько мне добавят? - вытирая слезы, спросила моя мамочка, держась за сердце.
- Рублей пять добавят, - буркнула чиновница с безразличием.
И мама пошла на работу. Она вела свой собственный табель выходов, в котором каждый месяц отмечала не менее двадцати пяти рабочих дней. Подчеркивала свои записи и добавляла потом сумму заработка... Горько мне писать об этом, помня, сколько пролито мамой слез из-за того(не подберу цензурного слова) закона.
В разные месяцы ее зарплата колебалась от пятидесяти до семидесяти рублей, в зависимости от работ, которые выполнялись этими так называемыми полеводами. За замещение доярок в отпусках платили хорошо, по их расценкам, тогда могло получиться и девяносто рублей, но это только в один месяц лета.
Поскольку пенсионный возраст мужчин на пять лет больше, у папы совхозного стажа хватило на полную пенсию, но и она оказалась мизерной. А маме добавили, да. Три рубля восемьдесят копеек!
Сестричка моя Маша к тому времени переехала на родину Бориса, в город Краснотурьинск Свердловской области. Приезжала она к маме теперь редко, а я очень скучала по ней и надумала сама поехать на Урал во время летних каникул, окончив девятый класс.
Москву я знала, переехать с вокзала на вокзал не составляло труда, а в поезде, кто меня тронет. Решили, что в городе Серов, это конечная станция поезда, меня встретят родственники Бориса, в те дни он сам находился в служебной командировке как раз в Москве.
Дима проводил меня до Бреста и посадил в скорый поезд. До столицы я чуть доехала – съев какой-то беляш на вокзале, я получила страшное пищевое отравление. Всю ночь меня выворачивало наизнанку, я обессилела до такой степени, что на перроне Белорусского вокзала меня качало ветром.
Я собиралась погулять по Москве, ведь следующий поезд отправлялся лишь к вечеру, но мои грандиозные планы полетели ко всем чертям. Кое-как переехав на Ярославский вокзал, я нашла местечко в зале ожидания и в полуобморочном состоянии сидела до тех пор, пока не объявили посадку.
Какова же была моя радость, когда на платформе у вагона я увидела Бориса! Со слезами на глазах я бросилась ему на шею, в той ситуации я очень нуждалась в помощи и просто уже боялась ехать дальше одна.
Что говорить? Взрослый мужчина, он через десять минут принес мне таблетки угля и две бутылки минеральной воды. Заставил выпить целую упаковку и благословил в дорогу, сказав: «Ничего не бойся! Все будет хорошо!» Если что, надлежало обращаться к проводникам, он объяснил им ситуацию и попросил за мной присмотреть.
Борис принес мне свежей еды, которая не испортилась бы в дороге, снабдил до самого Серова питьем и сладостями. Я нашла свое место, села и долго еще смотрела на перрон, где остался стоять самый добрый по отношению ко мне взрослый мужчина – муж моей сестры.
Когда Москва осталась позади, я стала рассматривать своих попутчиков. Ими оказались мама с девочкой и пожилой мужчина, читавший газету.
Мужчина вскоре вышел, а женщина с ребенком ехала со мной до конца.
- Мама, а можно мне наверх? – любопытная малышка не могла просто тихо сидеть.
- Настёна, ты меня утомила, девочка! Мы же в поезде едем, видишь, сколько здесь людей, все устали и хотят отдохнуть, а ты мешаешь. Не нужно тебе наверх, поезд качнется, а ты можешь упасть.
Девочка с любопытством взглянула на меня грустными глазами, соображая, мешает она мне или нет. Я улыбнулась в ответ, не желая огорчать ребенка, мне она абсолютно не мешала, скорее наоборот.
Двое суток пути в поезде Москва – Серов были действительно утомительными: жара в вагонах, отсутствие вентиляции, запах гари – где-то горели торфяники или лес.
Устали все без исключения, однако детям было хуже всего - ограниченные пространством вагона, не имея возможности удовлетворить свои потребности в подвижных играх, они капризничали.
Молодая женщина – мама Насти, очень спокойно реагировала на все детские капризы, казалось, она способна вынести любую выходку дочурки. Оно и понятно, судя по ее возрасту, ребенок был поздним и по всей видимости единственным.
Избалованной Настю не назовешь, она слушалась, не перечила маме, но всевозможных желаний у нее оказывалось так много, что выполнить все не представлялось возможным, даже если очень захотеть.
Кушать, пить, читать, рисовать – требования и просьбы сыпались, как из рога изобилия, одна за другой. Меня это забавляло – очень интересно наблюдать за ребенком со стороны.
Девочка мне очень понравилась: живая, веселая, смышленая для своего возраста. Она, вдобавок, была необычайно хорошенькой: карие глазки, длинные густые ресницы, яркие пухленькие губки с четким контуром. Длинные каштановые волосы вызывали особый восторг – густые, волнистые, с крупными локонами на концах и причудливыми колечками на лбу. Её кукольное личико притягивало к себе мой взгляд, как магнит.
Настёна отличалась завидной любознательностью: в свои пять лет задавала такие вопросы, которые даже взрослого приводили в тупик.
- Мама, а рядом с нами сидит тётя или девочка?
Я невольно улыбнулась. Действительно, кто я с точки зрения ребенка? Мне шестнадцать, её маме лет тридцать пять, для неё я – девочка, Настёне пять, пожалуй, для неё я – тётя. С нетерпением я ждала, какой ответ услышит малышка.
- Для тебя – тётя...
- А для тебя? – Настя не молчала ни минуты.
- А для меня... – женщина сделала паузу, внимательно глядя на меня и размышляя, - девушка.
Приятно-то как! Мы так спешим взрослеть...
Впервые, вылетев из родительского гнезда, я ехала на Урал одна. В свои шестнадцать я считала себя, если не совсем взрослой, то уж наверняка, вполне самостоятельной, хотя по своей сути была еще сущим ребенком.
Я играла с Настей в прятки и догонялки (это в одном купе!), её звонкий голосок был слышен на весь вагон. Настя любила книжки, везли они их много – целый пакет. Я охотно читала, давая женщине хоть капельку передохнуть. Это единственное занятие, увлекавшее девочку надолго.
Сказка заканчивалась на страницах, но путешествие с героями продолжалось – фантазёрка она оказалась отменная. Выдумывая новые приключения, мы создавали в своём воображении то тридесятое царство, то другие планеты – девочка казалась всезнайкой.
В поезде я испытала некоторое потрясение, когда в ожидании ночи не могла уснуть. Сначала я ждала, пока стемнеет, а в три часа вдруг взошло солнце. Проверяла часы, думая, не сошла ли я с ума, совершенно забыв о поясах. Я даже не подумала про белые ночи, наивно полагая, что это явление присуще только Ленинграду. Эх, надо лучше учить географию!
Вторую ночь поезд шел по той же широте, из-за белых ночей Краснотурьинск называли маленьким Ленинградом, но мне почему-то никто об этом не рассказал! Это действительно чудо! И мне довелось это увидеть!
В Серов мы приехали ранним утром, после сна собирались наспех - не обменялись ни адресами, ни номерами телефонов. Меня встретили родственники на перроне, буквально сняв со ступеньки вагона. Уже на выходе с платформы я оглянулась - Настя с мамой шли вслед за нами. Поймав мой взгляд, малышка улыбнулась и помахала мне рукой на прощание.
Иногда так бывает, случайная встреча оставит светлый след в памяти надолго. Влюбившись в совершенно незнакомую девочку – случайную попутчицу в вагоне поезда, я назвала её именем свою дочь.
Поездка к сестре оказалась насыщенной. Во-первых, у Бориса многочисленная родня, плюс друзья, которые приходили по очереди познакомиться с юной белорусской девушкой. Во-вторых, в родительском доме, где жила теперь моя Маша, затеяли ремонт. Я обожала красить, взялась помогать и с удовольствием перекрасила там все, что понадобилось – окна, двери, пол.
По вечерам мы с местной молодежью гуляли по городу. Одна часть Краснотурьинска располагалась в низине, вторая уходила в гору. Ночью, когда на улицах зажигались фонари, казалось, что эти огни горят в небе. Меня, жившую в равнинной местности, Урал очень впечатлил.
Родители Бориса отличались большим гостеприимством. Его мама Александра, которую все называли бабой Шурой, очень вкусно готовила и всех вошедших старалась накормить. Когда за стол садилась вся родня, а это человек четырнадцать, раздавался смех, шутки. Атмосферой всеобщей любви был пронизан воздух в том доме.
Больше всего умиляли дети, которых там оказалась целая ватага. Танюшка подросла и уже не была такой интересной, как младшая дочь моей сестры – Олечка. Уморительный ребенок, она как раз начинала говорить, как обычно, не выговаривая часть букв.
Запомнилось, как взрослые специально просили Олю рассказать стишок о верблюде. С серьезным видом малышка становилась в позу и декламировала:
«Бедный маленький ебут,
Есь лебенку не дают…»
Дальше уже никто не слушал, все покатывались со смеху, Олечка тоже звонко смеялась, не зная о "коварных" замыслах взрослых.
На Урале стояло знойное лето, горели леса и в воздухе чувствовался запах гари. Листва запылилась, растения просили дождя, но его не было уже больше месяца. Трава пожухла, как осенью, красота померкла. Или я просто скучала по дому.
Я осталась под большим впечатлением, когда поезд пересекал реку Кама, широкую, огромную. Мы несколько минут ехали над водой, а я не могла поверить, что существуют такие длинные мосты.
Как же красиво показалось мне на Родине, когда я вышла из поезда! Свежий, насыщенный запахами цветов воздух, умытая теплым летним дождем изумрудно-зеленая листва, высокие травы!
И мой любимый Дима, который очень соскучился и ждал меня с нетерпением. Он встретил меня с поезда на станции в Оранчицах, помог принести вещи, среди которых я везла много подарков родителям от сватов и старшей дочери.
Жизнь снова вошла в привычную колею. Впереди выпускной класс. Я планировала подтянуть знания, которые из-за постоянных вечерних свиданий уже немного хромали. Я всегда справедливо оценивала свои возможности и знала слабости.
Поступить в институт – задача номер один и главная цель, которую я ставила на ближайший год.
Продолжение следует: http://www.proza.ru/2017/04/11/1429
На фото - лето 1977 года