По перилам лоджии ходил скворец майна. Дойдя до опоры, он поворачивал назад и косил глазом вниз на пол лоджии, где лежала решётка с куриными яйцами. Заодно и как бы невзначай скворец посматривал в окно комнаты и недоумённо пожимал плечами. Там стоял человек и наблюдал за птицей. Изредка взгляды двух существ встречались, я улыбался, а скворец невозмутимо насвистывал песенку: „Цып, цып, мои цыплята...”
Мы оба выжидали.
„Так, так!” – прозорливо думал один.
„Чего ты на меня уставился? Птиц не видел? Я такой же гражданин мира и я здесь гуляю. Это моё птичье право. А что здесь у вас хранится, я не знаю и знать не хочу. Ваши подозрения смешны и нелепы!” – злился другой.
Зазвонил телефон. Я отошёл вглубь комнаты.
Скворец склонил голову.
Разговор затягивался.
Пора! Скворец возбуждённо запрыгал и перелетел на решётку с яйцами. Резким ударом клюва он разбил крайнее яйцо, умело разогнал белок – такое не пьём – и быстро, но с достоинством, проглотил жёлтую сердцевину.
Насытившись, он вытер губы, небрежно бросил салфетку рядом с решёткой, тяжеловато порхнул на перила и громко икнул.
Наконец мой невидимый собеседник распрощался со мной. Я вернулся к окну. На перилах грузно сидели три скворца. Они заметили движение занавески и один из них, узнав хозяина, пренебрежительно глянул на него чёрным глазом, видом своим говоря: ”Ну, что? Брал я твои яйца? Эх, ты... ”
Через несколько дней, ранним морозным утром хозяева подвесили в лоджии баранью тушку. Занятые домашними делами, мы не скоро обратили внимание на нахальные птичьи крики, раздававшиеся за окном.
А жаль. В лоджии пировали скворцы. Завтрак был замечательный – такой жирненький, мягонький, молоденький барашек! Не каждый день удаётся так хорошо покушать, даже летом. А тут зимой; роскошь!
Гостей собралось много, молодые и старые, большие и маленькие, дружная семья индийских скворцов. Распоряжался угощением старый пройдоха, тот самый крупный самец, что недавно здесь с товарищами плотно пообедал яйцами.
– Кушайте, кушайте, – радушно потчевал он соплеменников.
Он улетел последним, грозно оборачиваясь.
Мясо убрали, но через некоторое время в лоджии снова поднялся шум.
Они вернулись!
По перилам сердито бегал мой друг и размахивал крыльями. Опытный оратор, он то возвышал голос, то говорил почти шепотом. А какие выдерживал паузы!
– Друзья мои! – обращался он огромной птичьей стае, – вот здесь, вы знаете, висело мясо, такой нежный вкусный барашек! И я позвал вас, я пригласил вас на трапезу – маленький праздник нашей трудной жизни!
– И что? Где он? Где же наш маленький, нежный барашка? Где, я спрашиваю?
Стая негодующе загалдела.
– Его нет! Нет! Эти хозяева, эти недостойные люди украли нашего барашка! Как они обходятся с нами! Что они себе позволяют! Как это по-человечески!
– Какая низость! – задохнулась стая.
Одна экзальтированная особа закатила глаза и затопала ножками. Другая, очкастая, в сердцах порвала плакат, где на птичьем языке было написано: ”Fuck off!”
– О, эти двуногие, но без перьев! – орал скворец. – Коварство и беспринципность! Эгоизм и полное непонимание своего места в природе! Летать не могут! А к нам такие претензии!
Вдруг он увидел человека, стоявшего за окном.
Мой друг был настоящий мужчина, боец.
– Смотрите! – ринулся он в атаку. – Вот он! Вот он, лишивший наших жён и детей пищи!
– Ах! – вскричала стая и бросилась с перил лоджии вниз.
Скворцы далеко не улетели. Они сели на дерево около дома и долго и громко честили хозяев, отнюдь не украшающих в общем-то неплохую человеческую породу.
С той поры я стал замечать странные вещи, происходящие в лоджии. То цветы в горшках оказывались сломанными, то старые книги, сложенные ровной стопкой, валялись растрёпанными, то падали сами собой и разбивались стеклянные банки, то случалась ещё какая-нибудь досадная мелочь. А одно время я мечтал организовать совместное с Индией предприятие по производству фасованного гуано.
Летом лоджию застеклили, с кем теперь воюют мои друзья, я не знаю.
2005 г.