Глухомань

Гузель Рахматуллина
После вечерней поверки военнопленных развели по баракам. Отто Шульц присел на деревянные нары, стянул тонкие трикотажные перчатки и стал дуть на одеревеневшие от холода пальцы. Русская зима не щадила пленных немецких солдат. Отто достал из-под подкладки шинели маленькую фотографию матери. Жива ли ещё? Он был её единственным сыном, отец Шульца погиб во время обвала в шахте, а фрау Марта больше не вышла замуж, посвятила себя воспитанию сына.
Когда Гитлер начал войну с Советским Союзом, Отто учился на первом курсе университета. Отправляясь на фронт, юноша наивно полагал, что действует в интересах великого рейха и несёт славянским народам освобождение от большевистского ига. Фронт перевернул его сознание. Он увидел, как «угнетённый советами народ», отчаянно сражается за каждый клочок родной земли.
В сорок четвёртом Шульц был легко ранен и попал в плен. Так он очутился в Сибири, в лагере для военнопленных. Желая выжить, он каждый вечер мысленно разговаривал с матерью, перебирал в памяти события своей жизни. Что он видел? В свои двадцать два года Отто ни разу не целовал девушку. Неужели ему суждено погибнуть здесь среди этой сибирской глухомани? Выживет ли он, обнимет ли снова свою маму, ощутит ли вкус свежеиспеченных булочек из пекарни Генри Миллера? Шульц не знал ответа на свои вопросы. Юноша свернулся в клубок, пытаясь согреться, и забылся тяжелым сном…
После скудного завтрака началась утренняя поверка. Несколько военнопленных, в числе которых был Отто, отправили на работу на лесоповал. Валили огромные ели, потом обрубали сучки. Работа была тяжелая. Погода портилась, начинался буран. Шульц с трудом передвигал ноги, его знобило в тоненькой солдатской шинели и рваных трикотажных перчатках. На мгновенье потемнело в глазах, и он не заметил падающего на него дерева.
— Егоров, собирай немчуру, буран разыгрался.
— Шнель гебаут! Шнель, фашисты проклятые!
— Товарищ капитан, одного не хватает!
— Ищи, Егоров, ищи. Далеко не мог уйти. Идти ему некуда, зверь задерёт.
— Кажись, придавило его. Что делать будем?
— Живой?
— Откинулся, не шевелится.
— Оставь его. Никуда теперь не денется. Заактируем в лагере.
— Шнель, гады, шнель!
 
-Отто, сынок, очнись! Иди за мной! Вставай! – Отто с трудом разлепил глаза, его ослепило от белого, режущего света, — Неужели всё кончилось? Нет…там не идёт снег и, наверное, не так холодно.
Шульц попробовал пошевелить руками и ногами. Это чудо, что он ещё не замёрз. Немец с трудом выбрался из-под дерева. Он понял, что его приняли за мёртвого и бросили здесь. Он не знал, в какую сторону, и пошёл вперед, скрывшись в густой снежной пелене.
 
 
Мария проснулась рано. Растопила печь, вскипятила воды, разогрела вчерашней похлёбки. Она с трудом открыла дверь, которую за ночь наполовину завалило снегом. Метель мела всю ночь. Расчистив двор, женщина взяла в сарае лыжи и ружьё, и пошла проверять силки.
Почти год Мария жила одна в глухой тайге. После смерти родителей её сюда привёз дед Матвей, который со своей семьёй ушёл в тайгу, не сумев принять новой жизни.
Не мог Матвей видеть поруганных церквей и стремительно рушащейся на его глазах устоявшейся веками жизни. Когда-то, ещё в царские времена, отец Матвея по приказу заводчика Демидова искал в тайге золото, рабочие построили в лесу на берегу небольшой речушки заимку, но жилы здесь не оказалось, о заимке забыли. Матвей был как-то с отцом на заимке и хорошо знал, что добираться сюда нужно через болотную топь и перевал. Именно сюда он и убежал от новой власти. К зиме с сыновьями срубили новый пятистенок, баню, сарай. Летом собирали и заготавливали грибы, травы, черёмуху, сушили рыбу, коптили мясо, осенью — морошку, клюкву, кедровый орех. Зимой промышляли охотой. Несколько раз в год он наведывался в Воздвиженское к старшему сыну, пополнял запасы охотничьих патронов, керосина и спичек, приносил из тайги шкурки пушного зверя.
Антон с отцом в тайгу не ушёл. Он жил со своей женой Дарьей и внучкой Марией в селе, работал в охотничьей артели. В последний раз Матвей видел сына в тридцать пятом году. К его следующему приходу Антона и его жену арестовали. Внучку Марию дед нашёл в соседней деревне, куда девочку за несколько дней до ареста, родители отпустили погостить к сестре Дарьи.
Больше Матвей из тайги не выходил. Через три года схоронил жену. Ещё через год медведь задрал среднего сына, а младший Алёшка умер от укуса болотной гадюки. Так Маша осталась одна с дедом.
Матвей приучал девочку жить в лесу, охотиться, ставить силки, заготавливать дрова. В тайге внучка окрепла, превратилась в высокую статную девушку. Старик чувствовал, что силы покидают его. Как-то он показал девушке дорогу в деревню, и перед смертью рассказал о том, что случилось с её родителями. После смерти деда Мария осталась в таёжной глухомани с единственным родным существом – огромным псом по кличке Абай.
Она не искала встреч с людьми и не выходила из тайги, ничего не знала о жизни в Воздвиженском, о войне. Она жила предначертанной ей жизнью и не роптала на судьбу.
Мария сложила в заплечный мешок зайцев, попавших в силки. Пора было возвращаться. Зимой темнело рано. Внезапно Абай залаял и метнулся к сугробу. Женщина сняла с плеча ружьё. Патроны она берегла, без надобности не стреляла. Пёс начал рыть сугроб лапами. Мария подошла поближе. Под снегом, прислонившись к ели, сидел человек.
Мария потрогала его. Мужчина был ещё жив.
-Погоди, Абай. Молодец, учуял, старичок.
Пес прислушался и притих. Девушка обрубила несколько больших еловых лап, перевязала их веревкой, и, положив на них незнакомца, как на санях, поволокла его домой.
Взвалив свою находку на плечи, затащила в избу, с трудом стянула примёрзшую шинель и солдатские ботинки, размотала несколько слоев вонючих старых портянок. Достала с полки гусиный жир и начала растирать руки и ноги мужчины. Он в себя не приходил. Грудь его она растёрла барсучьим салом, укутала его в пуховый платок, навалила сверху дедов тулуп. Потом растопила жарко печь. Освежевала в сарае добычу, спустила заячьи тушки в погреб. Поставила в большие чугуны кипятить воду, сварила бульон из свежей зайчатины и заварила сушёной малины с травами.
Незнакомец стонал и бредил. Мария из ложечки поила его отваром трав, он метался, тело его горело. Женщина налила в миску фруктового уксуса, развела кипяченой водой и стала обтирать больного. Потом долго молилась перед старинной иконой в углу и снова обтирала больного уксусом. К утру жар начал спадать, но незнакомец всё ещё не приходил в себя.
Две недели Мария боролась за жизнь незнакомца. Очнувшись, он попросил пить. Девушка не понимала, о чём он говорит. Она по-прежнему натирала его барсучьим жиром и отпаивала бульоном и отварами трав. Мужчина послушно лечился.
— Я – Мария. А как зовут тебя, болезный?
— Отто.
— Иноземец, видать.
— Как же ты в тайге оказался?
Шульц улыбался своей спасительнице и что-то ей говорил.
Когда Отто немного набрался сил, Мария истопила баню и отправила его мыться, сунув в руки бритву деда Матвея, самодельный брусок мыла, чистые портки и рубаху.
Отто с наслаждением мылся. Казалось, хотел смыть с себя всю грязь войны, плена.
Когда Шульц вернулся из бани, Мария его не узнала. Из косматого исхудавшего больного, превратился в молодого светловолосого мужчину. Женщина улыбнулась: тощий немец выглядел комично в огромной рубахе деда Матвея. Она протянула ему козьего молока, он пил, придерживая портки, чтоб не свалились.
 
К лету немец научился немого говорить по-русски. Мария ходила на охоту, он готовил дрова, доил козу, ловил рыбу. Вместе они косили траву, сушили и таскали сено.
Жара стояла невыносимой. К полудню сметали два стожка.
— Нужно передохнуть, Отто. Возьми в узелке крынку с молоком. Я пойду к озеру.
Озёрная вода, как парное молоко. Мария доплыла до середины озера, легла на спину. Облака лёгкие, словно пёрышки зимней гагары, плыли по небу, отражаясь в спокойной глади озера.
Девушка вышла на берег и тут заметила Отто. Он смотрел на неё, не отрываясь. Мария застыла, прижав к обнажённой груди ситцевую кофточку.
Немец подошёл к ней и робко коснулся тонкими длинными пальцами её щеки…
Они лежали на лугу, среди нескошенной травы, среди ромашек и ярко-розовых зарослей иван-чая, а июльское небо над головой было пронзительно голубым…
 
Весной Мария родила сына. Она назвала ребёнка Игнатом. Отто был счастлив, он держал на руках маленький, пищащий сверток и улыбался. Странная все-таки штука жизнь, еще недавно он не мог бы поверить в то, что здесь, за тысячи километров от родной Германии, в русской глухомани, он найдет свою первую любовь и впервые возьмет на руки своего сына.
Мария была еще слаба после родов и не могла оставить ребенка. Отто взял в сарае ведро, садок и решил отправиться на реку, наудить свежей рыбы.Ставить силки на зайцев он так и не научился.
— Я скоро, майн либе…
— Отто, у нас еще есть зайчатина, не ходи, опасно сейчас на воде, с утра подтаяло, лед непрочный.
— Я осторожно…
После ухода Отто, Мария покормила сына и задремала. Малыш был беспокойным и ночью не дал ей отдохнуть.
Она проснулась от лая Абая, который скреб лапами дверь. Женщина оделась и вышла на улицу. Пес лаял и рвался в сторону озера.
Мария нашла на берегу, неподалеку от разлома свое ведро и на краю огромной полыньи рукавицу Отто. Абай, заглушая рыдания Марии, протяжно выл на берегу.
 
Летом из леса на окраину села Воздвиженского вышла женщина с ребенком на руках и большой котомкой за плечами. Рядом с ней бежал огромный старый пес. Она остановилась ненадолго и тихо сказала:
— Вот мы и вернулись к людям, сынок.