То ли зима была суровей, то ли участок Аскет был расположен в таком месте, где морозы всегда были больше, чем на Весеннем. Нас, на тяжёлых бульдозерах, перегнали сюда с полигонов Баимки, что были рядом с домом, на зимнюю вскрышу торфов Аскета. Участок был перспективным. Здесь были построены общежитие для работников участка, столовая и дизельная электростанция. Нас поселили в отдельном бараке, в котором был кинозал, бильардная и одна большая комната на несколько кроватей. Работали мы по два человека с экипажа, неделю отрабатывали, затем нас меняли, а мы уезжали домой отдыхать.
Я работал на мощном бульдозере ДЭТ-250 в ночную смену, мой напарник Коля Смовж - днём. Смена длилась 12 часов. На приисках всегда работали по 12 часов - так было выгоднее для прииска и лучше для нас: больше отработаешь, больше времени на отдых. Второй бульдозер был «катерпиллер» мощнее нашего «ДЭТа» в два раза. На нём, в одну смену со мной, работал Толик Хаустов, заядлый охотник и рыбак. Я и Хаустов ужинали в столовой, как за окном послышался рокот мотора. «Наши подъехали, меняться», - мотнул головой в сторону окна Толик. «Угу», - ответил я с набитым ртом, прожёвывая жареный картофель с мясом. Дверь открылась и в клубах морозного пара в столовую вошли наши напарники Коля Смовж и сменщик Толика, Жека Полупан. «Ну что, орелики, по коням и в борозду», - весело сказал Жека, садясь к нам за столик. Жека был здоровенный, молодой мужчина, приехавший на прииск с самого открытия, ещё совсем молодым парнем. Работал и в шахте, и кузнецом, пока не окончил курсы бульдозеристов на тяжелый бульдозер «катерпиллер», с тех пор и работал на этой технике. «Вы хоть заправились? А то может с голодухи мимо заправки проскочили прямиком сюда?» - так же с юмором спросил у него Хаустов. У нас был такой порядок: технику готовил к смене сдающий смену. «Мороз сегодня давит такой, что солярка замерзла, как кисель, едва течет», - сказал мой напарник Смовж. «Да, это правда, редкостный мороз. Я в туалет по большому захотел, так потом штаны в кабине пришлось застёгивать», - скаля белые зубы, сказал Жека. Мы вышли с Толиком из столовой, лицо сразу стянуло морозом, слышно было - выдыхаемый воздух шуршал, как сухие семечки, превращаясь в изморозь. «Да, давит мороз, топливо бы не перемерзло, а то беды не оберешься», - сказал я. «Не перемерзнет, первый раз что ли такой мороз? Он тут постоянно, место что ли такое?!» - не то спросил, не то утвердил Хаустов.
Я залез в кабину, которая уже изрядно выстыла, завел двигатель и включил печку. Через минуту в просторной кабине стало тепло. Я снял ватную куртку, повесил ее на крючок, включил тумблеры хода и нажал на акселератор. Двигатель рявкнув, выпустив из выхлопных коробов расположенных по бокам, черный дым, и бульдозер тронулся. Полигон был в километре от посёлка, располагался в узкой долине. Выталкивать взорванный грунт нужно было высоко наверх. Набирая полный отвал тяжелой галькой с примесью песка и глины, ДЭТ тяжело и медленно тащил её на самый верх, натужено работая двигателем. Сбросив вниз отвала грунт, трактор, подняв лопату бульдозера, весело звеня башмаками гусениц, на скорости скатывался обратно вниз, за очередной порцией торфа. Ближе к полуночи на небе появились светлые сполохи, они были не яркими и какими-то не смелыми, постепенно разгораясь все ярче и ярче. Я заехал на самый верх отвала. Накинув куртку, вылез из кабины и встал на широкий капот двигателя.
Начиналось северное сияние. Это явление природы было частым, и мы всегда зачаровано смотрели это действо. Хаустов тоже встал на своем «катерпиллере» рядом и вылез на гусеницу. Сполохи разгорались все ярче и ярче, они перемещались по небу, играя красками и казались такими близкими, что протяни руку и дотронешься до чего-то неизведанного, космического. Мы стояли и смотрели. Переливы сияния завораживали нас, мы не могли оторвать глаз. Наконец сияние, сильно вспыхнув и,пробежав по небу с огромной скоростью, из одного конца неба в другой, внезапно исчезло, как будто кто-то нажал там, на небе, выключатель и все потухло. «Кино закончилось, пожалуйста, выпейте чаю», - сказал я Толику и полез в кабину. Хаустов залез с другой стороны кабины, сел на пассажирское сиденье и развернул свой тормозок. Подошло время обеда, мы съели все, что нам приготовили повара и выпили по кружке горячего чая, налитого в термос. «Сколько раз смотрел северное сияние и никак не могу оторваться, прямо завораживает», - сказал я Толику. «Я тоже», - ответил он. Пообедав и обсудив это явление природы, выкурив по сигарете, мы вновь начали толкать тяжелые торфа туда, вверх, где было чёрное небо и ярко горели звезды. Туда, где бывают сполохи завораживающего северного сиянья.