Теперь я вспоминаю те времена с улыбкой, но тогда... Каждый день был похож на апокалипсис. Словно от землетрясения что-то падало, наводнение затапливало кухню, а ураган срывал занавески и крушил мебель. Все эти катаклизмы имели имена собственные и были моими детьми. Косте исполнилось семь, Насте - четыре, Антону - полтора.
Когда родился Антон, я была уже опытной мамой и могла выступать в цирке, демонстрируя умение делать несколько дел одновременно и затылком чувствуя приготовление очередных шалостей. Все это в непрерывном гомоне, визгах и прыжках по диванам.
Отец семейства такого рассадника детей вынести не мог, поэтому постоянно скрывался на работе. Там он отдыхал и руководил бригадами гастарбайтеров. После наших детей они казались тихими, покладистыми, а главное - предсказуемыми. Он наслаждался звуками отбойных молотков и перфораторов, потому, что их можно отключить. Наши дети тоже отключались, но только ночью.
Это случилось, когда наша стиральная машина изрекла: "Я так больше не могу" и симулировала поломку. Стиральный мастер объявил, что деталь из сервиса надо ждать месяц и вообще это устаревшая модель и лучше купить новую.
- Вспомни, когда родился Костя, у нас вообще стиральной машины не было. Справились же. А тут всего месяц подождать, - пытался утешать муж.
Для него, что один ребенок, что трое - разница небольшая.
- Не так уж много они и пачкаются. Костя всегда чистый, как джентельмен. Настя - девочка. С чего ей пачкаться? Антошка... Ну, да. Согласен. Но ведь можно приучить его к горшку! Отличная идея!
И, довольный найденным решением, отец семейства сбежал на работу.
Повторяю, я была опытная мама и знала множество способов приучить ребенка к горшку. С Антоном не сработал ни один. Он мог часами сидеть на горшке, но прудил исключительно в штаны.
- Ну, что ты ребенка мучаешь, - сетовал мамаши на детской площадке. - Рано ему еще. Вот мой - в памперсе.
- По такой жаре?
- Зато стирать ничего не надо и весь день сухой.
Но я уже ступила на путь борьбы с мокрыми штанишками и не хотела отступать.
Муж меня поддержал.
- Вот, купил специально для Антошки.
Белое пластиковое чудо с утенком на спинке ничем не отличалось от обычного горшка.
- Зачем нам еще один?
- Во-первых, персональный. Пусть у него хоть что-то будет своё. Собственность, так сказать. Во-вторых, такого у нас точно не было.
Муж плеснул в горшок воды - заиграла музыка.
- Что это?
- Болеро Равеля, - муж был так горд, словно сам сконструировал это чудо. И заунывную музыку тоже написал сам.
- Там на дне два контакта. Как только контур замкнут - играет музыка. Это должно его простимулировать.
Всю следующую неделю я пыталась приучить Антошку уже с помощью нового агрегата. Мне помогали старшие дети. Настя поочередно сажала на горшок своих медведей, потом демонстративно хвалила их.
Антошка ходил задумчивый, сосал палец, честно садился на свою собственность, но после все равно мочил штанишки.
- Это самый глупый ребенок в мире! - злился Костя. - Вот смотри, повторяю еще раз: здесь два электрода. Садишься, делаешь свои дела, играет музыка. И всё! Неужели непонятно?
Костя наливал в горшок воды из кукольной чашечки и заунывный писк электронной музыки наполнял комнату. К концу недели я уже ненавидела её. Она снилась мне в страшных снах.
На выходных дома неожиданно оказался муж. Дети висли на нем, каждый требовал внимания к себе.
- Неужели еще не приучила? - удивился муж. - Я же вам такой замечательный прибор купил.
- Лучше бы ты мне моток новых нервов купил. И два кило терпения.
- Эх, Антошка, ничего не понимает мама в наших мужских делах. Давай-ка я тебя научу.
Для постижения этого таинства я оставила их вдвоем на целый день. Мы с Костей и Настей сходили в кукольный театр и зоопарк. Я чувствовала, что у меня наконец-то настоящий выходной. В красивом платье и с губной помадой. Без стирки, готовки и подтирания луж.
Мы вернулись только вечером. Папа с Антошкой задумчиво слушали классическую музыку в электронной обработке китайских производителей. Рядом валялись водяные пистолеты.
Папа преуспел только в одном. Теперь, если на полу оказывалась лужа, неважно какого происхождения, Антошка хватал тряпку и нещадно тер пол. При этом в роли "тряпки" могла выступать любая вещь, начиная от носового платка и заканчивая папиным пиджаком. Стирки прибавилось. Умная Настя с помощью Кости, эвакуировала своих медведей, кукол и всю кукольную одежду на шкаф.
- У него что-то не в порядке с почками. Восемь раз в день! Ты водила его к урологу? - изрекла моя мама, едва переступив порог.
Через час она уходила, сделав вывод:
- Он у вас слишком много пьет.
Свекровь оказалась менее тактична:
- У ребенка явно не в порядке с нервами. Конечно, такой шум вокруг. Он же не может сосредоточиться. Я что-то читала про рассеянное внимание. Антон, подойди к бабушке!
Антон с гоготом побежал к окну, лихо завернулся в штору.
- Антон, я кому сказала?!
На шторе проступило и начало расползаться темное пятно.
- Это он от восторга, - лепетала я.
- Да уж, - поджала губы свекровь. - Вижу как мне тут рады. Никакого воспитания. Говорить не умеет, горшок не признает. Вот мой Мишенька в таком же возрасте "Муху-Цокотуху" наизусть читал, а про горшок я вообще молчу. Говорила я вам: чем больше детей, тем хуже качество.
Свекровь знала толк в качестве. Сорок лет она провела в ОТК на заводе и всю жизнь боролась за это самое качество.
От ее сравнений я начинала чувствовать себя неполноценной.
Утешил меня муж:
- Да откуда она знает, что я делал в Антошкином возрасте? Я с девяти месяцев у бабки с дедом рос, в деревне. В город вернулся только к школе.
У меня отлегло от сердца. Но авторитет свекрови был непоколебим.
- Полтора года и не говорит!
- Галина Романовна, он все понимает, всё показывает: и "ладушки" и "сороку"...
- Сороку, - хмыкала свекровь.- Только игрушки у вас на уме. Ничему толковому научить не можете. Даже горшку.
По новой начиналась больная тема. Свекровь уходила, оставляя нас опустошенными, в руинах самооценки.
Хорошо, что налеты свекрови происходили редко и непродолжительно.
Я сдалась. Признала себя бездарностью в педагогическом плане и готова была публично посыпать голову пеплом. Все наши попытки закончились провалом. Антошка убегал, прятался и коварно творил свое мокрое дело. Под собственный торжествующий смех и музыку Равеля. Антошка научился наливать в музыкальный горшок из своей чашки и восторженно отплясывал, размахивая этой самой чашкой.
При Галине Романовне Антошка упрямился, не слушался и демонстрировал весь диапазон своих возможностей: как физических, так и голосовых.
- Го-го! - кричал он, засунув между ног игрушечный молоток и припрыгивая на месте.- Баба! Го-го!
- Сколько раз тебе повторять: не "баба", а бабуля Галя. Иди в комнату, нечего здесь прыгать.
Галина Романовна села в нашей маленькой кухне, заполнив ее почти всю и отрезав пути отступления. Я налила ей чаю и стояла, выслушивая очередную порцию нотаций:
- Уф, измучилась я с вами. И зачем было рожать столько детей? Вот Костик – умница, отличник, столько сил в него вложили, всё ему. И есть результат. Ну, ладно, ещё Настя. Мишенька хотел девочку. А третий-то вам зачем? И в доме никакого порядка, стирки вон полная ванна. И дети орут целыми днями – никакой дисциплины. Что там опять пищит, в комнате? Противно, аж зубы сводит.
- Болеро Равеля. Миша купил музыкальный горшок…
- А Миша? Такой ли жизни я для него хотела? В грязи, в пыли с чурками вонючими. А ведь он инженер! Столько учился. Мог бы в костюмчике за компьютером сидеть. А сам на стройке надрывается. Не прокормить такую ораву.
Я не знала, что ответить. Всё было правдой. И горы грязного белья. И муж, работающий прорабом. И галдеж детей. Я сцепила руки, уговаривая себя: «Сейчас все кончится. Сейчас она доест пирожки и уйдет».
Но в этот раз экзекуция затянулась.
- Вот скажи ты мне, - свекровь отхлебнула из большой чашки. - Ты же вроде не деревенская. И образование высшее имеется. Где разум? Живете в живопыркке, на съемной квартире. И трое детей. Трое! Зачем вам столько?
Я больно ущипнула себя, чтобы не заплакать.
- И что вы предлагаете, Галина Романовна? Конкретно. По детям. Увести в лес? Сдать в детский дом?
- Не перевирай мои слова! Что за манера пререкаться? Ты головой должна думать, а не одним местом. А то наплодили нищету и радуются! Мне детей жалко! Особенно Костика! Такую обузу на него повесили. Ему учиться надо, а не за сопливыми присматривать. Ты как хочешь, а я забираю его на дачу. Хоть отдохнет от вас. Костик, детка, собирайся, поедешь к бабушке!
Галина Романовна обернулась в сторону комнаты, и я вдруг увидела детей. Они стояли в узеньком коридорчике. Стояли молча. Тишина была жуткая, глухая.
- Костик, я кому сказала!
Три пары глаз смотрели на меня с тревогой. Настя, тихо:
- Костика на дачу, а нас куда? В лес?
Свекровь поджала губы, собиралась молча. У самого порога обернулась:
- А пирожки у тебя не сладкие.
И, как огромная каравелла, уплыла в свои моря.
- Мамочка, не плачь! Пирожки у тебя сладкие-пресладкие!
- Бабушка Галя сама говорила, что сладкое есть вредно. От этого…- Костик наморщил лоб. – Дие-бет! Вот!
Антошка ничего не говорил, только все крепче обхватывал меня за коленки.
Четыре недели прошли. Стиральная машина вернулась из отпуска. Ежевечерняя эпопея со стиркой до часу ночи завершилась. Я почувствовала себя рабыней, отпущенной на волю. Рецепт счастья прост: сначала нагрузите на себя целый воз, испытайте предел человеческих сил, а потом сбросьте верхний камешек. И вы почувствуете - жизнь налаживается. И уже не так пугают горы штанов. И болеро Равеля пищит не так уж противно. Терпимо. Да что там говорить - хорошо пищит. Не слишком громко. Главное - дети радуются.
Через четыре недели горшок окончательно потерял свою первоначальную функцию и работал исключительно, как музыкальный автомат. Дети сообразили джаз-банду. Костя колотил по ведрам и формочкам, Настя трясла погремушками, а самый младший - самозабвенно танцевал. Одновременно они выли, как сам Равель никогда бы не смог.
Я смотрела на это с умилением и думала: хорошо, что китайцы не додумались установить на горшок реле громкости и разноцветные лампочки.
- Милая, у тебя что-то глаз дергается.
- От счастья, дорогой, от счастья.