Спустя несколько дней состоялось расширенное производственное собрание. Подводились предварительные итоги советско-кубинского сотрудничества, обсуждались проблемы и трудности, зачитывались некоторые цифры. Все как обычно. В конце выступил представитель ГКС из Гаваны с объявлением. Он сказал, что на днях в Моа прибудет представитель из Москвы. Кто желает продлить свой контракт – пожалуйста к нему на прием. Еще он предупредил, что возможен приезд на объект Фиделя Кастро со свитой.
-Товарищи, в целях личной безопасности прошу отнестись к моему предупреждению очень серьезно. В общении с первым секретарем коммунистической партии Кубы не допускайте никакой фамильярности. Руки держите свободно, по швам. Не протягивайте их к нему, и тем более не поднимайте над головой. Для приветствия, например. Останетесь без рук. Охрана реагирует мгновенно.
На оживление в зале ответил:
-А что вы хотите? На него уже были десятки покушений.
Еще через неделю приехал чин из Москвы. Вечером к нему выстроилась очередь из нескольких десятков человек на предмет продления контракта. Кривцов был непривычно трезв в этот вечер и заметно взволнован.
-Ты что переживаешь? Иван сказал, что уже подал на нас заявку. Или как она там называется…
-Мало ли… Позиции закончатся или еще что… Отстань.
И углубился в свои мысли. Может быть даже молился про себя.
Очередь шла быстро. Народ выходил из кабинета и утвердительно кивал. Мне вспомнилась сдача зачетов в институте. Кивок – значит зачет.
-Вот видишь, всех продляют.
-Отстань, я сказал. Первым пойдешь?
-Могу первым.
Подошла наша очередь, и я открыл дверь кабинета. За придвинутыми друг к дружке столами сидело в ряд человек шесть руководителей подразделений и чин из Москвы в центре, худощавый мужик с проседью и волевыми складками у рта. По северной бледности его лица угадывалось, что прибыл он вот-вот, и прямо с корабля на бал, то есть за работу.
Я остановился в нерешительности.
-Представьтесь, пожалуйста, - попросил чиновник.
Я назвался и сказал, что нахожусь здесь по контракту старшего инженера сроком на пол года. Иван Егорыч перегнулся через стол и, обратившись к приезжему, вполголоса дополнил мое сообщение:
-Временно исполняет обязанности советника главного энергетика.
-Угу, - кивнул тот. Затем пробежав глазами по спискам и, очевидно, отыскав меня там, спросил:
-Какие просьбы, пожелания, молодой человек?
-Я бы хотел еще поработать, продлиться.
Московский чиновник кинул быстрый взгляд на уважаемую комиссию и, подавшись телом ко мне, резко спросил:
-Что значит – я бы хотел? Вы так сказали?
Я молчал, не зная, что ответить. Я даже не успел заметить подвоха в вопросе.
-Вы что, сами сюда приехали, или вас послал кто?
Спросил с сарказмом, развел руки и замолчал, как бы ожидая от меня ответа. Я растерялся, почуяв неладное.
-Вас сюда послали на пол года, - не дождавшись от меня ответа, сам себе ответил чиновник. –Ведь так? – обернулся он к Ивану Егорычу. Тот как-то стыдливо кивнул и уперся взглядом в стол.
-Родина послала. Как специалиста в помощь дружественной стране. – Он заговорил резко, громко. Вокруг рта еще резче обозначились волевые складки.
-А ведь ей, стране, самой нужны классные специалисты. А вы хороший специалист, как мне говорили. Ведь так? – обернулся он снова к Ивану Егорычу. Тот заерзал на месте и, казалось, готов был провалиться сквозь землю.
-В общем так, Владимир э-э… Он взглянул в свой список, назвал мое отчество и подвел итог:
-Давайте будем выполнять предписание страны, вас пославшей. Сочтет она в будущем нужным направить вас вторично – милости просим. А сейчас, значит, вот так.
По некоторым фальшивым нотам, что уловило мое ухо в вердикте московского чиновника, я понял, что его торжественная песня – демагогия чистейшей воды. Я только не понял – за что. Среди полутора десятков специалистов, прошедших сито до меня, я оказался первым с отрицательным результатом. Мне показалось, что весь президиум сочувственно смотрит на меня. Резко развернувшись на каблуках, я вышел за дверь. Никого видеть, ни с кем говорить не хотелось. Кривцов, не отрывая взгляда от моего лица, медленно поднялся со стула. Я отрицательно мотнул головой и направился в сторону выхода из помещения. Сейчас мне было не до него.
Володька отстрелялся быстро, догнал меня на улице.
-Что случилось? – спросил, запыхавшись. И я понял, что у него все в порядке.
-А у тебе все нормально? – спросил все же.
-Абсолютно. Правда, этот заныл, мол, что они там такие краткосрочные контракты оформляют. Но тут Иван встрял. Что делать, говорит. Зато мы, говорит, исправляем.
Мне стало совсем плохо.
-Ты что-нибудь понимаешь? – спросил я.
-В каком плане?
-Почему меня не продлили, ****ь! – Я еле сдерживался. Я был на грани истерики и ненавидел весь мир, Кривцова в том числе.
-Ума не приложу. Может ты ляпнул что?
-Ну что я мог ляпнуть? Что!? Сказал: мне бы хотелось продлиться, поработать здесь еще. Вот и все.
-Все?
-Все.
-Тогда не знаю. В магазин пойдем?
-Пойдем.
По дороге нас догнала «Волга» и привычно предложила подбросить по пути. Мы привычно отказались. Персональные машины полагались только высшему звену советского руководства на Кубе - главным инженерам и начальникам подразделений. Возможно, много лет тому назад некто из начальства по собственной инициативе или по указанию сверху, отбросив чванство, решил поиграть в демократию, но так или иначе, почин со временем перешел в традицию, и теперь каждый уважающий себя начальник считал своим долгом остановиться перед нижестоящим коллегой и предложить «подбросить». Иногда это бывало очень кстати, но не сейчас – магазин был рядом.
Когда мы с двумя бутылками рома пришли домой, то обнаружили в почтовом ящике письмо. Письмо было мне, от отца. Пока Володька сервировал стол, нарезал закуску – я стал читать.
Свои кубинские впечатления о рыбалке, о местный нравах, и терзания по поводу продления я излагал обоим родителям в одном письме, но отвечали они мне порознь – каждый эксплуатировал свои темы. Мама – здоровье, подготовку приусадебного участка к весне и какие продукты и где она достала к грядущему празднику. Отец писал о работе и критиковал безобразия, творящиеся в стране. Иногда довольно жестко. Гордясь отцом, я зачитывал кое-что из его писем Кривцову. Володька крутил головой: зря он так, заграница все-таки, могут быть неприятности. Я беспечно махал рукой: да брось ты, сейчас уже все можно.
Но была у моих родителей общая тема – моя семья. Подробно описывали свои визиты к Лене. И как выросла моя дочурка, и какой стишок приготовила дедушке с бабушкой, что нарисовала папе (Леночка тебе вышлет), и что купили ей в детском мире, цитировали ее высказывания. О жене писали, что она скучает, не знает, ждать тебя здесь или готовиться к поездке на Кубу. А мама еще подробно описывала, что приготовила невестка и чем угощала.
В этом очень коротком письме отец, посетовав на советские порядки, точнее беспорядки, написал: «Был у тебя дома. Завязывай с продлением-***нием и возвращайся домой. Деньги – говно, а семья – святое. Смотри, не потеряй ее».
Я отбросил письмо в сторону и схватился за голову. Кривцов, увидев это, оставил тарелки-вилки и крикнул:
-Да что случилось еще?!
Я отнял руки от головы:
-Жена мне изменяет. Завела хахаля, - сказал в отчаянии.
-Письмо от кого? – быстро спросил он.
-От отца.
-Так и пишет?
-Да. То есть нет…
-Ну прочитай, прочитай, что он пишет, - сказал торопливо.
Я зачитал так поразившую меня строчку. Володька не отрываясь смотрел на меня, наверное, ждал продолжения.
-Все? – спросил он.
-А что еще? И так все понятно… Да не смотри ты так на меня! Уж я то знаю своего отца… Зря не скажет.
-А что он сказал? Ничего такого он не сказал. Да садимся уже! Павел приедет – догонит.
Ну как мне было объяснить ему, что ТАК отец мог написать только после сильного потрясения. Впрочем, больше мы к этому вопросу не возвращались. Под теплый, как зимние кубинские ночи, ром, под дефицитную закуску из магазина для «советиков», мы строили догадки и предположения относительно моего фиаско с продлением. Но стопроцентного криминала так и не нашли. Поэтому Павел, который успел аккурат ко второй бутылке, посоветовал мне завтра же сходить к Ивану. Может быть, тогда что-то прояснится?
Утром проснулся с единственной думой: о письме отца. Не открывая глаз, в полусне, я вертел это письмо и так и эдак в мыслях своих. Переворачивал вверх ногами, просматривал, начиная с конца и двигаясь к началу, вглядывался в промежутки между словами и строчками. Что увидел отец у меня дома? Может быть, нагрянул неожиданно и… Я накрылся с головой простыней и застонал в голос. Вдруг подумалось: а ревновал ли я жену когда-нибудь раньше? Наверное. Но до свадьбы. Позже – нет. Даже в голову не приходило такое. Настолько был уверен в ней. Вернее не так. Я считал, что она всецело предана мне, и на измену не способна. Очень был уверен в себе, неотразимом. Да и обстоятельства способствовали такой вот моей уверенности. Забеременела она еще до свадьбы, быстро уволилась с работы, а потом все свое время посвящала ребенку. Какие уж тут измены и ревность! Ну а сейчас? Молодая женщина пол года одна. Муж в командировке, как с том анекдоте. Да еще пишет сухие письма, ***ню всякую, а про любовь – ни строчки. А женщины – они все чувствуют.
Я откинул простыню, сел на кровати. Воистину: пришла беда – отворяй ворота. Сначала облом с продлением, и в тот же день отцовское письмо. Говорят, Бог троицу любит. Значит надо ждать еще какой-нибудь пакости.
Визит к Ивану ничего не прояснил, а только запутал и дал пищу размышлениям, причем не самым приятным. Он сразу же спросил, не ссорился ли я с кем-либо последнее время. Потом – не слишком ли я афиширую свои связи с мучачами. Я не стал прикидываться целочкой и сказал честно, что у меня здесь всего одна местная девушка, которая иногда заходит вечером. Что я не афиширую эту связь, и никогда не появлялся с ней в общественных местах. Иван задумался, забарабанил по столу:
-Ты же понимаешь, что он не мог дать всем контрактам зеленый ход? Ты знаешь, что он отказал пяти позициям?
-Знаю, но мне от этого не легче. С Кузнецовым, там все ясно – алкоголик, сколько можно терпеть. Про остальных не в курсе.
-Один - сволочь и интриган, к тому же редкостный бездельник. А еще двоим отказал без видимых причин, вот как тебе.
Я уже собрался было уходить, как Иван, весь какой-то сегодня озабоченный и размышляющий, вдруг спросил:
-Значит, говоришь, с одной девушкой живешь?
-Ну да, то есть… Не совсем, конечно… Приходит иногда.
-А ты знаешь, что если бы тебе дали добро, то жену свою увидел бы здесь только через пол года, а то и семь месяцев… Такое длительное оформление в Москве. Один конструктор, у Бориса-рыбака работал, помню, девять месяцев ждал.
-Да ну!
-Не «да ну», а так точно. Ладно, иди, я постараюсь навести справки. Хотя… на правдивый ответ у нас с тобой шансов мало.