Невыносимая и надоевшая до омерзения двухнедельная жара била все зафиксированные за последние сто лет рекорды. Электронные приборы, отображающие уличную температуру воздуха в прямом смысле слова, зашкаливали и даже в тени показывали что – то умопомрачительное. Синоптики призывали людей не паниковать, пить больше воды и по возможности реже появляться на улице. Учёные же в прямом смысле слова трубили тревогу, рассматривая глобальное потепление как внезапно появившуюся недоброкачественную опухоль, расползающуюся по телу мира с невероятно молниеносной скоростью. Асфальт плавился и превращался в чёрную отвратительно парящую жижу. Нашпигованные людьми автобусы вязли по самое днище и создавали катастрофическую, многокилометровую пробку. Фонтаны утратили своё первоначальное предназначение и превратились в типичные ванны и мини бассейны. Но, не смотря на всё это, жизнь продолжалась. На стройках суетились обгоревшие до черноты рабочие. У подъездов копошились дворники. И даже мелкие торгаши, обливаясь водой из пластиковых бутылок, оставались верными своему ремеслу и не сворачивали торговые точки. Но в особенном и невероятно прибыльном положении оказались владельцы фирм по ритуальным услугам. Даже самые незаметные частные организации, занимающиеся изготовлением металлоконструкций, не знали отбоя от непрекращающейся волны горем убитых заказчиков. Цены на металлические кресты и ограды взлетели втрое, и это не было пределом.
Часы показывали 11: 00 и раскалённый диск солнца приближался к зениту. Громоздкий словно танк автомобиль Григория Петровича Печёнкина уже третий час полз в гуще непрекращающейся пробки. Большой автомобиль для большого человека. Словосочетание «большой человек» определяет скорее не физическое строение тела, а особый привилегированный статус в обществе. Кто – то его считает личностью психически неуравновешенной, человеко-фобом или просто зажравшимся негодяем. А кто – то, наоборот, вопреки всем доводам и фактам, гордится его хладнокровием и дальновидностью. Печёнкину же абсолютно параллельно на все подобные высказывания и мнения. Его покойный отец был криминальным авторитетом. Жить с таким человеком под одной крышей всё равно, что спать под огромной остро отточенной секирой. За любую неповинность или шалость Григорий получал грубое незамедлительное наказание. В школе он был одинок и замкнут. В юности вспыльчив и безжалостен. Его единственной любовью была дочь обычного электрика. Но узнав Григория поближе и изучив его родословную, она исчезла. Полугодовые поиски не принесли положительных результатов. Григорий переболел и закрыл своё сердце на тысячи невидимых запоров.
- Ничего не поделаешь, Григорий Петрович. Против природы не попрёшь, - проговорил Семён, усилив мощность кондиционера.
- Молчи Сеня, молчи. Дело твоё овечье, - как – то совершенно отрешённо, ответил шеф.
- Вон там видите направо, если быть понаглее можно протиснуться, а дальше дворами.
Ответа не последовало. Печёнкин понимал, что Семён не волшебник. Но значимость предстоящей встречи несла колоссальные перспективы на будущее. Даже не деньги интересовали его в данный момент, денег у него было много. Три собственных завода, две автозаправочных станции, несколько ресторанов и ещё кое-что по мелочи. Но главным лозунгом Печёнкина было идти вперёд и никогда не останавливаться. А зачем? Да кто его знает. Так было до него, и не он это придумал.
- Что прикажете Григорий Петрович? Дворами или как?
Печёнкин посмотрел на часы.
-Поздно, такие люди не ждут и природа им не указ. Крути обратно.
Он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Сон не заставил себя долго ждать, он стремительно проник в размякший разум и, распылив чудодействующий раствор, включил транслятор. Сначала картинка была маленькой и мутной, потом приобрела несколько цветовых оттенков, появился звук и чёткость контрастов. Вцепившись обеими руками в эластичную обмотку баранки и утопив педаль газа почти до предела, Печёнкин мчался навстречу неизвестности. Впервые в жизни он куда - то спешил, не имея в этом цели и необходимости. Хотя цель, конечно, была, но по какой – то необъяснимой причине, он просто забыл и не мог вспомнить. Дорога шла через густой сказочно - фантастический лес. Огромные многовековые дубы, словно пьяные великаны, переплелись могучими ветками и скромно покачиваясь, издавали тихий, но глубоко пронзающий душу звук. Вдали показался просвет и контуры деревянных строений. Через минуту он въехал в небольшую деревеньку и заглушил мотор. Справа и слева стояли старые покосившиеся избы. Покрытием крыш служила почерневшая от дождей и времени солома. Послышался скрип несмазанных петель и, обернувшись в сторону источника звука, Печёнкин заметил низкорослого неуклюжего старичка. Несмотря на жаркую летнюю погоду, старик был одет в серую фуфайку, массивные ватные штаны и валяные сапоги без галош. Заметив автомобиль, он малость оживился и поковылял в его сторону. Печёнкин немного растерялся, когда в открытом окне появилась перекошенная морщинистая физиономия, рассматривающая его с таким интересом, словно он не человек, а какое – то экзотическое насекомое.
- Чего уставился? – злобно спросил Печёнкин.
Вместо ответа старик развёл руками и втянул голову в плечи.
- Где я? – ещё более озлоблено повторил Печёнкин.
- Нет змея, а ты на авось – то не надейся, не всегда проносит.
- Какого змея? Что ты мне тут плетёшь? Как деревня называется?
- Там, – тихо промолвил старик и указал на обросшую крапивой избу. – Там Нюрка - грешница опорожняется, подсобил бы.
Ярость, переполнявшая Печёнкина изнутри выплеснулась наружу. Он резко распахнул дверь и, не обнаружив под ногами земли, рухнул в какую – то туманную бездну.
- Смотрите, Григорий Петрович! – послышался громкий голос Семёна.
Печёнкин встрепенулся и, осознав, что всё только что пережитое было обычным сном, вздохнул, чуть задержал дыхание и выдохнул.
-Что Сеня? Что?
- Какой ужас, - продолжал Семён, глядя в сторону скопившихся машин и многочисленной толпы зевак.
- Ты не как умом повёлся, чего ты галдишь, как сорванец беспорточный?
- Да вот же!
Семён ткнул указательным пальцем точно по центру лобового стекла.
- Тоже мне явление Христа народу, - недовольно буркнул Григорий Петрович, выпрямившись в спине. – Чего я там не видел?
- Да вы только гляньте, - Семён проехал несколько метров и опустил боковое стекло, поток раскалённого воздуха ворвался в охлаждённое лоно автомобиля.
Картина, представшая перед взором Григория Петровича, не произвела на него ни малейшего впечатления, ни единого звука не слетело с его тонких немного растянутых в стороны губ.
В центре пешеходного перехода в кроваво – багровой луже лежал труп ребёнка. На месте по всему видать ангельского личика находилась какая – то неописуемая субстанция. Чуть в стороне подмяв под себя столб светофора, стоял чёрный Логан, возле которого развернулись умопомрачительные события. Ещё довольно молодая женщина, словно разъярённая тигрица, вонзилась ногтями в худощавое лицо предполагаемого детоубийцы. Мужчина пытался вырваться, но лишь усугублял своё и без того незавидное положение.
К трупу ребёнка подошла женщина в белом халате и, убедившись в отсутствии пульса, накрыла тело чёрной непроницаемой тканью. Толпа зевак прибывала. Кто – то осуждал мать, кто – то проклинал водителя, а кто – то просто стоял и, ковыряясь в носу, снимал на камеру телефона.
- Дела, - промямлил Семён.
-Судьбу не выбирают, - ответил Григорий Петрович, откинувшись на спинку кресла.
- Нет, Григорий Петрович, позвольте с Вами не согласиться. Судьба судьбою, а гибель при нелепых обстоятельствах, да ещё и ребёнка, поставьте себя на место матери. Слава богу мы не на войне и сердца наши не каменные.
- В тебе, Cеня, философ умер, а может снова бульварщины начитался?
- Да Вы, Григорий Петрович, атеист, Вам и библия не книга.
- Библия писана рукой человека, потому и неубедительно. Читал я твою библию. Земля земле, а прах праху, так вроде? Ну и где же позвольте спросить смысл нашего бренного бытия? Для чего ты живёшь? Ты не борец за идею. У тебя нет ни цели, ни жажды первенства. Ты подобен трамваю, ходящему по замкнутому кольцу. Твои мысли – это чистой воды плагиат. Ты рассуждаешь о жизни с общей колокольни. А я нет. Я атеист? Да ведь я так и не получил вразумительного ответа на один единственный вопрос. Имеешь ли ты право осуждать меня?
Ответа не последовало. Это заметно встревожило Григория Петровича. «Чего я с ним сюсюкаюсь? Кто он такой? Жалкий раб, получающий мизерную зарплату».
- Ты что рот разинул? Не видишь. Скорая отъезжает. И закрой окно, устроил тут парилку твою…
Убедившись в том, что удалось протиснуться в образовавшуюся брешь, Григорий Петрович снова откинулся на спинку сидения и закрыл глаза.
Такой уж он был человек, этот Григорий Петрович Печёнкин. Хоть небо пополам. Хоть света конец. Есть цель, а всё остальное не имеет ни малейшего значения. Во всём остальном он был глух и слеп. Он не замечал даже того, что происходило под его собственным носом. Он и понятия не имел, что творится в доме во время его отсутствия. Он совершенно не догадывался о том, что его двадцативосьмилетняя гувернантка Марина уже давно не деревенская простушка. Она смирилась и оставила бессмысленные попытки завоевать его сердце, и перешла к более решительным действиям. Печёнкину и в голову бы не пришло, что практически все дорогостоящие вещи в его доме уже ничто иное как ничего не стоящие, но искусно выполненные подделки. Оригиналы же проданы, заложены, или укромно спрятаны. Начальник охраны и оператор видеонаблюдения сражены её обаянием и находятся в купе.
- Ну что ты сконфузился, Сеня? - промычал Григорий Петрович. Он был вспыльчив как порох, но быстро отходчив. - Ищешь чем бы кольнуть побольнее, да? Что молчишь? Отвечай неблагодарный.
- Хочу Вам, Григорий Петрович, одну историю из жизни поведать, да только вот нужно ли?
- Что значит, нужно ли? – взорвался Печёнкин. – Ты, друг мой, забываешься, с чих ладоней кормишься.
- Я ведь, Григорий Петрович, перед тем как к Вам водилой устроиться, три года в морге отпахал.
Печёнкин выпучил глаза.
- Да, да, Григорий Петрович, - продолжил Семён, не обращая внимания на перекошенную физиономию босса. – Кого только кромсать не довелось, и богатых и бедных, и знаменитых и зажравшихся, да только на столе они все одинаковыми казались. Вы думаете патологоанатом – тварь бесхребетная, ни чувств у него нет, ни жалости? Вы полагаете в мёртвое тело легче скальпель вонзить?
- Почём я знаю? - ещё больше выпучив глаза, произнёс Печёнкин.
- Не в этом суть, Григорий Петрович, просто однажды случилось такое, что перевернуло мою жизнь с головы на ноги. В один прекрасный вечер по пути с работы моя старенькая девятка заглохла, все усилия завести мотор оказались тщетны, и, в конце – концов, я просто убил аккумулятор. Я выскочил из салона весь вне себя от негодования. Я находился в таком бешенстве, что пинал ногами по колёсам и громко матерился. Я бегал кругами и не знал, что мне делать. Затем взял себя в руки и, закурив сел на капот своей старушки. Я тупо сидел и наблюдал: как толпы незнакомых мне людей входили и выходили из дверей близь стоящего магазина модной одежды. Сам я в подобные торговые точки ни ногой с моей – то зарплатой, сами понимаете. И вдруг она. Что такого спросите Вы? Но она была настолько идеальна, настолько совершенна, что если бы я был писателем, я бы точно посвятил ей роман. Она прошла мимо и, обдав мои ноздри чудесным запахом дорогих духов, растворилась вдали. На протяжении многих вечеров я нарочно останавливался напротив этого магазина, включал аварийку и ждал. Я ждал, когда двери снова распахнутся и это совершенство выплывет на свет божий. Но чудо не повторилось. Прошло время и всё встало на прежние места. Но однажды спустя год я взял в руки скальпель и, откинув белое покрывало, увидел её бледное безжизненное лицо. Мои руки задрожали, я дико закричал и помчался прочь, а на следующий день написал увольнительную.
- Ты это всё к чему, Сеня?
- Не знаю, - тихим голосом ответил Семён.
- Вот и я не знаю. Ты опасный тип, Сеня. А знаешь, почему ты никогда не женишься?
- Почему?
- Ты скучный. Бабы таких не любят. А ну тормозни здесь, забежим, проведаем.
День близился к закату, но духота словно усиливалась. Печёнкин и Семён вышли из машины и направились к входу. Этот ресторан под названием «Заходи и будь как дома» был личной собственностью Печёнкина.
- Григорий Петрович! – расплывшись в улыбке, пропела смазливая молоденькая девушка. - Желаете что-нибудь?
- Да. Графинчик холодной водки, порцию устриц, и что-нибудь безалкогольное для этого обалдуя, - он указал кивком головы в сторону Семёна.
- Сию минуту, Григорий Петрович! Вот только Ваш любимый столик занят, но это недоразумение сейчас уладим. Лена, подойди ко мне.
- Не беспокойтесь, накройте мне вон на тот у стены. Как прибыль?
- А… - девушка на секунду замялась. – Знаете, прибыль заметно увеличилась.
- Ещё бы, – расплывшись в улыбке, пропел Печёнкин – Жара!
Внутренние убранства ресторана соответствовали всем гигиеническим нормам. К круглым белоснежным столикам прилагались удобные мягкие кресла, кондиционеры работали отлично. После невыносимого уличного пекла, попасть в подобное заведение казалось совершеннейшим раем. Семёну поднесли бутылку минеральной воды и стакан из тонкого и абсолютно прозрачного стекла. Не съевший за весь день ни крошки он жадно смотрел на устрицы босса и глотал скопившуюся во рту слюну. Но наравне с голодом Семёна мучил ещё один не менее важный факт, никто и никогда не видел Печёнкина пьяным. Какой номер может выкинуть его захмелевший мозг? Опрокинув стопку, босс приступил к употреблению устриц. Он не придерживался особенных манер, находясь в обществе, и очень скоро на их столик обрушились косящие взгляды. Печёнкин не замечал этих взглядов и, разделавшись с устрицами и выпив пятую стопку водки, громко крякнул в кулак и обрушился на спинку кресла.
- Григорий Петрович, по-моему, Вас приветствуют, - нарушил получасовое молчание Семён.
- Меня? Кто? Где?
- Вон там у окна, мужчина. Он уже не раз махал Вам рукой, но Вы не замечаете.
- Савелий, - удивлённо произнёс Печёнкин. – Какого чёрта он тут делает?
Лицо Печёнкина налилось краской, глаза сузились, на лбу выступили огромные капли пота. Когда – то ещё на самом пике после перестроечной неразберихи их отцы были (мягко выразиться) партнёрами по бизнесу. Семья Кумысовых неоднократно бывала в доме Печёнкиных и наоборот. Не смотря на то, что Савелий был старше Григория на целых пять лет, они отлично ладили и понимали друг друга. Но однажды между родителями произошла ссора. Пётр Печёнкин обвинил Якова Кумысова в крысятничестве и подделке подписей. Кумысов всё отрицал, но так и не предъявил ни единого доказательства своей непричастности и невиновности. Пётр обозначил и объявил Кумысову сумму долга и назначил срок выплаты. Яков ответил словесной агрессией, а спустя три дня был убит выстрелом в затылок. Савелий назвал Печёнкина старшего убийцей и поклялся отомстить. Пётр не воспринял эту угрозу всерьёз, но ровно через полгода под днищем его собственного автомобиля сработало самодельное взрывное устройство. Савелий был перехвачен милицией и тем самым сумел избежать неминуемой кары, отделавшись судом и пятнадцатилетним сроком заключения.
- Ба! Какие люди! Григорий Петрович! – Громовым басом, разведя руки в стороны, разразился Савелий. - Я думал, тебя давно черви могильные сгрызли, а ты тут, здоров и невредим, несправедливо как – то, а Печень. И за какие такие, позвольте поинтересоваться, заслуги, Вам благоволит сам всевышний судья?
- Вы поосторожнее с выражениями, Савелий Яковлевич, - злобно шипя, процедил Печёнкин.
- Выражениями? Да кто ты есть? – чуть сбавив громкость голоса, ответил Савелий.
- Сеня, выйди, - практически прошептал Печёнкин.
Ничего непонимающий Семён поднялся из-за стола и направился к выходу.
- А Вас, глубокоуважаемый, Савелий Яковлевич попрошу не устраивать истерических сцен. Здесь Вам не «белый лебедь», а общественное заведение. Присаживайтесь.
Он подождал, пока Семён скроется из виду и продолжил: «Чего тебе надо? Ты больше никто, а я всё. Стоит мне щёлкнуть пальцами, и ты исчезнешь. Не надо ворошить окаменевшую золу».
- А ты не угрожай мне. Курок спустить дело не хитрое, да вот парадокс пуля – то дура, ей всё равно. Не промахнись Гриша, ох, не промахнись.
Савелий взял графин и, налив полную стопку, выпил, не закусив.
- Время изменилось, Гриша, а человек нет. Можно поменять взгляды, веру, внешность, а вот характер, характер не перестроишь. Бог видит, на чьей стороне правда и он рассудит, а пришёл я к тебе не со злым умыслом. На счёт золы ты сказал верно, так к чему же столько агрессии?
- Верующий значит,- смягчив тон, сказал Печёнкин. – Мой отец тоже был верующим и что? Это как две противоборствующих армии единого вероисповедания. Они молятся одному богу и убивают друг друга. А я безбожник, мне нет смысла ходить кругами. Не бойся твоя жизнь мне ни к чему.
Савелий посмотрел в глаза Печёнкину и, не говоря ни слова, поднялся и направился к выходу. Печёнкин проводил его грустным взглядом и, выпив очередную стопку, ушёл в себя. В мозгу вспыхнули доселе непозволительные мысли. Захотелось высказаться, взять и выплеснуть из себя всю настоявшуюся годами душевную гниль. Алкоголь – это самый внушающий доверие маг. Его чудеса безграничны. Он делает сильного слабым, а слабоумного мудрым. Его нельзя назвать не званым гостем, ибо он не ломится в закрытые двери. Печёнкин улыбнулся и, откинувшись на спинку стула, посмотрел по сторонам. Его внимание привлекла одиноко сидящая девушка. Она смотрела в окно и пила сок через длинную ярко-зелёную трубочку. На ней было лёгкое платье красного цвета и красные туфли на высоком каблуке. Печёнкин поднялся и направился в её сторону.
- Разрешите? – деликатно спросил он.
-Пожалуйста, – ответила девушка.
Она даже не посмотрела в его сторону. Печёнкин слегка замешкался, но взяв себя в руки, отодвинул стул и сел.
- Григорий.
- Очень приятно, Анна, - ответила она и окинула его коротким взглядом.
Дальше наступила пауза. Чувство какой – то необъяснимой тревоги пронеслось по груди Печёнкина. Перед ним сидит роскошная прекрасно ухоженная дама, а он не в силах промолвить и слово. Её светлые волосы искусно уложены на затылке, а карие глаза отдают едва заметной поволокой грусти. Теперь они смотрят на него с интересом, они словно сканируют его внутренний мир. Его взгляд падает на грудь. Она маленькая, но по всему видать довольно упругая. По виску побежала струйка пота, Печёнкин достал платок и утёрся. «Что это?» - думал он про себя. «Опьянение или пробуждение основного инстинкта или то и другое вместе?»
- Почему Вы молчите? – спросила Анна. – Вам нечего сказать?
- Нет, что Вы. Я право уверен, что где – то видел Вас раньше. А где не помню, – растерянно пролепетал он.
- Ах, вот оно что! Позвольте полюбопытствовать, но не сочтите за излишнюю наглость. Нынче столько маньяков, выдающих себя за порядочного джентльмена, что право и не разберёшь сразу. Насколько мне показалось, Ваш друг не слишком хорошего мнения о Вас.
- Вы всё слышали?
- Разговор был настолько громким, что имеющий уши обязательно услышит.
- Бизнес. А если ещё честней, он обычный шут и не более. Позвольте полюбопытствовать, что это Вы так упоённо высматривали в окне?
- А по-Вашему, там нет ничего интересного?
- Абсолютно.
- Напрасно.
- Но там действительно ничего нет. Рекламные щиты, укутанные пеленой едкого дыма. Ах уж эти чёртовы торфяники, скоро нам не останется выбора, и мы облачимся в водолазные костюмы.
- Хотите, я попытаюсь определить кто Вы на самом деле?
- Очень интересно. Дерзайте!
- Вы камень. С каждым годом Вы становитесь крупнее и тяжелей. Вы одинок и утопически несчастлив. Вы делаете вид, будто Вам всё равно и продолжаете расти. Перед Вами лежит путь, и Вы по нему катитесь. Вы не замечаете ни опасности, ни радости. Вы знаете, что однажды он закончится и наступит тёмная никогда не заканчивающаяся ночь. Душа лёд, а в сердце пусто.
- Пусто, - самопроизвольно произнёс Печёнкин. – Вы психолог или экстрасенс?
- Нет, Григорий Петрович, просто Вы слишком известная в городе личность. А теперь извините, мне пора.
- Да, да, - ответил он с грустью.
Он вернулся за свой столик и, опрокинув три стопки к ряду, упёрся лбом в ладони. Через пару минут его руки плавно разъехались и он крепко заснул, уткнувшись носом в столешницу. Толи в силу своей чрезмерной упитанности, толи по какой – то другой причине, но засыпал Печёнкин даже в самые неподходящие для этого моменты. Он вырубался и за обеденным столом и в ванной и во время скучных затянувшихся переговоров с партнёрами. Его сны были мрачными и совершенно безобидными, так было всегда, но только не сегодня. Перед ним снова стояли огромные сплетённые ветками, ужасно скрипучие дубы. Они были повсюду. Куда ни глянь. И он одинокий и уязвимый для любой недоброжелательной пакости. Он чувствовал себя гвоздём, затерявшимся в куче соломы. Ему стало страшно и как – то не комфортно, словно кто – то достаточно тяжёлый сел на плечи. По спине пробежали холодные мурашки. Однажды в юности он читал про таёжных шаманов, которые при помощи деревьев общались с душами усопших. Дерево, уходящее корнями в землю, а стволом в небеса, служит довольно неплохим проводником между миром мертвых и живых. Нужно лишь уметь слышать и понимать язык. Печёнкин прислонился ухом к шершавой слегка влажной коре и прислушался. Донеслись слабые совершенно неразборчивые слова. Говорили преимущественно женщины. Печёнкиным овладела паника, но испугался он больше не духов, а осознания собственного слабоумия. Он отскочил от дерева и побежал. Ноги не слушались и путались в траве. Голоса усиливались и звучали из каждого дерева. Теперь слова были чёткими для восприятия.
– Григорий Петрович, Григорий Петрович.
- Он умер. Нет, он просто перепил.
- Я жив, - закричал он во весь голос.
Картинка сменилась, и вместо страшного леса предстали размытые покачивающиеся фигуры людей.
- Ну, наконец – то! – Сказала молодая женщина с графином в руке. – Мы уж хотели скорую вызывать.
- Как Вы, Григорий Петрович? – Вмешался голос мужчины.
- А, Сеня, рад тебя видеть, - промычал Печёнкин и снова склонил голову. Что – то холодное обрушилось на маковку и, прошмыгнув за ворот, пронеслось по позвоночнику. Туман в глазах рассеялся. Печёнкин вздрогнул и выпрямился в спине.
- Что вы творите? – завопил он привычным для себя и окружающих басом. – Что здесь происходит? Где я?
- Вы в собственном ресторане, - ответил Семён. Вы перенервничали и перебрали, ну и как полагается, уснули.
- Простите за водные процедуры, - вмешалась девушка с графином. - Вынужденные меры. Ресторан уже закрылся, а Вы … в общем как – то так…
- Идёмте, Григорий Петрович, поздно уже, - сказал Семён.
- А ну глянь, чего эти выдры с моим дорогущим костюмом сделали?
- Да всё в порядке, не переживайте, высохнет. Вы приняли смертельную для Вас дозу алкоголя, все перепугались. Вы так храпели и скулили.
Печёнкин встал из-за стола и оперевшись на руку Семёна двинулся к выходу.
«Ну и дела» - думал Семён. Сам он был человеком не пьющим.
- Спасибо, Сеня, спасибо, - бормотал Печёнкин, плюхнувшись в автомобильное кресло. – Савелий действительно приходил или мне приснилось?
- Приходил.
- Как трещит голова. Я даже не помню, каким образом оказался в этом чёртовом заведении.
- Не беспокойтесь, Григорий Петрович, всё замечательно.
- Мне искренне жаль тебя, Сеня.
- Почему?
- Да потому, что несправедливо. Хороший ты человек, а участь твоя паршивая. Никому не завидуй, Сеня. Ничего не вечно: ни любовь, ни богатство, ни молодость. Думаешь, я изверг?
- Нет.
- Думаешь, Сеня, ещё как думаешь! Дай мне в руки автомат, так я и на курок нажму, да? Нет, друг мой, я не сторонник геноцида.
Семён молчал и впитывал словесную пургу шефа. Он не пытался вникнуть в суть излагаемого, а Печёнкин не умолкал ни на минуту. Он ёрзал на кресле, переходил с крика на шёпот, бросался красноречивыми фразами, а Семён всё молчал. Всё чего он желал – это добраться до дома, поужинать и лечь спать.
На улице стояла глубокая ночь, когда в свете фар показались шикарные кованые ворота. Печёнкин заметно протрезвел и взбодрился. Он вылез из машины, погрозил охраннику пальцем и направился к дому. Но взявшись за дверную ручку, застыл на месте. В верхнем правом углу висела свежесплетённая паутина. Ближе к центру её липкого коварства бунтовала муха. Чуть в стороне притаился чёрный круглобрюхий паук. Он был не тороплив и спокоен, словно маньяк, наслаждающийся предсмертными муками своей обречённой на гибель жертвы. В голове Печёнкина мелькнула отвратительная мысль. Если муха вырвется и улетит, он вышвырнет свою гувернантку прямо среди ночи и без выходного пособия. А если мухе суждено погибнуть, то он обнимет Марину и займётся с ней любовью. Муха погибла. Печёнкин щёлкнул пальцами и вошёл в дом. В доме было тихо и темно. Он включил свет и, не снимая обувь, направился к комнате гувернантки. Дверь была заперта, и он постучал костяшками пальцев по лакированной древесине.
- Минутку, - послышался звонкий женский голос. – Я только накину халат.
Спустя пару минут дверь распахнулась.
- Спим, значит, а над входной дверью паутина с полметра.
- Не заметила, Григорий Петрович, извините, я мигом.
Она сделала шаг и упёрлась в руку Печёнкина. Она не заметила подвоха и попыталась обойти, но всё повторилось.
- Григорий Петрович, - пропела она.
Печёнкин сглотнул слюну и прикоснулся к её груди. Марина отпрыгнула назад.
- Что Вы делаете, Вы пьяны?
Печёнкин шагнул ей на встречу и повторил содеянное ранее.
- Что Вы хотите?
- К чему эти глупые вопросы. Вы прекрасно понимаете, чего я добиваюсь.
- Нет, это не возможно. Я хотела сказать Вам завтра, но положение обязывает. Я покидаю Вас. Я беременна.
Печёнкин хотел ответить, но открыв рот не нашёл подходящих слов. Он простоял ещё минуту и, опустив голову, отправился в спальню. Словно подрубленное дерево он рухнул на не расправленную кровать. За приоткрытым окном пели птицы, он немного послушал и пробормотал: «Чего вы трезвоните глупые? Разве ещё найдутся уши, способные наслаждаться вашим бесконечным мотивом?» Потом он закрыл глаза и уснул. Так закончился очередной маленький день в жизни большого человека.