Мои хутора. Школа

Борис Лембик
Мои хутора. Школа

Самые ранние упоминания о Полтаво-Звонаревской школе я встретил в черновиках ответов моего отца Лембика Николая Дмитриевича на анкету от краеведческого музея Новокиевской школы, составленных примерно в 1980 году. В этих ответах, а практически краткой автобиографии, он писал, что в 1924 году поступил, а в 1927 году окончил трехклассную школу, а четвертый класс был уже в Новокиевской начальной школе. В другом варианте ответов сказано: все четыре класса проучился в П-Звонаревской начальной школе. Для сведения также укажу, что по его воспоминаниям Новокиевская семилетняя школа, а правильное название ШКМ (школа колхозной молодёжи), была открыта в 1930 году.

Далее из письма Ткаченко Лилии Ивановны, бывшей учительницы Полтаво-Звонаревской школы, много помогавшей мне в сборе материалов:
- по рассказу Григория Трофимовича Бусенко:
«В хуторе Полтаво-Звонари школу построили в 1930 году, разобрав помещичий дом. Самого помещика раскулачили предположительно в 1930 году. До войны старенькие помещики (дед и бабушка) жили в Звонарях недалеко от посадки, которая сейчас ведет в Головатовку. Раньше там видны холмики.
В школе в 1939 году и далее работала Мария Григорьевна Шугинина. Она жила в школьной квартире с мужем Михаилом Филипповичем, который работал в колхозе агрономом. Уехали к сыну после войны, примерно в 1956 году. С Шугининой примерно с год работала Галкина из Новоаннинки. Также после Шугининой работала Вера Степановна Сягайло».
- по воспоминаниям Николая Дмитриевича Сягайло: «в разные годы в школе работали Анна Сергеевна Антоненко (Рынза), Мария Григорьевна Левада (Мельникова)». Точно время их работы неизвестно, но есть версия, что могли работать вместе с Шугининой. Но они затем перевелись в Новокиевскую школу.
Позже Раиса Филипповна Федорец (д.Лымарь) рассказала следующее: «В первый класс я пошла в военные годы и первой учительницей была Вера Степановна Ветрова. Она вела 1-2 классы, а Шугинина - 3-4-й классы. Вера Степановна жила в Новокиевке у Рогатого пруда и ходила в П-Звонари пешком. Ученики её всегда ждали, и когда задерживалась, то Шугинин на них кричал («наставлял»), чтобы тише себя вели. Она потом вышла замуж за Сягайло Григория Моисеевича».

Можно также предположить, что до 1930 года занятия в П-Звонарёвской школе проходили вероятнее всего по хатам, что было в те времена обычным делом.
Еще раньше моя старшая двоюродная сестра Максимова (д.Лымарь) Екатерина Филипповна (1922 г.р.), рассказывала мне о том, что перед войной в школе работала Юткина, но вот ни её имени, ни отчества не вспомнила. Видимо та была молодой девушкой, так как встречалась она тогда с одним из братьев-близнецов Сягайло Иваном Моисеевичем, призванным на службу осенью 1940 года, и пропавшим без вести в самом начале Великой Отечественной войны на советско-польской границе.

Ещё один земляк, Ещенко Леонтий Иванович (1934 г.р.), написал, что его первой учительницей была Мария Григорьевна Шугинина, которая вначале окончила Институт благородных девиц, а затем педагогический институт. Ну а Виктор Николаевич Ткаченко, учившийся в послевоенное время (примерно с 1950 года), вспоминал, что она пила поливитамины (драже) и часто пузырек оставляла на столе, а ученики на переменке понемногу брали. Лилия Ивановна считает, что Мария Григорьевна это знала и специально забывала: тогда сельские ребятишки сладостей не видели.

С 1956 по 1967 годы в школе работал мой отец, как записано в трудовой книжке: назначен заведующим и учителем Полтаво-Звонаревской начальной школы. По приезду нашей семье сначала пришлось жить на квартире у Ещенко, так как Шугинины уехали только в начале зимы. После этого мы переехали непосредственно в школу. Мама стала работать техничкой, а в летнее время - в колхозе. Дом для проживания был не очень удобным, так как коридор, ведущий в классы, проходил между двумя жилыми комнатами. Из одного класса можно было пройти во второй, то есть они были проходными и в них могли работать одновременно два учителя. В одной из жилых комнат стояла большая русская печь, в которой мама готовила еду и пекла хлеб. Всего в школе было две или даже три печи, которые приходилось топить.
 Жизнь в хуторе была непростая. У школы стоял старый саманный сарай для скота, был ещё полузавалившийся погреб. Со временем отец построил новый сарай и выкопал новый погреб. За сараем был небольшой огород, а основной позже распахали ближе к прудку на свободной усадьбе. Самой основной проблемой была вода. Воду для приготовления пищи для себя и школьников носили из колодца, а для скота из пруда метров за 300…400 (по карте из интернета оказалось 350 метров!) несколько раз в день. Зимой корову иногда приходилось гонять к проруби на пруду. Отец однажды ударным буром пробил во дворе школы шурф глубиной около двух метров, но вода появилась соленая, непригодная для питья.

Когда мы переехали то вокруг школы был пустырь, но потом мама посадила у крыльца сирень и разбила цветник. Через несколько лет, уже в начале шестидесятых, огородили забором из штакетника участок вокруг школы, и был посажен фруктовый, в основном яблоневый сад. Деревца понемногу поливали, но они прижились все и когда мы в 1967 году уезжали, то он уже начинал плодоносить. В хуторе злые языки поговаривали: «Наши дети сад поливают, а учительские дети будут яблочки есть». Отца это очень обижало. Нам с Володей рвать яблоки он не разрешал, а урожай собирал и делил между школьниками. Так что хлопот с этим садом хватало.

По воспоминания Лилии Ивановны Ткаченко, работавшей с отцом в школе: «Тётя Тоня и Николай Дмитриевич жили очень дружно, понимали друг друга и поддерживали друг друга во всем. Справедливости, честности, трудолюбию, взаимопомощи учили своих детей и учеников, так как сами были глубоко порядочными людьми. Тётя Тоня до прихода учеников топила печи, чтобы в классах было тепло. Зимой встречала каждого ученика, помогала раздеться. Промокшие рукавички, обувь, штаны сушила и в классах, и в своих комнатах. Надевала на учеников всё сухое (одежду своих детей), после уроков переодевала в высушенное и отправляла домой. И так каждый день. А ведь были ещё семья и хозяйство. Великие труженики были Николай Дмитриевич и тетя Тоня».

Иван Егорович Будяк вспоминал: «Николай Дмитриевич входил в класс с будильником в кармане, выкладывал его на стол и начинал урок». Я думаю, что время он проверял по радиоприемнику, батареи для которого выписывал из Посылторга. Проводного радио тогда в хуторе не было, как и электричества в хатах. Вот и был этот приемник источником информации. Как оказалось, по словам Ивана Егоровича, этот радиоприемник отец купил у Шугинина.

А о том, как проходили уроки, рассказал в своих воспоминаниях мой ровесник и одноклассник Крысин Валентин Алексеевич. «Школа была малокомплектная, в каждом классе училось от 3 до 5 человек. Поэтому все сидели вместе, и урок шел одновременно у всех. Николай Дмитриевич входил в класс, иногда что-то дожёвывая, и сразу начинал урок. Сначала он давал задание первому классу, затем второму, и так далее. А потом получалось так, что когда он начинал объяснять историю или другой интересный предмет четвертому классу, то остальные забывали свои дела, прекращали свои занятия, развешивали уши и слушали. Но дальше шла проверка знаний, а поскольку народу было немного, то спросить он успевал всех, до всех доходило. И знания все-таки, поэтому были неплохие. Дядька он был неплохой, не злой, но иногда особо расшалившимся перепадало линейкой по лбу.
После окончания начальной школы начинался как бы новый этап в жизни. Произносились слова «Оттоптались мои ножки от Полтавской дорожки», – слова эти были как ритуальными, и означали тогда, что ты повзрослел и перешел на другой более высокий уровень. И что предстоит теперь тебе ходить в Новокиевскую среднюю школу. Ну а то, что ежедневно надо проходить лишних четыре километра как-то не осознавалось, не доходило до детского ума».

От Сягайло Ивана Николаевича: «Я помню, как водили хоровод вокруг елки, а дед Рубан, кажется Егор Кирилыч-слепой, играл на гармошке. Меня тогда это очень поразило. Помню полукруглую печку в классе, возле которой твоя мама развешивала наши мокрые варежки. Иногда даже ноги нам отогревала, когда приходили зимой занесенные снегом. Растирала нам шерстяными варежками примороженные щеки, мы орали, текли слезы и сопли, а тетя Тоня нас успокаивала. Николай Дмитриевич начинал сердиться - мы со Славкой Крысиным и так опоздали, так еще целый урок греемся. Я, когда своим детям рассказывал, как мы ходили в школу за 3 километра они не верили, что в таком возрасте такое может быть».

Всё время в разговорах считалось, что расстояние от Полтаво-Звонаревского до Головатовского составляет три километра. Промер с помощью Интернета расстояния от школы до крайних домов Крысиных и Семистяги в Головатовки показал 2,05 км. Хотя если учесть, что многим приходилось обходить пруд по плотине или вокруг усынка, то можно добавить почти километр. Обычно ученики ходили на занятия пешком, что подтверждали большинство из земляков. Но Владимир Филиппович Лымарь, учившийся в послевоенное время, рассказал о том, что был период, когда учеников возили в школу по очереди. Кто-то из родителей с утра шел на конюшню, запрягал лошадей в бричку или сани, собирал детей, вёз их, а уже потом отправлялся на работу. Так как он был старше многих (учеба не давалась), то часто это было его обязанностью.  Весной и осенью, когда дорога по полю (а посадки тогда не было) раскисала и становилась непроезжей, то детвора добиралась и возвращалась вдоль балки, проделывая ещё больший путь. Причём, срезая обход усынков, было реально набрать воды в сапоги.

Многие из земляков вспоминали походы всей школой в конце учебного года на природу – заключительный урок природоведения. Чаще всего водили нас за Таврию в Тростянскую посадку(лесополосу). Там обычно отец рассказывал и показывал деревья разных пород. Особенно запомнилось то, что в лесополосе росли дубы, можно было найти жёлуди и набрать листья для гербария. Это было в конце мая, а в апреле (опять же по воспоминаниям) были походы на Юрьевку за тюльпанами.

В последние годы нашего проживания в хуторах было много учеников, поэтому в 1965 году приехала работать Лилия Ивановна Фролова, молодой специалист. Она же осталась работать в этой школе после переезда нашей семьи в Новокиевку в 1967 году. В 1967-1968 учебном году заведующей была Нина Александровна Бирюкова, но она вышла замуж и уехала. В 1968-1969 учебном году приехала заведовать школой Мария Зиновьевна Долгова, у которой в семье были две дочки.
 
В августе 1969 года Лилия Ивановна переехала в хутор Полтавский и работала учителем литературы и русского языка в Полтавской школе. Ну а позже она вышла замуж за Ткаченко Виктора и также переехала в Новокиевку. А П-Звонаревскую школу приняла Александра Петровна Кочетова (Баринова). Ее время работы - 1969-1971 учебные годы. Её муж Вениамин работал агрономом, в семье был ребенок. Сохранилось несколько фотографий того времени.

Сменила ее Наталия Павловна Бахлина (д.Поберей), которая проработала с августа 1971 года по февраль 1974 года до ухода в декрет. Учебный 1974 год дорабатывал Николай Дмитриевич Лембик, который ежедневно ходил или ездил из Новокиевки на занятия. Он и был последним учителем Полтаво-Звонаревской начальной школы. Ну а техничкой до переезда в Новокиевку работала Антонина (Тося) Маркина (д.Атапина).
Ещё раньше, в 1972 году, учеников из Головатовки и Полтаво-Звонарей не стало, и поэтому занятия перенесли в помещение бывшего магазина на Таврии. Проучились дети там два года. Сначала не стало жителей и детей - не стало Полтаво-Звонаревского, потом забрали ферму - умерла и Таврия. В 1974 году школа была окончательно официально закрыта, учеников начальных классов вместе с другими стали возить в Новокиевскую школу.

Само здание школы сначала пустовало, а позже было продано кому-то в Новокиевку, разобрано и вывезено. Но ещё оставался школьный сад, который постепенно дичал. В 2010 году на месте школы оставались развалины фундамента, закопченные кирпичи русской печи, а в саду были живы ещё одна вишня и одна яблоня, остальное уже дикорастущие деревья и кусты. Хорошо сохранилась сирень, высаженная мамой у крыльца, и с которой начинался этот сад. А через несколько лет часть территории сада выкорчевали и распахали.
Рядом со школой находится старое кладбище, на котором уже давным-давно никого не хоронят. Уже в шестидесятые годы почти все могилы были заброшены, но за некоторыми из них ухаживают и сейчас. Кладбище обозначено и обваловано сохранившемся до настоящего времени небольшим валом (ровиком), хотя и сильно сглаженным годами.

Если посмотреть на план хутора, то там указана тропинка от школы мимо мельницы в сторону прудка. В 2007 году я обнаружил следы этой тропинки: на притоптанной земле травка была маленькой. Представьте себе, сколько детских и взрослых ног прошло за сорок с лишним лет существования школы, что и за последующие тридцать лет земля сохранила их следы. Увы, сейчас это место перепахано, и следов этой тропинки больше не найти.

Ёлка

В конце декабря в школу привозили елку, а точнее сосну. Почему-то мне тогда казалось, что была она из Филоново, но недавно у А.Ф.Тараненко прочитал, что колхоз (или сельсовет) возил эти сосны из Медведицкого леса. Вторую елку в бригаде ставили в клубе.
Отец подпиливал дерево под высоту потолка, приносил из сарая прошлогоднюю крестовину, или делал новую. Елка ставилась в классе, откуда сначала перетаскивали парты в соседний. Еще раньше начинали готовить украшения. Кроме заводских игрушек, которых было немного, делали украшения сами ученики. В основном это были бумажные гирлянды, в основном из флажков, и бусы. Брали чистую бумагу и красили её чернилами и гуашью. Потом листы резали на полоски, из которых склеивали колечки. Клеили чаще всего канцелярским клеем, или клейстером. Оттого были на них пятна и потёки, а со временем всё это выгорало, и нужны были новые. Кажется, что делали и бумажные игрушки, типа фонариков из той же покрашенной бумаги. Запомнилось, что у мамы хорошо получалось вырезать снежинки. Ни о каких электрических гирляндах и речи не было, так как жил хутор ещё при керосиновых лампах. Гирлянды развешивали на елке и под потолком, казались они большими и длинными. Вдоль стен ставились лавки, а иногда просто на две табуретки укладывали доску.
 
Перед самым Новым годом отец получал в сельсовете список детей (а может сам его составлял и согласовывал), деньги на подарки и шел в магазин. Что можно было купить в сельском магазине: три вида ирисок, четыре-пять видов карамелек, и пару видов шоколадных конфет, пряники и печенье, ну а также круглые карамельки без фантиков, называемые в народе «Дунькина радость». И никого тогда не удивляло, что не было в этих подарках яблок, апельсинов и мандаринов, а если в какой год попадались зефир, пастила и шоколадка, то было замечательным событием. Поскольку детей дошкольного и младшего школьного возраста в хуторах было немного, то помещалось всё закупленное в одной-двух небольших картонных коробках. А ещё мог отец принести из магазина пакеты из коричнево-желтой фасовочной или обёрточной бумаги, в которые развешивали крупы или сахар. Но пакетов таких обычно не хватало, и тогда мама доставала швейную машинку. Из старых газет и журналов шила она «кульки» для подарков. Были они разные по цвету и по размеру – куда стёжка пошла. Особо красивые кульки получались из глянцевых обложек и цветных вкладок.  После этого родители начинали собирать подарки. Так как одного вида конфет на все подарки не хватало, то нужно было подобрать подходящую замену. Вот этим они и занимались, раскладывая купленное по кучкам. Меня в это время во избежание последующих разговоров отправляли из комнаты.

Потом наступал Новый год!  Ёлка!
А вот тут ничего толком рассказать не могу, не запомнилось. Про гармониста Егора Кирилловича Рубана помню, про хороводы вокруг ёлки под «В лесу родилась ёлочка» – помню, а больше ничего. Могу только предположить отца в роли Деда Мороза, поскольку вроде бы появлялся дома в это время соответствующий костюм. А вот, правда это или нет, не уверен. Как-то так получается, даже неудобно.

Фото Кочетовой (Бариновой).