Тулузы по могуществу и богатству равны были королям. В их графстве в чести были веротерпимость, просвещение, милосердие. Для бедных строили дома и больницы, где простые люди едали на серебре.
А вокруг – щёлкали зубами по-волчьи голодные средневековые бароны, жадные, тупые, невежественные, никогда не мывшиеся, считающие ниже своего достоинства уметь читать и писать, это была чёрная работа, сродни копанию в навозе. Развлекались сеньоры петушиными боями и публичными казнями. По всей Европе начиналась охота на ведьм.
На юге же – богатейшая страна, никем не охраняемая. Дураком надо быть, чтобы не прийти и не взять, что само в руки просится. К тому же у баронов было и моральное оправдание: Тулузы считают Христа не Богом, а смертным пророком. Они против пролития крови. Это ересь, и прямой долг христианина – выжечь это сатанинское гнездо калёным железом.
Более того, у Своравны есть сведения, что вторжение на юг уже санкционировано папой, крестоносцам за участие в будущем походе обещано полное прощение всех грехов и города Прованса в полное разграбление. Они уже и белые кресты на одежды шьют.
Контрразведка даже просчитала, когда планируется провокация, что послужит поводом к войне. Это будет убийство легата Пьера де Кастелно.
Но граф Тулуз молчал.
Наконец душной августовской ночью Своравну пригласили во дворец.
Огромная зала была уставлена синими ирисами и розовыми лилиями. Белыми розами украшены были причёски дам. В фонтане плавали лепестки маргариток.
На гобеленах, сине-зелёно-золотых, оранжевых, как перья павлина, вытканы были сцены из никем до конца не понятого «Романа о розе». За столом подавали только фрукты и сладости.
Карнавал был в разгаре. Мелькали костюмы Цезарей, фараонов, бомжей, гимназисток, ковбоев, гаремных одилисок, Иродиад, Наполеонов, сладострастных маркиз, гейш и сёгунов, пажей, Мерилин Монро, Казанов, китайских мандаринов. Палата номер шесть на выезде.
Дамы в шальварах из золоттой парчи и в жемчужных кокошниках, кавалеры в пудреных париках и ядовито-зелёных плавках, гранды в аршинных колёсах плоёных воротников, как говорящие головы в цирке, и в розовых фраках, красавицы в винно-бархатных кринолинах и чёрных мотоциклетных шлемах, в пурпурных туниках и с шаманскими бубнами, в белых кимоно и с вампирьими клыками.
Своравна проследовала сквозь них в своём всегдашнем прикиде: в камуфляже, в десантном берете, в солдатских ботинках на кованой подошве и с калашом на ремне.
В покоях Раймунда Шестого, графа тулузского, происходит настоящий слёт менестрелей. Здесь были и Рамбаут Д' Ауренг, и Пейре де Видаль, Бертран де Вентадорн и Арнаут де Марейль, Пейре де Барджак, сам Гильом, девятый герцог Аквитинии и седьмой граф Пуату, и даже Арно Даниэль, Великий Мастер Любви, чьими стихами так восхищались Данте и Петрарка.
Но Раймунд не звал её.
Своравна стояла в дверях с непроницаемым лицом. Но сердце щемило. Что-то было в этом декадансе поминальное. Как будто менестрели с фиалковыми глазами, звездочёты в остроконечных халдейских колпаках и чёрных рясах с вышитыми изумрудной нитью знаками зодиака, бродячие акробаты и жонглёры в лоскутных, жёлто-серебристых трико, вовсе и не нуждались ни в каком её, Своравны, докладе и ни в какой убогой логике. Словно они и сами, невесть как, напрямую и запросто, уже видели своё трагическое будущее, которое для них – лишь часть вечности, то есть Вечного Настоящего. Часть их теперешней жизни.
-Сядь со мной, прекрасная Своравна, - рокотнул Тулуз, глядя мимо неё, поверх голов, своими лиловыми усталыми глазами.
На «прекрасную» Своравна хмыкнула, плюхнулась рядом, намеренно разрушая печальное волшебство мгновения.
-Я всё знаю, - просто сказал Раймунд. – Наши провидцы и пророки всё это давно предрекли. Я сам всё это вижу ясно, и во снах и наяву.
-Надо торопиться. Надо вооружаться, и мы ещё успеем отбить удар, - сухо потребовала начальник контрразведки.
-Ты не понимаешь. Изменить рок, судьбу невозможно. Случится то, что случится.
-Хватит ныть, Ваше сиятельство, - нагло брякнула полковник. – Я в судьбу не верю. Я верю в драку. Любованье смертью – удел романтических хлюпиков. Им делать больше нечего. Другого способа обратить на себя внимание нет.
Людям, облечённым властью, красоваться некогда и незачем: и так все глаза нацелены на них.
Ваши трубадуры – пошляки со своей «весёлой наукой любви», кривляки и позёры, небоеспособная шелупонь. Но они ещё и беззащитные дети. Их надо спасать.
-От чего? – граф из какого-то неизмеримого далека взглянул на неё. – От бессмертия? От славы? Они погибнут – и войдут в историю, и только этого им и надо. Думаешь, сгинуть в беззвестности для поэта – более сладкий удел?
Теперь Своравна смотрела на своего сюзерена из своего далека – холодно и скупо.
-Как умирают солдаты? – попытался ей втолковать Раймунд.
-Без нытья. Такая работа.
-Поэт – тоже такая работа. Талант даётся им авансом, а теперешнее жертвоприношение – плата. Они бы не создали свои стихи раньше, если бы не умерли теперь.
Это последняя прекрасная ночь в моих землях. Пригубь поэзии, вина, отведай любви, которой ты так боишься. Нам всем уже нечего терять.
Арно де Транкавель, тот дивный юноша, мускулистый, длинноногий, благородный, зверь и аристократ одновременно. Видишь, как он опьянён бешеной пляской, как упоён аликанте, какая душная волна желания идёт от него. Он невменяем. Готов, как вакханки ягнёнка, растерзать женщину от любви.
Он талантливый поэт. Он актёр и художник. Боги наделили его всеми мыслимыми дарами – он сам почти божество.
Побудь с ним. Насладитесь друг другом. Завтра вы будете мёртвыми лежать в объятьях друг друга. Вкуси Радость и унеси её в Вечность…
-Пошёл ты… - смачно выдала разведчица и ушла проверять посты и сколачивать партизанские отряды.
КОНЕЦ ОЗНАКОМИТЕЛЬНОГО ОТРЫВКА