Правильный рецепт и любящие руки

               
     Насосавшись добровольной кровушки из собственной вены, пырскавшей соленой водичкой, наверное, схожей с той атлантической водой, что, если верить рекламе, содержится в каких - то чудо - каплях от гайморрита, не одобряемых толстой обоссанной старухой Малышевой, шаманящей ахинеей в окружении выползших из ада соотечественников, с рожами такими, пиз...ц какими, даже моя кошка убегала на улицу, когда я включал без звука тиви и там нарисовывалась зловещая пропадла врачиха, разжевывающая вред фруктов, отпусков на Карибах и нормальных тачек " Ламборджини ", если верить гниде, то надо умереть до рождения, а возможное наследство предков завещать отчитавшемуся в ничтожных доходах премьеру, с какого - то перепугу торпедированного бастрыкинской двустволкой накануне взрыва мусорской бомбы, я раздулся и взмыл к потолку, словно Пайкрафт Деборы Уэллс, не хватало свинцовых пластин водолазистых морячков, и сходство было бы полным. Уфффф, наелся.
     - Гад ты, - необычайно тихо нарисовалась Пикачу. Стоя в уголке она шмыгала носом и упорно не смотрела в мою сторону, разглядывая какую - то хрень за пределами видимости, сбоку, а я висел под потолком. - Будто не знаешь, что тварь всегда будет параллелить твои порнозапросы в поисковики.
     - Да мне по х...й, - засмеялся я, пуская пузыри. Они взмывали и гулко лопались, напомнив мне о Терешковой. По - ходу, она вот так же парила в невесомости, а бухой Гагарин стоял, задрав башку, и алчно рассматривал лиловые кальсоны, дрочил и орал во всю глотку " Марш Энтузиастов ". - Я почти в каждой сказочке для флоридской мразоты упоминаю сегодняшние порнопредпочтения. Вот, например, - спускаясь к Пикачу говорил я, зачаровывая ее жуткими движениями пальцев, точно кальмары или креветки они трепетали перед ее трогательным носиком, который я и поцеловал, окончательно вернувшись на пол, - сегодня после полуночи буду дрочить на Молчанова и пару полудурков, скрывавшихся недавно от папарации, держась за ручки.
     Я заржал, вспомнив ублюдочные рожи двух теннисистов, всех таких влюбленных, что ни один гандон не мог поверить в скорое расставание с падлой. Между прочим, мало кто верит, что я преподнесу поганке на днюху самый лучший подарок на свете : щедрый пендель под сраку. Оно конечно, хотел дождаться до двадцать шестого и на третьей минуте первого сета харкнуть в экран ноута и убыть, бля, но инициатива ведьмы, мастерски разрулившей избыток шлюх и недостачу Моне, третьи сутки просто убивающую некогда единственную и неповторимую, загоняющую ту под юрцы, на теплотрассу, нарушила мои скромные планы по возвращению на круги своя и я, ничтоже сумняшеся, как с пропавшей без вести Женечкой, развернулся за две недели до двух раз по тринадцать, демонстрируя навыки и хватку истинного Гойко Митича. Помнится, он так же скакал на лошадях, поворачивая в любую сторону, стреляя из винчестера по стетсоновым ковбойцам, в джинсе и коцах на каблуках, уворачивался от томагавков и не скажешь, что ведь ни х...я не индеец, а самый натуральный балканец. Да, Балканы. Охренительное место, граждане, эти Балканы. Родина Спартака, бля. А Спартак - это Баширов в черном пальто. Значит, самой судьбой предназначено мне ...
     - Ничего тебе не предназначено, - бормотала Пикачу, раздевая меня и укладывая на постель, - я как пела тебе колыбельные, так и продолжаю петь, вот уже третий год.
     - Ай люли, караул, батюшки мои, разбой, - тихонько запела она, залезая под дювэ, - ели, пили, все нормально, Лизка Готфрик пидараска, а спортсмены ху...а.
     - Чота ты не в рифму ни х...я, - уловил я несоответствие своим пиитическим ухом.
     - В колыбельных нет ни рифмы, ни смысла, они созданы для ввергания детей в ахуй, шок и трепет перед неизбежной ночью, полной страхов и таящейся у порога, - назидательно и глубокомысленно шептала Пикачу, вновь сбежав от мужа. - Ты спи, а сон, который увидишь, расскажешь позже.
     Я шел по коридору с многочисленными дверями. Из них выходили какие - то молчаливые фигуры, всматривались в мое искаженное от восторга лицо и снова уплывали в стены, просачиваясь через древесину дверей, наконец, одна из них распахнулась и я вошел в здоровенный зал, где за накрытым столом сидела Нюра, пацан в вельветовой курточке со значком " Ворошиловского стрелка " на лацкане, кабаны в вышитых украинских рубашках и старшина Песков, лежащий в изнеможении на оловянном блюде. " Е...ть, - подумал я, - даже во сне не могу обойтись без плагиата ".
     - Все разговоры о недобрососедском отношении к фашистской Германии не имеют под собой никакой почвы, - внятно сказал старшина и пристально посмотрел на Нюру, которая прямо на глазах оборотилась лучшей спортсменкой планеты, а кабан Борька, тот самый пацан в вельветовой курточке, вырос и возвысился набриолиненным коком Криштиану Роналду ; небрежно обнимая блондинку за жопу он нагло сидел во главе стола, утверждая свое превосходство надо мной, так и не взявшим замуж Диту фон Тиз.
    - Дичь какая, - усаживаясь за стол и наливая березовый сок в жбан проговорил я, рассматривая скромные сиськи невесты, спаниэльскими ушками обвисшие к пупку, - какая, на хрен, Германия. Америка.
    - Нет никакой Америки, - выкрикнула с места Дита фон Тиз, также очутившаяся тута, - подумай сам : жила бы я в Париже, будь Америка на своем месте ? В Париже, кстати, - завыла она, - тоже жизни нет, если верить моей соседке Нарочницкой.
    - Нигде жизни нет, - подтвердил старшина Песков, посыпаясь лавровым листом. - В Москве вся сила, брат.
    - Я тебе не брат, - прохрюкал вернувшийся в первобытное состояние жених.
    - Да ну их в п...ду, - сказала Дита фон Тиз, рывком поднимая меня на ноги. - Пойдем спать, любовь моя.
    Я проснулся и закурил, прислушиваясь к спокойному дыханию Пикачу, и долго лежал на спине, дымя в потолок и улыбаясь, предвкушая, как она проснется и заверещит от радости, обнаружив меня живым и рядом, как собачья команда и стройные ряды любой херни, установленной по ранжиру, росту и размеру, не говоря об артикуле и знаке качества, который бывает разным, от Гитлера и до Моне.