В конце 1960-х годов городская молодежь, устав от зимней спячки, любила устраивать по весне вечерние променады вдоль ленинградского шоссе – от центральной площади до Никольской церкви. Этот маршрут назывался стометровкой. Соберется компания на площади, немного постоит-погогочет и направляется к церкви. Там тоже постоит-погогочет и назад, а навстречу ей шествуют такие же шумные компании.
В пасхальную ночь все компании дружно устремлялись к церкви, вокруг которой царило столпотворение, с трудом контролируемое усиленными нарядами милиции. Аналогичная картина отмечалась и у Спасской церкви, расположенной на противоположном конце города.
Самих верующих, правда, собиралось немного – преимущественно старушки. Люди зрелые, состоявшиеся и верующие в глубине души ходить в храм вообще и на пасху в частности остерегались – дабы не подпортить карьеру или не схлопотать выговор по партийной линии. Лично знаю некоторых перестраховщиков, ездивших крестить ребенка в соседний Клин – упаси бог, кто-то из своих увидит!
Зато молодежь, не боявшаяся ни бога, ни черта, с удовольствием шла к церкви – поглазеть, поразвлечься, показать свою удаль. И вполне понятно, пасха являлась, пожалуй, единственным аполитизированным массовым мероприятием – на ней было диковинно, интересно и, как ни странно, весело. Это сейчас президент и премьер-министр со свечками стоят на всенощной в храме Христа Спасителя, а тогда атеистическое государство всеми способами пыталось отвлечь молодежь от пасхи. В субботу, начиная с 23-30, по центральному телевидению обязательно показывали «Мелодии и ритмы зарубежной эстрады» – не помогало!
В итоге складывалась парадоксальная ситуация – на главный православный праздник у храма толпилась преимущественно праздная ни во что не верящая публика. Хорошо помню одну пасху. В полночь священники, распевая «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ, и сущим во гробах живот даровав», вышли с верующими из церковных врат, чтобы совершить крестный ход. Вдруг два поддатых парня, прорвав милицейское оцепление, выскочили наперерез процессии. Первый, схватив пожилого священника за рукав, крикнул – дружище, спиши слова! Второй – показушно бухнулся на колени и принялся отбивать поклоны. Милиция расторопно скрутила обоих и бросила в воронок, но толпа еще долго умилялась – о какие прикольные ребята!
Надо отдать должное священникам – они стоически несли свой крест, не обращая внимания на хулиганские выходки, и заслуживали уважение – куда большее, чем нынешняя поповская братия.
**************************************************
На католическую пасху 1974 года меня занесло в Каунас. Далеко за полночь бродил по самому литовскому городу Литвы. На людных улицах чувствовалась праздничная приподнятость, но без веселых компаний и пьяных выкриков. Около величественных действующих костелов в пределах Ратушной площади, архитектуру и внутреннее убранство которых досконально осмотрел еще днем, никаких милицейских кордонов не наблюдалось.
На обратном пути в гостиницу наткнулся на костел, который пропустил при дневной экскурсии. Заглянул. Месса уже завершилась, однако народ не расходился – одни причащались, другие стояли в очереди у кабинок для исповеди. Вслед за мной в костел вошел молодой парень, припал на колени перед скульптурой распятия и принялся молиться. Исподволь поглядывал на него – мой ровесник, длинные волосы, вельветовые брюки, легкая курточка. Он крестился и шептал молитву совсем не на публику – для души. Да и публики как таковой не было – пришел один, и никто, кроме меня, не обращал на него внимания. Минут десять помолившись, парень встал с колен, направился к выходу и исчез в ночи – также незаметно, как и появился.