ГЛАВА 4
О ТОМ, ЧТО СЛУЧАЙНЫЕ ВСТРЕЧИ НЕ ВСЕГДА СЛУЧАЙНЫ
Я приподнялся на локте, пытаясь рассмотреть своего незваного гостя слипшимися со сна глазами, но в этот момент внутри фанерного нутра тахты что-то пронзительно скрипнуло. Дремавший неловко вскочил, повалив стул и, раскорячившись в проёме двери, выставил вперёд дрожащую руку с маленьким чёрным пистолетом очень похожим на настоящий.
- А ну, лежать и не двигаться, не то будешь свои кишки с пола поднимать! – визгливо закричал он, держа пистолет боком, как плохие парни из американских боевиков.
Я вжался в тахту и не двигался: мало ли, что взбредёт в голову этому припадочному. Он близоруко щурился, вглядываясь в моё лицо, и тогда я узнал его…
Это был Сашка Федоренко по прозвищу Очкаренко или попросту – Очкарь. Он терпеть не мог когда его так называли и в школе, несмотря на сильную близорукость, почти всегда ходил без очков, надевая их только в редких случаях. Мы проучились с Сашкой полтора года – пятый и половину шестого класса, врагами не стали, но и настоящей дружбы между нами тоже не завязалось. Сашка был невысокого роста, нескладного телосложения, в учёбе не блистал, и уж точно был бы в классе «лузером» если бы не его родители.
Отец Сашки был большим начальником, а мать работала в Администрации города, и поэтому они могли позволить себе многое из того, чего не было у других: четырёхкомнатную квартиру (несмотря на то, что Сашка был единственным ребёнком в семье), большую машину, ежегодный отдых на море, импортные вещи и дефицитные продукты. Из-за этого всего Сашка временами становился ужасно заносчивым и любил покичиться своими обновками, делая особый акцент на их стоимости. Но, вместе с тем, жадным он не был: всегда угощал жвачкой или делился «Сникерсом», давал послушать плеер и посчитать на калькуляторе, а пару раз, когда у него дома никого не было, разрешал зайти к себе в гости и поиграть в «River Raid» на отцовском компьютере.
Летом, когда с Виталей Настыровым и Максом Кобылкиным, мы гоняли на великах по пыльным окраинам Пионерска, изображая трёх мушкетёров, то иногда брали с собой Сашку. Роль д’Артаньяна ему очень нравилась, он на время переставал зазнаваться и становился вполне себе компанейским парнем.
До седьмого класса Сашка не доучился – разбился на машине вместе с родителями.
- Очкарь… - неуверенно позвал я. – Сашка…
Тот отступил на шаг и сощурился ещё больше, силясь узнать меня. Но, видимо, это ему так и не удалось, поскольку, чертыхнувшись, он переложил пистолет в другую руку, полез за пазуху и, выудив оттуда очки, смотанные синей изолентой, водрузил их на переносицу.
- Мамонтяра? – глаза его за сильными стёклами смешно округлились.– Ты, что ли?
Голос у Сашки был противный – писклявый с надрывом. Если ты говорил ему «здорОво» при встрече или «пока» при прощании, и слышал то же самое в ответ - всегда казалось, будто он тебя передразнивает.
Он широко улыбнулся, обнажив жёлтые лошадиные зубы, затолкал пистолет в карман куртки, и, подавшись навстречу, протянул ладонь для рукопожатия.
- Ну, привет, Витёк. Давно не виделись…
В шестом классе мы с Сашкой были почти одного роста, но, когда я поднялся ему навстречу, оказалось, что он почти на голову ниже меня. Сашка совершенно не изменился с тех пор, не повзрослел, оставшись всё тем же щуплым шестиклассником, каким я его помнил. Вот только, вместо всегдашней аккуратной стрижки, его голову украшала копна светлых нечёсаных волос, несимметрично примятая с одного бока.
- Ого! – удивился он. – А ты, реально, мамонт! Это ж сколько времени прошло? Лет пять?
- Три… - промямлил я, в смущении от того, что сам вот повзрослел, а Сашка так и остался каким был. – Я просто вытянулся сильно после восьмого класса, в рост пошёл.
- Понятно, - с напускным равнодушием отозвался он. – А тут, понимаешь, календари новые никто не печатает и зима эта постоянная… Я сначала крестики в блокноте рисовал – дни считал, а потом сбился и забросил это дело. Всё равно время здесь как-то по-другому течёт. Да и какая в сущности разница – три года или пять… Или десять… Это, чувак, теперь навечно. Сам-то давно ласты склеил?
- Чего?.. – не понял я.
- Коньки, говорю, давно откинул?
- Две недели уже как…
До меня не сразу дошло, о чём он спрашивает (Очкарь никогда не отличался особой тактичностью), а когда, наконец, допёрло - внимание сходу переключилось на другое: раз Сашка здесь, то значит и я тоже…
Но он милосердно не дал мне додумать эту мысль до конца, завалив кучей вопросов:
- Ну, рассказывай: как там наши? Как Макс, Виталя? Как мои поживают? Не в курсе?
Я сразу понял, что под «моими» Сашка имеет ввиду родителей и чуть было не ляпнул: «А они разве не с тобой?», но вовремя спохватился, сообразив, что тот ничего не знает.
- Не в курсе, - соврал я. – Вроде в порядке.
Отчего-то не хотелось сейчас открывать ему всей правды. Может как-нибудь потом… Со временем… А там видно будет.
Я истосковался по живому общению и сразу же принялся рассказывать Сашке всё, что считал достойным внимания. Он кивал, но слушал, как мне показалось, вполуха, погружённый в собственные мысли.
Улёгшись почти под утро, я проснулся уже порядком за полдень и теперь, увлечённый рассказом, не сразу обратил внимание на то, что в комнате заметно потемнело. Я потянулся к выключателю, чтобы включить свет, но Сашка бесцеремонно ухватил меня за руку.
- Уходить надо, - сказал он поднимаясь.
- Зачем? – не понял я. – Куда?
- Ты, давай, собирайся лучше - по пути расскажу.
Но по пути Сашка так ничего и не рассказал. Сначала он долго рассматривал двор сквозь приоткрытую дверь подъезда (метель всё не унималась), а потом, знаком показав мне следовать за ним, чесанул к угловому подъезду соседней девятиэтажки. Я, ничего не понимая, молча рванулся следом, не отставая и не обгоняя его. Он шёл быстро, пригнувшись и не глядя по сторонам, за его спиной подпрыгивал, тяжёлый на вид, школьный рюкзак.
Зайдя в девятиэтажку, мы поднялись по лестнице на чердачный этаж, вышли на крышу, перебрались в соседний подъезд и снова спустились до пятого. Сашка плотно прикрыл дверь, ведущую на крышу, запечатав её массивным навесным замком, валявшимся тут же в углу. На каждой лестничной площадке он надолго останавливался, прислушиваясь и, по-моему даже, принюхиваясь. Мне было непонятно, с чего это ему вдруг приспичило поиграть в шпионов, но я ни о чём не спрашивал, терпеливо дожидаясь, пока он сам мне всё ни объяснит. В конце концов, у меня ведь тоже имелась своя «крокодилья тропа».
Под нами, на лестничной площадке между этажами, было темно – наверное лампочка перегорела, но присмотревшись, я вздрогнул и отступил: там начиналась «область тьмы». И хотя я уже убедился, что ничего опасного она в себе не таит, мне всё равно хотелось держаться от неё подальше. Между прочим, именно после посещения подобной области меня занесло сюда, и мало ли куда ещё занесёт, если шагнуть на исчезающие во мраке ступени.
Закончив со своим ритуалом, Сашка отомкнул одну из дверей и жестом позвал меня.
- Вот здесь можно будет и поговорить, - бросив в прихожке рюкзак, он не разуваясь проследовал на кухню. – Свет нигде не включай, к окнам старайся не подходить. Сейчас обедать будем. Или скорее – ужинать.
Я повесил плащ на растопыренную, как оленьи рога, вешалку, затолкав в рукав шапку с шарфом, и шлёпнулся на табуретку рядом с кухонной дверью. Сашка налил из трёхлитровой банки воды в алюминиевый чайник, но на плиту его не поставил, пристроив на какой-то непонятной штуковине, повозился с ней, а потом чиркнул спичкой. Под чайником заплясали голубые язычки пламени.
- Чё за фигня? – спросил я.
- Сам ты «фигня»! Это туристический примус. «Шмель». На бензине работает.
- А электрического чайника нет что ли? Или на плите…
- На плите будем до вечера воду кипятить, - отмахнулся он. – Не видел, разве, что тут с электричеством творится? Ничего, поживёшь тут подольше – сам себе такой заведёшь.
Вода и вправду закипела очень быстро. Сашка достал из навесного шкафчика разнокалиберные чашки, кинул в них чайные пакетики, налил кипятку. Выложив на стол полбуханки белого хлеба и палку сервелата, он принялся молча варганить бутерброды. Примус он не погасил и его мерцание было единственным освещением полутёмной кухни.
- От кого прячемся? – спросил я.
- Погоди, скоро сам всё увидишь.
Он протянул мне «сиротский» кусок хлеба с двумя кругляшами колбасы и сам тут же запихал в рот половину своего бутера, всем видом показывая: когда я ем, я глух и нем. На минуту показалось будто он что-то утаивает от меня, не хочет разговаривать, тянет время и присматривается. Я сидел, не зная что и подумать, но Сашка, видимо, угадал мои мысли.
Шумно отхлебнув чаю, он начал сбивчиво рассказывать мне о том, как сам попал в это место (которое именовал то «щелью», то «пространствами»); как выбирался из покорёженной, смятой почти в гармошку, машины; как плакал и звал родителей, думая, что они где-то поблизости, но специально не отзываются из воспитательных целей (накануне он вдребезги рассорился с ними из-за того, что те не купили ему новую игровую приставку).
Я молча жевал свой бутерброд, слушая его откровения.
- Знаешь, Витёк, - проникновенно закончил он. - Это ведь большая редкость, чтобы знакомые по прошлой жизни здесь встретились. Таких, кого раньше где-то видел – в школе, там, пересекались, в магазине, на улице – таких навалом. Ну оно и понятно: Пионерск – город маленький. А так, что бы конкретно знаком был – учились вместе, дружили, там, или, скажем, родственники – это один шанс на тысячу. И поэтому я думаю, что наша с тобой встреча здесь – не случайная…
Я чуть не подавился:
- А здесь что, кроме нас ещё люди есть?
- Хватает. Только некоторые из них уже не совсем люди, а некоторые – совсем не люди.
Я не до конца понял, что он хотел этим сказать, но по спине у меня пробежал холодок.
- Значит ты меня за кого-то из них принял, когда пистолетом угрожал? - спросил я.
- Да нет. Я сразу понял, что ты не из этих… Просто ждал пока проснёшься да и закемарил малёхо, а потом, когда диван заскрипел, перепугался спросонок и за пистолет схватился.
- Почему же сразу не разбудил?
Сашка замялся.
- Ты это… разговаривал во сне и… всхлипывал… Я думал: может тебе прошлая жизнь снится – не хотел будить.
Он замолчал, глотая подостывший чай, а меня внезапно осенило, что не считая душного кошмара, привидевшегося в ночь, когда я только очутился здесь, сегодня мне впервые за две недели приснился настоящий сон.
- А как ты понял, что я не из «этих»?
- Они снов не видят. Никогда…
Я вдруг сообразил:
- Так это от них мы прячемся?
- Да нет же… - Сашка лениво отмахнулся, но вдруг, словно вспомнив о чём-то, повернулся к окну, напряжённо уставившись в начавшие сгущаться сумерки.
- Давай-ка сюда! - позвал он, пригнувшись к сАмому подоконнику. – Скорее! Только голову сильно не высовывай. Вон они, голубчики! Видишь? Там... У твоего подъезда...
Продолжение здесь: http://www.proza.ru/2018/01/21/1277