Ангелы-Хранители ни на минуту не оставляют нас без внимания, это только нам кажется, что сидят они на облачке без работы и болтают от скуки ножками.
В деревне быстро прошел слух, что Новосела выписали из больницы, как безнадежного. И в один прекрасный вечер в наш дом постучала Надежда. Звали ее Матрена Ивановна, и была она давно ушедшим на пенсию фельдшером, практиковавшим более сорока лет.
- Здравствуйте в хату!
- Добрый день, Мотя! – возраст отца позволял быть на «ты». - Что привело тебя ко мне? Не близкий свет.
- А я на велосипеде, Володя.
- На велосипеде? Молодец, коли так. А я, видишь, без ноги почти. Хотел, чтобы отрезали, но врачам смерть на столе не нужна, выписали домой... помирать. Быстрей бы уже, а то замучил всех и сам замучился.
- То есть, ты уже однозначно собрался на тот свет, Володя?
- Гангрена, Мотя. Лечили больше месяца, залечили уже, можно сказать.
Матрена Ивановна разделась и подошла к кровати, на которой лежал отец. Она хотела сама убедиться в словах мужчины.
- Покажи ногу!
Распухшая, лилового цвета конечность с отгнившей уже первой фалангой большого пальца, мягко скажем, зрелище неприятное, от ступни вдоль кровеносного русла по ноге шла багровая полоса – воспаление пошло в пах.
- Все ясно! – женщина осторожно укрыла ногу, чтобы не причинить дополнительной боли. – Поскольку выбора у тебя все равно нет, бери, вот, читай и делай, как здесь написано.
При этом Матрена Ивановна протянула папе небольшую книжицу с названием «Живая вода», автора Армстронга. В этой брошюре речь шла об известном способе лечения – уринотерапии, в частности, целая глава была посвящена именно лечению гангрены конечностей.
Если бы книжку принесла просто соседка, папа послал бы ее подальше, в лучшем случае, но ее принесла женщина, большую часть жизни отдавшая лечению людей. Чего только не пришлось ей делать за время своей практики! Люди говорили, что Мотя лучше любого врача Пружанской больницы.
Вспомнив, что лечение мочой упоминал даже заслуженный хирург БССР Гарустович, который оперировал папе руку после травмы (он обрезал себе пальцы циркуляркой), папа прочел книгу.
Выбора действительно не было. Либо делать все, как написано, и надеяться, либо… И папа приступил к лечению.
Сразу скажу для скептиков, преодолеть брезгливость, если речь идет о жизни и смерти, не составляет труда. Пьем же мы горькое лекарство, даже с неприятным запахом, глотаем большие капсулы или жуем таблетки, если нужно. Знаем, что это поможет, и терпим.
Сначала папа должен был выпивать все, что выделял за сутки. Можно было только пить воду, больше ничего не есть и не пить. Так он продержался несколько дней. Боль стала утихать, несколько часов ночью папа даже смог поспать. Видя явный эффект, папа не стал останавливаться.
Каждый день я жила в страхе, любые телефонные звонки сводили с ума, я боялась услышать самую страшную новость. Но из деревни никто не позвонил. Ура! Мой папа все еще жил.
Через месяц, приехав к родителям, я не поверила своим глазам. Бодренький, выспавшийся, с посвежевшим лицом, папа спокойно восседал на своей кровати.
Когда он показал мне свою ногу, я удивилась еще больше. Вот и не верь после этого в народную медицину. Опухоль и краснота сошли, рана затянулась новой розовой кожицей, даже ноготь отрастал на своем месте.
Параллельно, у отца очистились легкие, это при стаже заядлого курильщика более пятидесяти лет, дыхание стало свежим, как у младенца, лицо приобрело нормальный цвет, даже капиллярная сетка на щеках стала заметно меньше. В общем, по внешнему виду папа помолодел на десять лет, как минимум.
Понимая, что лечение пошло на пользу, он не прекращал прием урины утром натощак еще много лет, поддерживая свои сосуды в хорошем состоянии. Он держался бы и дальше, если бы не алкоголь. Однажды попробовав, папа понял, что может выпить водки. И это стало началом конца.
Я кричала, ругалась, уговаривала, все тщетно - папа продолжал прикладываться к бутылке. Делал он это втихаря, покупал себе бутылку, прятал ее в сарае и периодически туда заглядывал.
Мама опустила руки. Да и мы тоже. Воспитывать такого человека поздно, да и устали все, если честно. Если сам жить не хочет, его воля.
Разрываясь между деревней и дачей, я очень уставала. Это сейчас я понимаю, что разумнее было бы засеять все травой, ведь овощей, выращенных у мамы, нам всем хватало с лихвой. Но мне хотелось иметь свое!
И я выращивала , удивляя соседей небывалыми урожаями. А потом начинался аттракцион «неслыханная щедрость».
- Тамара, тебе нужна морковка? Иди, бери, у нас много выросло.
- Лариса, у тебя картошки нет? Не переживай, я тебе дам мешок, у меня много, нам столько не нужно…
Но однажды я спросила себя: «Я что, дура?» Люди отдыхают, загорают, в речке купаются, а мы все пашем и пашем, как ломовые лошади. И в один прекрасный весенний день я прошла на свой участок, шагами отмерила половину и сказала мужу: «Все! Здесь сеем траву!»
Желание иметь машину стало необходимостью. Мы шли к своей цели упорно, экономили на одежде, овощи выращивали свои, мама дважды в год давала свиную лопатку. Свекровь не осталась в стороне, когда узнала, что мы хотим купить автомобиль.
Когда к дому подкатила кофейного цвета машина «Жигули» шестой модели, купленная в Клайпеде, я не могла поверить, что мечта сбылась.
С появлением авто, значительно облегчилась наша дачная жизнь. Уже не нужно было тянуть в сумках выращенный урожай – багажника хватало на все.
Больше всего, конечно, радовались дети. Лешка уселся за руль со словами: «У меня тоже такая будет!», те же слова и Настенька сказала.
Тогда мы не предполагали, что вскоре все в стране круто изменится, и наши дети на «Жигули» даже смотреть не станут, отдавая предпочтение иномаркам.
Однажды я тоже съездила в Польшу. В Катовицком воеводстве жил брат мамы, к нему и поехали мы с Женей, частично в гости, частично за покупками. Сначала бессонная ночь в очереди на таможне, давка неимоверная по пути на досмотр, потом шесть часов переезда в электричке, в которой народу, что селедки в бочке.
Оказалось, что торгаш из меня никакой - я все , что привезла, спустила за полцены за несколько часов, оставшиеся два дня в тоске дремучей ждала возвращения домой, пока братец торговал, как надо. Тогда я поняла, что челночный бизнес не для моего здоровья. Мой первый раз оказался последним, больше я на подобные авантюры не согласилась.
Моя дочь вошла в подростковый возраст как-то незаметно, а поскольку она была невысокого роста, худенькая, то я как-то упустила из виду, что душа и рождаемые в ней чувства могут не соответствовать внешности.
Если бы не стихи, которые писала Настя, я так и оставалась бы в неведении, что моя девочка уже испытывает вполне осознанное чувство влюбленности.
Я присмотрелась к ее поведению и обнаружила, что позволяю слишком много свободы, как бы чего не вышло. Но, я прекрасно помнила себя и надеялась, что мои дети будут настолько же рассудительны и благоразумны.
К счастью, я не ошиблась. Никаких неприятных моментов, связанных с плохим поведением детей или их непослушанием, я не припоминаю. В этом Бог меня миловал. А вот за родителей душа болела всегда.
Из-за переживаний за их жизнь и здоровье я все время находилась в нервном напряжении. Нет-нет и услышу, что у мамы очередной приступ, у папы тоже стало прыгать давление.
Родителям установили телефон, теперь мама уже звонила мне всякий раз, когда ей становилось плохо. Несколько раз приступы случались в мой приезд. Мама теряла сознание, а нам было невдомек, что это у нее не из-за сердца, а из-за страха перед внутривенным уколом! А я-то думала, что она умирает! Сколько нервов сгорело на пустом месте!
Весна тысяча девятьсот девяносто девятого года ничем не отличалась от других весен. Все были относительно здоровы, когда мы встретились в родительском доме для посадки огорода. Когда вся работа была сделана, хорошо посидели за столом. Нас стало уже много, когда собиралась вся семья, в доме не хватало места.
А в середине мая мне позвонил брат. Я сразу поняла по голосу, что известие меня не обрадует.
- Мама в больнице.
Я подумала, что снова приступ аритмии, даже не испугалась сильно.
- Тебе нужно приехать, Тоня. За мамой нужен уход, у нее инсульт.
Мы это проходили, но теперь была уже мама, а она у нас, в отличие от отца, мало того, что паникер, так и силой воли такой не обладала. И восстанавливалась она медленнее, и последствия у нее оказались тяжелее.
Папа заехал к ней в больницу только один раз. Он сказал, что своими глазами хочет посмотреть, есть у него хозяйка или уже нет. Его выводы нам не понравились.
Приехала Маша, она жила уже в Подмосковье, первый самый сложный месяц с мамой провела она. Я ее меняла, оформив отпуск. Маму вскоре должны были выписать, и мы вели разговор, что же нам делать с нашими родителями дальше, отлично понимая, что одни они теперь уже не смогут.
- Я вам руки развяжу, - сказал отец.
- Пап, ты что такое говоришь?! - истолковав его фразу по-своему, мы в один голос возмутились.
- Поедете со мной в Москву, - подытожила Маша.
- Не обижайся, дочка, но я со своего дома никуда не поеду. Маму забирайте, а я тут останусь.
Мы еще долго пытались его в чем-то убедить, но папа остался непреклонен. Поскольку у меня был еще месяц отпуска, решили этот разговор пока отложить. Через пару дней Маша уехала, а я осталась с родителями. Со мной были дети, а маму уже выписали домой.
Была пятница, тринадцатое августа. Около полудня мой отец оделся нарядно и собрался куда-то идти.
- Ты куда это, такой кавалер, вырядился? – спросила я удивленно.
Папе в марте исполнилось семьдесят восемь лет, восемь из которых после перенесенного инсульта он не выходил со двора.
- Пойду по деревне пройдусь, давно я уже там не был, на людей посмотрю, себя покажу, а то односельчане забыли, как я выгляжу.
- Домой сможешь дойти? – я не могла его сопровождать, так как у меня на руках была мама.
Накануне я сделала генеральную уборку в доме, искупала их обоих - маму и папу - поменяла постельное и нательное белье, побрила и подстригла отца, подрезала им ногти.
Папа стоял передо мной красивый и нарядный, в строгом костюме, он редко надевал его в последние годы, чистые волосы сверкали на солнце серебром, высокий, статный, несмотря на свой возраст. Болезнь и старость меняют людей до неузнаваемости, но мой любимый родитель стариком не выглядел.
Мой отпуск закончился, пришла пора уезжать. Душа моя болела - мама еще не оправилась от болезни, а папа, которому в жизни никогда не пришлось ни стирать, ни готовить, вряд ли смог бы обеспечить ей нужный уход. Он сам жил за ее спиной, пока мама была здорова. Забрать двоих к себе не позволяла жилплощадь, уволиться с работы – тоже не выход. Я очень надеялась, что мой сильный духом папа справится, он выглядел хорошо и казался относительно крепким.
С этими мыслями я провожала его взглядом. Закрыв калитку, довольно бодренько он зашагал по улице. Мама находилась со мной рядом, я вывела ее на улицу подышать воздухом, усадила на скамейку во дворе.
- Он куда? – спросила у меня, ее речь еще была нарушена, да и волновалась она по любому поводу.
- В магазин, - спокойно ответила я, - за хлебом.
Мама удовлетворенно кивнула. Никаких предчувствий, ни у нее, ни у меня...
Отец задерживался. Я приготовила обед, покормила маму и уже стала не на шутку волноваться, когда увидела, что у ворот остановилась соседка. Она кивком позвала меня к себе. Подходя ближе, не дав женщине даже рот открыть, я уже выдала тираду своих подозрений:
- Только не говорите, что папа напился у кого-нибудь, - в деревне немало было его друзей, готовых налить рюмочку-другую своему бывшему товарищу – все помнили, что он любил выпить. - Я его одна не дотащу.
- Он... умер! - как гром среди ясного неба, это известие подкосило мне ноги.
Болезнь мамы и так уже отобрала все мои силы. Я еще не восстановилась, переживая за дальнейшую жизнь своих стариков, и вдруг такое…
Продолжение следует: http://www.proza.ru/2017/04/19/1111
На фото: Дима, моя племяшка Таня, мама, папа(до болезни) и я.