Ушли беспросветные, короткие дни, прозванные в народе глухозимьем. Дни стали длиннее, как будто бы и светлее, так и тянет сказать народным присловьем: «Солнце на лето — зима на мороз».
Холод Арктики достал до самого Черноземья. Заявила все же зима о себе. Напугала она горожан. А этот испуг усилен телевизионными страшилками об ужасной, вовсе не ожидаемой, аномальной зиме, вдруг посетившей Среднерусскую полосу — до такой степени мы, люди, отвыкли от настоящей русской зимы и как-то сжились со странностями ее меняющихся норм: январь почти до самого Крещенья был похож на ноябрь. Зато в последнюю его декаду трескучие морозы со жгучим ветерком заставили людей ускорить ход на улице или даже бежать вприпрыжку.
А все зимнее разнообразие пернатых устремилось в города: в деревне делать нечего, пустынны они, без привычной живности и человека. Ни зернышка, ни крошки, ни теплой застрехи, где бы можно было укрыться. Даже в бесконечном дурнотравье, полегшем и скрученном ветрами, все зернышки отшелушили малые птахи и подались ближе к городу на дармовые и доступные харчи.
К окнам моей городской квартиры свисают стеклянным дождиком, как на новогодней елке, ветки двух берез. Судя по стволам, березам лет тридцать, и они тонкоствольные, изящные, как девушки. Зато взяли высотой и уже выше пятиэтажки. Каждое утро на сверкающее, черненое серебро веток усаживаются вороны или маленькие галки. Они усвоили, что в это время милосердные жительницы квартир выбрасывают за окна для голубей остатки с обеденного стола.
Однажды в морозное январское утро я наблюдал такую веселую картину. На еще не занятые «товарками» — завистливыми конкурентками — ветки березы взгромоздилась черная ворона. Она то и дело теряла равновесие, неуклюже взмахивала крыльями и истошно вскрикивала. Она не могла нормально сесть лапами на толстую развилку березы, потому что крепко держала ими какую-то добычу. Наконец ей удалось приткнуть содержимое двух лап в широкую рогатину между разошедшимися стволами. Я пригляделся: в рогатине ворона застопорила яйцо. Обыкновенное куриное яйцо, совершенно целехонькое, крепкое, замерзшее на добром ночном морозце. Должно быть, пройдошливая птица нашла его под окном пятиэтажки: кто-то выбросил залежалый «товар» для подкормки «братьев меньших».
Ворона, раскрыв клюв и вглядываясь в обстановку, повертела головой: соперниц еще не было. На всякий случай угрожающе крикнула; растопырив крылья, бочком проскакала к развилке, где был ее схрон, а потом со всей силы клюнула по замерзшей скорлупе яйца. Яйцо даже не треснуло. Оно было крепкое, как кокос. Тогда смекалистая птица свесила голову вниз и тщательно осмотрела, что внизу под березой. У холмистого подножия дерева снега не было, а вздыбленное корневище поблескивало наледью. Наледь была похожа на крепкую тусклую сталь. Все так же воровато оглядываясь, ворона проворно выхватила яйцо из расщелины и, чуть взлетев над веткой, прицелилась и выпустила яйцо прямо на льдистую сталь под березой. Яйцо упало, но не разбилось. Плутовка повторила свой опыт несколько раз, пока не добилась, наконец, желаемого: скорлупа была помята со всех сторон мерзлого яйца.
Откуда ни возьмись, на шум слетелись другие вороны, галки, воробьи и даже верткие синицы. Всем хотелось испробовать нежданного лакомства.
Ворона не стала испытывать судьбу. Делиться, с кем бы то ни было, не входило в ее расчеты. Крепко вцепившись когтями в помятые бока яйца, она взмыла вверх, долетела до крыши следующей пятиэтажки, где, забравшись в зев вентиляционного люка, довершила начатую трапезу.
Михаил Мороз.
Источник — газета «Эхо недели»
Фото из интернета.