Ахэ исполнил свою детскую мечту и в 18 лет стал Шофером. Взрослые члены семьи не раз рассказывали, что в годы войны и позже, когда через или поблизости от села К... Забайкальского края, где он родился, проходила военная техника (война с Японией назревала, потом началась), Ахэ бежал туда, сломя голову, чтобы хоть одним глазком поглядеть на автомобили. С упоением вдыхал запах выхлопных газов прошедших танков и автомобилей, еще пятилетним ребенком даже ложился на дорогу и говорил «вот здесь проезжала машина, еще остался ее запах, у меня тоже будут машины всякие разные и я сам буду их водить». Он даже радовался маслянным пятнам, остававшимся некоторое время на грунтовых дорогах в степи. Все это вызывало непонятки, неизменный смех и дразнилки ребятишек, особенно тех, что были постарше, а взрослые покачивали головами, говоря «где ж ты их — машины-то в степи возьмешь?» Каждый раз односельчане поведение, слова мальчика воспринимали как бред неразумного ребенка, намекали, что он, мягко говоря, чуть ли «не в себе». Они постоянно сигнализировали - сообщали о таком странном поведении мальчика при появлении машин-танков на дороге его родителям — матери-колхознице, еще успевавшей обшивать по ночам односельчанок бурят-монгольской национальной одеждой и обувью, и обязательно - отцу, бригадиру, затем председателю их колхоза, с 1942 года откомандированного в N- ский военный конезавод, где он лечил лошадей (был коновалом — по старинному).
Ахэ – в переводе с бурятского языка на русский - старший брат. Я росла у дедушки-бабушки и с детства так называла младшего брата своей матери, воспринимая его именно как своего старшего брата.
Ахэ всю свою взрослую жизнь был Шофером с большой буквы. Именно так, не водителем, умевшим только «водить» автомобиль. В нашем селе, во втором отделении конезавода, реорганизованного в конце 50-х в гражданское хозяйство, во времена моей учебы в начальной школе было всего два автомобиля. Частных владельцев автомобилей и вовсе не было еще в те времена. Самыми уважаемыми людьми в селе были оба шофера - дядя Витя, муж моей первой учительницы Галины Алексеевны, и Ахэ. Временами многие годы Ахэ был единственным человеком с автомобилем на ходу. После переезда семьи моей учительницы в другой район, в нашем дворе стали находиться объекты, интересовавшие всех мальчишек села: прицепная красная пожарная бочка на двух колесах, деревянный кузов, бочка бензовозная и бочка для питьевой воды, чтобы менять предназначение «Газончика» Ахэ для повседневных нужд совхозного хозяйства: то для уборочной, то для посевной, то для привоза товаров в деревенский «Магазин смешанных товаров». Только с помощью соседей-механизаторов, вручную, Ахэ менял назначение своего автомобиля.
В нашем селе не было в 60-80 г.г. прошлого века ни одной семьи, членов которой бы Ахэ не возил, также, как дядя Витя: кого рожать, а кого лечиться или хоронить; не было ни одного человека, который бы не пил привезенной им воды. Не только на чабанских стоянках, но и в селе. Как же много он умудрялся делать в течение одних только суток в течение многих лет!
Особенно сложной была жизнь нашей семьи каждой весной и осенью - во время посевной, окота овец и уборочной кампаний. Особенно до того, как в селе появился еще один, а затем еще несколько совхозных автомобилей — он вынужден был сутками не спать, чтобы успеть обеспечить механизаторов горючим, односельчан и скот на чабанских стоянках водой, всех — всех то тем, то этим.
Иногда Ахэ брал меня с собой в поздние поездки и просил, чтобы я пела песни, как могу (при полном отсутствии слуха и певческих данных), рассказывала, что прочитала в книгах, что вижу на и вдоль дороги. Мне это очень нравилось и я прыгала от радости, что покатаюсь на машине и много интересного увижу.
Чуть позже, взрослея, но особенно сейчас, по прошествии длительного времени, с годами, понимаю, что Ахэ брал меня в те поездки не для моего развлечения. А чтобы я, болтушка и беспокойный бесенок, не давала ему заснуть.
Он должен был постоянно еще успевать вовремя отвезти-привезти то бухгалтера, то продавщицу - за деньгами на заработную плату на центральную усадьбу совхоза или в банк в райцентре, за товаром-продуктами. А надо было еще то кого-то в больницу, то зоотехника к кому-то на стоянку, в общем - кого куда. Расстояния во все стороны не шуточные — только до областного центра более 250 километров, до окружного центра более 100 км, до райцентра более 70, да чабанские стоянки, поля разбросаны.
И в дождь, и в стужу – а зимы тогда бывали очень снежными, летом плюс 40,а зимой - минус 40 градусов, да по грунтовым тогда дорогам. И такой жизнью он жил с 1959 по 1981 год. Даже если простывал, заболевал, как все люди, все равно выезжал, переживая, что люди и скот в степи без воды. Пока совсем не свалился.
Никого другого я не знала и не знаю в нашей местности, кто был бы простым Шофером и столько делал для людей, был уважаем всеми, как простыми людьми, так и начальниками-руководителями разными.
Частенько Ахэ был для односельчан не только Шофером с автомобилем, но и кем-то вроде ходячей энциклопедии, и даже третейским судьей, избранным односельчанами.
Односельчане, независимо от возраста, национальности, происхождения, приходили к нему за советом, за помощью по разным вопросам. Обычно, беседа начиналась с того, что пришедший (или пришедшая) говорил: «Володя, вот ты ездишь везде…, бываешь везде…, встречаешься с…, может быть знаешь…, может быть узнаешь то-то и то-то…, может быть спросишь…, может быть привезешь-увезешь…, ты не мог бы сделать, купить то-то и то-то…» и т.д., и т.п.
А когда требовалась особая секретность разговора, конфидециальность по-современному, Ахэ с пришедшими уходил из дома на бревна – заготовленные на дрова на зиму и лежавшие до распилки в конце огорода, и они коротко или долго-долго разговаривали. Эти разговоры в нашем огороде смотрелись из окна нашей квартиры как на отдаленной сцене, как «немое кино», как называла это жена Ахэ, учительница: пришедшие сидели, вскакивали, ходили, рассказывали. Убеждали друг друга и Ахэ в чем-то, размахивали руками. Ахэ, как видно, успокаивал собеседников – брал за плечи и усаживал вновь на бревна, иногда кричал в сторону дома, чтобы мы им принесли воды или что-то еще. Иногда Ахэ с пришедшими, продолжая разговор, шел встречать корову со стада, или в сторону реки, или все вместе заходили в дом попить чаю.
Помнится случай, запомнившийся мне до мелочей, когда вся деревня стояла, что называется «на ушах», равнодушных не было.
Начало истории таково: в двух семьях девушки-подружки вышли замуж за приезжих механизаторов, уговорили их остаться в селе, а затем вселились по соседству в новые дома, построенные на другой стороне нашей улице. Жили дружно, вместе гуляли-пели на праздниках, дружно работали на посевных, уборочных, уже имели детей. В какой-то год обе семьи ждали прибавления в своих, уже немалых хозяйствах – должны были отелиться их коровы. А скотные дворы для коров, свиней, как обычно в нашем селе, располагались на некотором удалении от дома — в конце огородов, а т.к. они строились одновременно и сообща - имели общую крышу, разделены были обычными щитами. В предполагаемое время отела коров каждый хозяин бегал в стайку по ночам, чтобы посмотреть, не отелилась ли их корова, так как было той весной еще холодно, но уже не зима. Случилось, как в сказке – отелились обе коровы в одну ночь, и обнаружил это первым хозяин мертворожденного теленка. Заглянул в стайку соседей, а там живой теленочек уже на ножки становится. И тут его бес попутал - он просто подменил родившихся телят – взяв себе живого, подкинул соседям мертвого теленка. Через некоторое время хозяйка, коренная сельчанка, оставшаяся без теленка, обратила внимание на масть соседского теленка – он как две капли воды походил на ее любимую корову, и припомнила, что мертворожденный-то был по масти похож на соседскую корову. А отец телят был один и тот же – совхозный бык Васька, отличавшийся по масти и от соседских коров, и от их телят, схожесть с которыми была только в комолости (бык без рогов и телята – тоже без них). Высказала это мужу, родственникам и так далее.
Все сельчане постепенно потянулись в их стайки, прямо как в зоопарк, посмотреть на их корову и крупный рогатый скот соседей – благо стайки соседствовали и не глухим забором были отгорожены. Главы семейств крупно поговорили за стопочкой водки, поссорились, подрались; жены поголосили, запретили детям общаться.
Виновный ни в чем не желал сознаваться (и клял себя, ночью-то той он не подумал про масти и не различил в темноте окрас телят!), хотя односельчане уговаривали добром отдать теленка родной матери-корове, помириться с другом и его семьей. Все село стало делиться постепенно, незримо на сторонников одной или второй семьи бывших друзей. Однажды, подпив, обиженный сосед-механизатор напоил соседского живого подросшего теленка соляркой по принципу «не доставайся же ты ни тебе, ни мне». Теленочка еле удалось спасти нашему ветеринару, отпоив молоком и разными лекарствами. В это время, оставив теленка на попечении ветеринара, рано поутру к Ахэ прибежали обе соседки - бывшие подружки, объединенные горем. Они стали умолять поговорить, примирить их мужей, пока не дошло до смертоубийства и тюрьмы.
Надо сказать, что районный центр со всеми властными структурами, участковым милиционером находился в более, чем 70 километрах, а центральная усадьба хозяйства в другую сторону - в другом селе. Обычно начальство, участкового или кого-то с сельсовета привезти, вызвать попутно, наряду с другими делами поручалось опять же Ахэ, т.к. несколько раз в неделю он ездил за горючим и многим другим, отвозил больных и рожениц в райцентр и на Центральную усадьбу.
Устойчивой телефонной связи в то время еще не было. Не знаю, что им сказал Ахэ. Но подружки ушли в обнимку, хоть и продолжали обе рыдать.
К вечеру в тот же день к Ахэ пришли порознь, рано вернувшись с поля, оба бывших друга-механизатора – и пошли они втроем на бревна. Разговаривали так долго, что, устав ждать окончания их разговора, мы с бабушкой тихонько мимо них ходили кормить свиней, загонять курей, встречать и доить корову, потом отбивать теленка. А разговор все длился, временами тихий, временами просто буйный с обеих враждующих сторон, да так, что наш сосед дядя Гриша несколько раз выходил из дома в свой двор и из-за штакетника кричал Ахэ: «Володя, помощь нужна?».
Давно уже стемнело, и вся деревня спала или притворялась, что спит, а на самом деле тихо-тихо ожидала разрешения проблемы, когда, наконец-то, все трое зашли на нашу кухню, дружно и тихо поужинали, выпили по стопочке, и пришедшие ушли вместе – не порознь, как пришли. Мы с Эжы вышли к Ахэ (т.к. спали в этой же комнате-кухне, за перегородкой). Ахэ был очень уставший, но веселый, довольный и коротко сказал, что мужики - как дети, не поделившие игрушки, а жены их - как «поджигатели войны», и еле удалось их рассудить-примирить. Пострадал только один безвинный теленочек.
Второй теленок остался жив – его выходил ветеринар, и его, хоть и больного, отдали родной корове-матери и хозяину, который сам чуть не загубил его (и себя заодно!), а теперь заботливо ухаживал за ним. Семьи механизаторов вновь стали дружить и наперебой предлагали Ахэ по осени и весне вспахать наш огород, помочь наколоть дрова. Только односельчане стали еле заметно сторониться одной из сельчанок – жены механизатора, подменившего телят. Ведь это именно она подбила мужа на такое. Но со временем все забылось – такова жизнь.
Не знаю, как Ахэ удавалось рассудить-примирить этих, и многих других односельчан, взаимоотношения которых портились иногда так, что могли перерасти в настоящую уголовщину, часто буквально из-за мелочей. Ведь он не был дипломированным юристом или психологом. Просто мой Ахэ был очень хорошим Человеком, добрым и рассудительным, внимательным ко всем, уважаемым и почитаемым всеми односельчанами.
........
Сейчас мне даже страшно представить, в каком бешенном ритме и с какими нагрузками-перегрузками жил Ахэ много лет - добровольно, по совести. Он ведь еще несколько лет учился заочно в сельскохозяйственном институте, но в интересах своей семьи, детей, но больше - из-за своей работы шофером решил не заканчивать его. Ахэ всю свою жизнь был для меня Учителем и примером во всем, я никогда его не забуду, как и мой сын. Надеюсь, также помнят и не забудут его потомки - три дочери, внуки и правнуки.
Он очень рано ушел от нас, тяжело проболев несколько лет, всего в 42 года.
_______________
Эжы- по-бурятски мама, я так всю жизнь называла бабушку по матери.
Фотография 1956г. Ахэ, семиклассник.