гл. 13 Задание

Владимир Гончаров 13
                Глава 13
                Задание

     Они проговорили больше часа.

       Тиоракис хорошо понимал, почему Острихс  удостоился отдельного  досье в их ведомстве. Начать хотя бы с того, что  он, «наконтактировавшись» после своего возвращения  из-за границы с  большим  числом клиентов «пятерки», просто не мог не засветиться в многочисленных сообщениях сексотов,  и уже только поэтому представлял определенный оперативный интерес. А то, что  среди политических игроков Острихс, с некоторых пор, стал восприниматься как вполне очевидная персонифицированная сила, способная дать решительный перевес в постоянной борьбе за электорат, делало вполне оправданным   еще более глубокий интерес  к нему, к его биографии, связям и,  безусловно,  к  той самой уникальной способности, которой он обладал.  Мало ли какие варианты  могут возникнуть вокруг такого фигуранта в дальнейшем!

    Но, вот почему уже сейчас   оперативная разработка «Чужого», судя по всему,  пошла полным ходом, Тиоракису  было не вполне ясно. В конце концов,  электоральные игры и все что с ними связано -  предмет занятий в гораздо большей степени  для политтехнологов,  чем для гэберовцев.  Что же касалось непосредственной компетенции "пятерки", то досье на Острихса   не содержало материалов, которые могли бы навести на мысль о том, что он завербован иностранной спецслужбой,  принадлежит каким-то боком к экстремистскому движению, террористический организации, или хотя бы высказывал идеи антигосударственного характера. 

    Вот еще ученых каких-нибудь  такой уникум должен был бы заинтересовать. Кстати в  папке с титулом «Чужой» содержался десяток листов более чем расплывчатых комментариев,  полученных от нескольких специалистов: психологов, нейрофизиологов, и еще от кого-то в таком же роде, -  относительно возможной природы "феномена внушения веры". Несмотря на длинноту некоторых рассуждений, общая их суть  состояла в том, что предмет этот,  если он не легендарен, требует специального, тщательного изучения, а пока совершенно ничего определенного сказать нельзя. 

    -  Если честно, шеф, я так и не понимаю,  почему на  "Чужого" натравили именно наш департамент, -  резюмировал Тиоракис собственное мнение,  сложившееся у него после изучения досье на  Острихса, -  Или это, простите за нескромный вопрос, ваша инициатива?
-  Уж  прямо-таки  натравили! Напали на козлика серые волки! – тоном, переполненным иронией,  ответил своему подчиненному Мамуля, -  Вы  за кого же нас с вами  считаете?

    Уже из  манеры, в которой были произнесены эти почти  ничего не значащие фразы, Тиоракису  почему-то стало совершенно ясно, что, во-первых: плотная разработка Острихса  - задание сверху; и, во-вторых: это задание не по душе Мамуле.
    
Тиоракис сначала хотел ответить с эдакой буффонадой,  выкатив глаза и щелкнув под столом каблуками, но,  подумав, что это будет чересчур, выбрал краску интеллигентной вежливости:      
-  Видите ли,  господин флаг-коммодор,  я, в общем-то,  согласен с мнением "широкой демократической общественности", полагающей нас цепными псами режима,  -  сказал он, добавив, сколько мог,  яду в "широкую демократическую общественность",  - и, имею смелость, до известной степени,  гордиться этим званием.

    Мамуля немного помолчал, отведя  взгляд куда-то вверх и в сторону, а также слегка жуя губами, будто пробуя услышанное на вкус.  Он  был далек от того, чтобы поразиться "дерзости" подчиненного, удивиться  или, тем более,  обидеться, ибо и сам так считал. К тому же,  сидевший напротив  сотрудник, хотя и годился  флаг-коммодору  почти во внуки,  тем не менее  являлся  вполне заслуженным человеком, заработавшим себе  право называть вещи своими именами.

    Что касалось самого главы Пятого департамента, то он на  долгом пути к своему седьмому десятку лет пережил, разумеется,  и юношеские восторги, и  порывы молодого честолюбия, и  сомнения, порожденные опытом, и  крушение иллюзий в годы сломов и переворотов...  Принуждаемый силою обстоятельств,  Ксант Авади  не без труда, но все же приспосабливался к новым ориентирам и прошел основательную  школу компромиссов и сделок  с собственной совестью.
  Растеряв  в свое время массу поверхностных представлений о должном устройстве бытия, по какому-то недоразумению называемых идеалами,   он теперь  мог засчитать в свой актив  главное  приобретение (в какой-то мере компенсирующее понесенные потери), а именно -  спокойную мудрость, которую иногда ещё  нарекают  философским взглядом на жизнь.

  Он давно вытравил из себя охоту к крайним мнениям и безапелляционным утверждениям, научился видеть в  предметах и явлениях  тесное и неразрывное переплетение противоположных начал, каждое из которых, в тех или иных условиях, могло сыграть положительную или отрицательную роль, выступить в роли добра или зла, при этом (ну, конечно же!),  в зависимости от того,  кто будет  давать всему оценку.

Из этих  качеств Мамули составился тот парадокс, что начальник департамента, ведавшего  политическим сыском, был человеком почти совершенно аполитичным. Он  мог сознаться в наличии у него небольшого числа явных антипатий  к политикам и политическим организациям самого радикального толка,  исповедовавшим откровенную ненависть и насилие   в своих программах,  но вот политических пристрастий - не имел вовсе.

    Он смотрел на все это с фатализмом биолога,  наблюдающего межвидовую борьбу в животном мире, результатом которой всегда является достижение определенного баланса,    когда каждой твари  находится своя нора,  своя территория и свое место в пищевой цепи.    Ничего нет хуже,  считал Ксант Авади, чем покушение на этот баланс, поскольку сие есть прямой путь к революциям, когда каждый жрет другого уже безо всяких правил, что нередко приводит к совокупной гибели всех.

Тем не менее, будучи человеком умным и образованным,  он прекрасно понимал, что совсем без катаклизмов нельзя — так уж устроен процесс социального развития. Однако, и приближать подобные прискорбные события, хотя бы из чувства самосохранения,  не стоит - на это природа припасла других личностей.

Себя же  Ксант Авади рассматривал в качестве  представителя одного из  видов таких «политических животных», которым судьбою назначено   максимально сопротивляться нарушению сложившегося равновесия, выраженного в существующей политической системе. Добросовестно преследуя всех, кто  покушался на установленные порядки, он не испытывал к ним никакого личного чувства неприязни или, не дай Бог, ненависти, прекрасно понимая, что без таких людей тоже нельзя.   Они столь же необходимый элемент баланса, как и он сам — цепной пес режима.
   
                * * *

     - Гордитесь? -  спросил Мамуля, вынырнув наконец из своей задумчивости, - Действительно, смелое признание!  Я, например, с такой своей ролью просто смиряюсь... Но, это, скорее всего, возраст сказывается. Так вы действительно не видите в «Чужом» никакой опасности для государства?  Ничего такого в досье вас не насторожило?
-  Скорее оно меня несколько разочаровало,  господин флаг-коммодор. Я до этого всяких историй про фигуранта наслышался. И что он,  дескать, способен  в хранилище банка, или,  скажем, даже в нашу «шкатулку», войти и взять что угодно,   будто воинскую часть может себе подчинить и заставить действовать по своим приказам... и другое в таком же роде. Все оказалось сплетнями и журналистским враньем. Вот если бы это было правдой, то тогда — действительно с него глаз нельзя было бы спускать... А так...  Уж больно  узко это у него...  Ну, может  легко заставить кого-нибудь переменить мнение на какой-либо предмет... Однако,  как правило,  не навсегда, а  на время. Ну,  может обратить сколько-то человек  к вере в Великую Сущность или отвратить от неё... Нам-то какая разница?  Очень эффективно может сагитировать за какую-либо партию или политика.  Но для того, чтобы это по-настоящему сыграло,  все равно  нужен доступ к средствам массовой информации, который не так-то легко получить.  Да и прямого отношения к государственной безопасности такая агитация вроде бы не имеет.   Если он, конечно,  не агент иностранного государства.  Но, таких данных в досье  тоже нет...

     Мамуля слушал Тиоракиса, казалось,  внимательно,  иногда кивая в подтверждение некоторых его слов, но было видно, что он параллельно прокручивает какие-то собственные мысли.   
          
    - Все это так, - заключил он, когда Тиоракис закончил свою тираду, - Или почти  так.    Однако есть люди... очень хорошо известные люди,  которые относятся к шалостям  «Чужого» чрезвычайно болезненно. Для них управление электоратом -  альфа и омега  существования. Вы же понимаете, о ком я? А тут, представьте, появляется некая  самостоятельная сила, которая может в любой момент запросто смешать карты и сделать бесполезными огромные денежные и организационные  затраты на завораживание избирателей. Как эти самые люди такое  воспринимают?  Как опасность катастрофического масштаба, скажу я вам.   Правда, наши обожаемые  вечные оппозиционеры,  утверждают,  будто партия власти до того  отработала систему управления выборами, что внешне демократическая процедура превратилась, якобы в фальшивый фасад, и поколебать позиции "Объединенного Отечества"  не может никто.  Оригинальная мысль, не правда ли?  Машина и впрямь надежная. Однако, мало ли мы знаем таких машин, которые ломались в одночасье,  иногда, вроде бы,  без видимых причин. Такие режимы падали! Да,  что я! Сами знаете. А тут есть эдакий «Чужой»,  который запросто в самый неподходящий момент может сунуться в шестерни нашего волшебного механизма. Или его туда сунут, да так, что он и сам не поймет, как все произошло... А когда такая большая штука в таком большом государстве ломается, грохоту бывает — не приведи Господи! Кстати, я не слишком сомневаюсь, что  когда-нибудь это непременно произойдет, но   быть при сем  «хотя бы мичманом» отнюдь не желаю.  Боюсь.  Так что, если хотите,  можете и меня  считать  заинтересованным лицом. Однако заказ на разработку  нашего фигуранта поступил от... - и Мамуля указал  кивком головы и глазами   сквозь  окно, в том направлении,  где за хорошо промытым стеклом красовалось старинной архитектуры небольшое здание, в котором находился кабинет главы ФБГБ,  -  А откуда поступают указания к нему, ясно и без моих комментариев...

                * * *
   
       Флаг-коммодор Ксанд Авади действительно побывал вчера у высшего руководителя ведомства  и получил совершенно несправедливый нагоняй.  Впрочем,  к подобным нападкам за многие годы пребывания на своем посту он привык и относился к ним как к неизбежному злу.

    Нынешний глава ФБГБ был уже третьим по счету,  с которым Мамуле приходилось иметь дело.  Одного он переварил еще при прежнем президенте,  а этот  был уже вторым ставленником нынешнего. По  традиции, сложившейся после Шестилетней войны и ухода в мир иной  блаженной памяти Кафорса, который представлял собою последнего настоящего профессионала на этой должности, сей многотрудный пост доверялся  исключительно креатурам президента и, при этом, верным сынам "Объединенного Отечества".

Глубоких познаний  в области проведения спецопераций, мало-мальского опыта  оперативной работы, или отличных аналитических способностей  от таких кандидатов не требовалось. В их задачу входило обеспечение вполне определенного политического направления деятельности ведомства.  Что касалось технического исполнения соответствующих заказов -   так это,  как раз отдавалось на заботу специалистов, вроде Ксанта Авади,  Тиоракиса и прочих,  которых держали на коротком поводке, и  запросто увольняли  в случае проявления излишней строптивости или  недостатка лояльности.

  В соответствии со своей философией Мамуля не видел ничего оскорбительного в таком положении вещей,  и честно служил Его Величеству Балансу,  на  рычагах которого  лица,  возглавлявшие  ФБГБ,   были таким же мелким разновесом,  как и он сам.  Собственная жизненная концепция  вовсе не обязывала Ксанта Авади любить свое начальство,  и он мог позволить себе роскошь спокойно презирать его, если оно того заслуживало с точки зрения профессионала. В то же время,  будучи человеком военным, причем старой школы, он не мыслил себя вне субординации.   Мамуля  мог и умел спорить с руководством, но если не удавалось отстоять свою точку зрения,  он  не представлял  для себя возможности отказаться от исполнения даже совершенно дурацкого приказа. В таких случаях начальник Пятого департамента видел свою профессиональную задачу в том, чтобы,  проявив лучшие качества спеца, по возможности  сгладить негативные последствия идиотского распоряжения.

    В начале неприятного разговора  в высоком кабинете  Ксанту Авади,  по обыкновению,  пришлось выслушать глупейшую и бесполезнейшую политическую увертюру, без которой в подобных случаях  не может обойтись ни один политикан, поставленный  руководить делом, в котором он ничего не смыслит.  Оно и понятно: надуть щеки, "ущучив" специалиста  в его же собственной  теме,  трудно, а вот  обвинить профессионала в политической близорукости, в непонимании "текущего момента" и других подобных  трудноуловимых и малоконкретных прегрешениях - с нашим удовольствием. 

    Едва сдерживаясь, чтобы не кривиться лицом,  Ксант Авади с деланным вниманием воспринимал высокомерное руководящее бульканье: "в то время как президент...",  "партия совершает титанические усилия",  "важнейшая задача сохранения стабильности...",   "возглавляемый вами департамент недооценивает...",  "бьете по хвостам, в то время, как нужно работать на опережение...",  - и снова: "президент, как гарант конституции..."  " Господи! -  с тоской думал  Мамуля,  - Ну, как же они не могут обойтись без этого словоблудия! Ну,  на хрена мне все эти его запевы?   Ну,  неужели  нельзя сразу сказать, чего от нас нужно?  Что мы,  девка нецелованная? Чтобы  турусы на колесах разводить, перед тем как  сказать: "Отдайся!"  Нет! Мы  - девка опытная,  умелая, состоящая на  службе и  отказать    права не имеющая.  Все сделаем в лучшем виде! Ну,  начнешь ты,  наконец,  о деле?  Ах, вот оно что... Острихс? ...    
      
                * * *

     Анализируя состоявшийся разговор и полученное задание, Ксант Авади довольно легко вычленил основной повод к панике, которая возникла в политическом руководстве страны в отношении  не занимавшего никаких постов и не принадлежавшего ни к каким партиям Острихса Гдэдди.

Его чудачества, как изволил выразится Тиоракис, за последние три с небольшим года привели к незапланированным проигрышам уже пятнадцати кандидатов  от «Объединенного Отечества»   на выборах всех уровней.  К счастью для правящей партии, Острихс подключался к предвыборной агитации  на первый взгляд совершенно случайно, будто из озорства. Почти наверняка можно было сказать,  что у него не было какого-либо  плана, направленного к реальному изменению давно устоявшегося политический расклада.  Просто он вдруг вставал на сторону  какого-нибудь кандидата,  противостоявшего в данном округе выдвиженцу «Объединенного Отечества» -  и  участь выборов была решена. Опять же, Острихс не  набивался ни к кому со своими предложениями   оказать помощь в завоевании электората. Это за ним шла настоящая охота. Он лишь принимал решение, как будет «шалить»  в данном  конкретном случае.

    Слава «Чужого»  в качестве «делателя депутатов»  росла в последние годы как снежный ком, а её возникновению Острихс был обязан  утечкам информации из предвыборного штаба Висты Намфеля,  которому он помог избраться членом Федеральной Палаты парламента, а его сыну сменить отца на посту Ялагильского мэра.

Конкуренты Намфеля, а также журналисты, пишущие на политические темы, быстро  докопались до главной причины   успехов старого  лиса, найдя её  в уникальном даре некого вполне еще молодого человека, недавно вернувшегося из довольно длительного и не очень понятного заграничного вояжа.  Раскопки  не столь далекого прошлого Острихса и его взаимоотношений с Намфелем  дали писакам  массу материала для сенсационных статей,  завораживающих домыслов и основу для соответствующих заработков, а  политтехнологам -  головную боль и задачу заполучить уникума в  распоряжение тех сил, которые они обслуживали.

     Казалось бы,  все козыри  для приобретения такого ценного индивида в свое безраздельное распоряжение были у «Объединенного Отечества», однако не вышло.

Острихс упорно желал оставаться совершенно независимым. Никакие соблазны в виде почетных синекур, предложений участия во власти, блестящей карьеры или просто денег на него не действовали, а средств надавить на упрямца не  находилось. Он не был обременен семьей: из родственников  (если в его случае допустимо говорить о родственниках) оставалась только  мать, после смерти своего мужа перебравшаяся на жительство в пансионат для престарелых с очень неплохими условиями.  Содержание самого себя ему также не доставляло особенных хлопот. Пожив достаточное длительное время в молодежной общине,  где презрение к вещам являлось одним из столпов её внутренней морали,  Острихс привык довольствоваться самым малым.  А на это  средства у него всегда находились.

Приобретя свою особую известность,  он свободно перемещался по стране,  и где бы не появлялся -   всегда находились люди,  готовые  предоставить кров и пищу и  ему самому  и его спутникам не без расчета, конечно, на    получение соответствующей благодарности  в виде использования гостем  своего дара в их интересах.

Урок альянсов, преподанный  когда-то Вистой Намфелем, не прошел даром, и Острихс  научился не отвергать «руку дающего», если речь шла о  средствах, необходимых для поддержания собственного существования,  при условии, что  это не нарушало его личной свободы в тех рамках, которые он сам для себя определил.

         Возможно, именно  поэтому у эмиссаров «Объединенного Отечества» с ним  ничего не получалось. Партия власти ничем ни с кем не хотела делится, в том числе,  таким инструментом, каким являлся Острихс. Другие тоже были бы не прочь установить на него монополию, но по своему положению в системе не могли  капризничать и, поэтому довольствовались даже случайным успехом, если удавалось заполучить его хотя бы и на разовую акцию.

А могло быть и так, что Острихс,   становясь на сторону более слабого, удовлетворял таким образом какое-то свое личное понятие о справедливости. Есть такая категория людей, которые всегда желают проигрыша сильному. А могло быть еще как-нибудь... А могло — и все вместе...  И вот, в итоге,   где-то на самом верху решили,  что все это пахнет заговором против партии власти,  интересы которой составляющие её люди давно привыкли отождествлять с интересами государства.  Вот вам и покушение на государственную безопасность!

                * * *

    - Знаете, какую базу они под это подводят? - спросил Мамуля  у Тиоракиса,  ткнув пальцем в направлении потолка.
     Тот, понимая,  что вопрос носит риторический характер,  отрицательно покачал головой.   
    - Их там ужасно беспокоит, что  по отношению к не подозревающему ничего избирателю применяют недозволенные методы психотехнического воздействия и,  таким образом,  лишают народ гарантированного конституцией (заметьте!)   права свободного выбора.  Собственно,  в этом и состоит покушение на демократию как основу  нашего государственного строя. Улавливаете логику? А инструмент этого незаконного воздействия - наш "Чужой",  простите за невольный каламбур... Теперь вам понятно,  каким боком ко всей этой электоральной истории  подвязали родной департамент?
  - Несколько притянуто, конечно,  но казуистика достаточно остроумная  - оценил Тиоракис, -  А, если переводить это в практическую плоскость,  что именно требуется от меня?
  -  Внедрение,  разумеется! Внед-ре-ни-е!
  -  А цель? - тут же поинтересовался Тиоракис, -  Внедриться в  компанию "Чужого", мне представляется,  не сложно. Я ничего плохого не хочу сказать о людях, которые  его сейчас окружают, но, так сказать,  по принципу создания все это сообщество -  типичный   сброд.  К ним прибиться сможет любой новичок из любого нашего  территориального подразделения.  Что за работа здесь для центрального аппарата  департамента?
    -  Вопрос в длине цепочки и, соответственно,  в числе посвященных, -  отвечал Мамуля,-  Сами понимаете, через сколько колен такое поручение дойдет до рядового агента. Сколько будет возможностей для утечки информации.  А заказчик, - Мамуля снова указал пальцем в потолок,  - хочет, насколько я понял,  иметь до исполнителя  возможно более короткое плечо, и сохранить всю операцию между максимально небольшим числом глаз. Понимаете теперь?   
    - Признаться, не до конца... Что  такого особенного, в том чтобы взять "Чужого" под плотный контроль?  Его и так ведут, как я понял - будь здоров!  Ну, может быть,  из меня,  действительно,  выйдет чуть более искусный стукач - только и всего!  Смысл?
    - Смысл, конечно не стукачестве - отмахнулся Мамуля, -  Этого-то добра... сами понимаете! Нужно попробовать стать "Чужому" близким другом, наперсником, кем хотите... хоть любовником! Только чтобы научиться  управлять им. Он должен на систему работать - вот чего от нас хотят...
    -  Насчет любовника, вы это серьезно? - не смог удержаться от полушутливого вопроса  Тиоракис, хотя прекрасно понимал, что со  стороны начальника, подобный тезис являлся скорее метафорой, чем реальным требованием, -     Если честно, я не готов: я яростный гетеросексуал! Да и в досье фигуранта для такой  игры, вроде, данных нет...
    - Не готовы? - делано удивился Мамуля, -  Вы же офицер!  Если Отечество призовет, полюбите,  кого прикажут!...  А если серьезно, -  продолжил  он после короткой  паузы,  нужно постараться стать для фигуранта чем-то вроде настоятеля Фантеса, и,  завоевав такое положение, исхитриться сделать его орудием системы. В его же интересах, между прочим. Потому, что в качестве противника  он  ни Президента,  ни Политсовет "Объединенного Отечества"  не устраивает. Со всеми вытекающими... В теперешнем положении они видят в нем крайне опасный дестабилизирующий фактор.  Он баланс  власти может нарушить.
    -  Можно крамольный вопрос? -  спросил Тиоракис.
    - Валяйте!
    -  Ну, допустим (только допустим!), что "Чужой"  действительно поможет кому-то отодвинуть от руля  "Объединенное Отечество"... Ну, собственно, и что?  У нас же, вроде как, демократия, и даже с точки зрения конституции такой "ужасный"  случай ничего  противозаконного из себя не представляет?  Вот,  ежели все оставить, как есть?  Никак нельзя? 
    - На ваш вопрос дам сразу три ответа, после чего дискуссионная часть нашего с вами совещания будет окончательно завершена,  -   ответствовал Мамуля, -  Первый ответ,  как бы с точки зрения, наших заказчиков,  в меру моего понятия о них.  Они настолько привыкли рулить,  и иметь от этого соответствующие выгоды,  что оставить себя под серьезным риском в близкой перспективе потерять все,  не могут себе и представить. Отсюда и паника, и подключение нашего ведомства.  Ясно? Замечательно!  Второй ответ, как бы от меня лично и от  подобных мне.  В общем-то,  я сторонник более частой ротации капитанов  на мостике. Я не о формальной  рокировке    президентов (с этим то у нас все в порядке!),  а о реальной  смене команд. Чтобы приходили более или менее свежие люди, с более или менее  свежими мыслями.  Я за эдакие политические качели с небольшой амплитудой.  С виду  - недостаток стабильности и преемственности, о которых у нас так обожают печься, но на самом деле  - наиболее безопасный вариант.  Каждая команда знает, что ей  в положенное и довольно скорое  время придется уйти и, уже поэтому  следует вести себя аккуратно, не зарываясь, а то можно и под суд угодить.  Да и натворить за относительно короткий период особо много не успеешь... Так -  мелкие грешки... А, простите за пафос,  "гроздья гнева  народного"  просто вызреть не успеют. Пошумит себе электорат на выборах, получит новую надежду вместе с новой командой и все. Такое, понимаете, постоянное снятие  социального напряжения, методом слабых разрядов... Очень полезно!  А вот если кто-то у власти лет по тридцать трется, тут уж - извините! В случае чего за все тридцать лет отвечать придется. В таких случаях малым разрядом не обходится. Когда-нибудь  так шарахнет!  Но,  это  когда-нибудь...  И это теория.  Моя. А по жизненным установкам я, извините простой  обыватель, и очень хочу спокойно  дожить свой век, а посему готов всеми силами отодвигать это самое "когда-нибудь" на самую далекую перспективу. Авось, на мой век хватит... Авось, найдется там у них, какой-нибудь умник, который поймет стратегическую опасность нынешнего положения, да и  измыслит некий относительно спокойный способ выпустить весь пар, что уже накопился, и пересесть на спокойные качельки.  Короче говоря,  я также не желаю,  "все оставить как есть", по вашему выражению,  поскольку в этом случае боюсь скорого и неконтролируемого взрыва, с неблагоприятными лично для меня последствиями.  Тоже ясно?  Великолепно!  И,  наконец, третье. Вы сами готовы, ради того, чтобы "оставить все как есть" нарушить присягу и не исполнить приказ, имея ввиду  все вытекающие для вас последствия?...  Я так и думал! Это и есть последний ответ...