Возвращение
Дедушка Юрий, несмотря на свой преклонный возраст, газеты читал поверх очков.
Посадив их на кончик носа, и держа газетный лист на расстоянии он, долго и тщательно его перечитывал по нескольку раз. Хмыкая и покашливая, он негромко разговаривал сам с собой, словно вместе с кем-то обсуждал, прочитанное в газете..
Иногда, он пытался делиться новостями с бабушкой Верой, спрашивая её мнение. Но она всегда отмахивалась от разговоров и предпочитала копаться на кухне, или с вязанием сидела на стульчике неподалёку от маленькой чугунной печки, труба которой, была своим коленом вмазана в дымоход большой печи. Чтобы летом, много дров не тратить, летом топили «чугунку». Варили на ней еду и кипятили чай. Дедушка, взобравшись после обеда на полати, часто засыпал там, на старом тулупе. Тепло идущее от печурки было благословенным.
Даже, когда мы стали жить раздельно, я не забывал забегать к ним. Бабушка Вера угощала меня, то оладушками, то пирожками. Пирожки были, в основном из серой муки с картошкой или же кислой капустой. Они были, ароматны и вкусны Порой я бегал для них за хлебом, в магазин, который был на другом краю деревни. Вообще-то в магазин после работы всегда захаживал дядя Лёва. Но бывали дни, когда он провожал табун в «ночное» и оставался там до утра. С лошадьми дежурили два конюха. Разжигались костры, которые служили дымарями. Лошади часто подходили под дым, когда их начинал донимать комар. Разрешение зимой 46-47 годов на оружие, дало уже свои результаты. Волков стало намного меньше. А летом хищники обычно ведут себя осторожно и охотятся подальше от своих лёжек. Потому, что к тому времени, у волков, да и лис подрастают щенята.
И так, конец лета 47 года. Мне уже исполнилось пять лет. В пятницу в Аспагаше в общей бане, всегда был «женский день», Мама, меня и сестру Веру, как и раньше, берёт с собой в баню. У нас с собою два тазика для мытья. Баня довольно просторная с деревянными лавками. В углу два крана с горячей и холодной водой. Рядом вход в парную. Впервые, в этот раз, мама повела меня в парную. Под потолком тусклая лампочка, на полке женщины парят себя и детей. В бане я единственный «мужичок», и женщины добродушно посмеиваются надо мной, называя женишком. А тут ещё мама начинает меня охлопывать на первой ступеньке своим веником. Всё бы ничего, но жара и голые тела женщин с болтающимися грудями, и сгорбленные фигуры старух, которые исступлённо стегали себя, словно в наказание за быстро прошедшие годы, до того меня удивили и испугали, что в парную я уже вторично не пошёл.
Дома, когда меня раздели, я сразу же заявил всем, что с мамой в баню больше не пойду. Отец засмеялся и сказал. «Ну, вот, наконец - то у нас в семье второй мужик подрос»! А я с гордостью, потом поглядывал на маму и сестру.
Бабушка Аня и дедушка Владимир, родители нашего отца, жившие в деревне Большая Кеть, умерли в конце лета 47года. Старшая сестра отца, Марфа послала об этом письмо с большим запозданием.
Первый раз я увидел, как плачет отец, прижавшись лицом к боку печи. Мама стояла сбоку, и, обняв его, гладила по голове как маленького ребёнка. Мы, так и не сумели их увидеть живыми. Старикам, было, немного за семьдесят лет. Фотографии их, до сих пор, хранятся в нашем общем семейном альбоме. Начинался новый учебный 47-48год, и отец не смог съездить на родину, чтобы помянуть их, и поклониться родным могилам. Жизнь в Аспагаше шла своим чередом. Пользуясь, последними тёплыми днями сентября, мы ходили на ручей ломать спелую черёмуху. Обламывались, только молодые ветки с крупными и терпкими ягодами. Вся ребятня ходила с чёрными зубами. Нарезав потом из стеблей молодых «пучек» трубок, мы стреляли косточками от неё возле клуба, по влюблённым парочкам, чтобы потом, стремглав убежать.
Это по сравнению с воробьиными яйцами, которые мы весной подкладывали незаметно на скамейку у клуба, загулявшим допоздна парням и девчонкам, было не так обидно.
Ведь за эту выходку можно было схлопотать и подзатыльник. Так что лупить нас надо было, всё-таки по чаще. Все наказания понимались и принимались, как должное. Некоторые ребята даже гордились домашними разборками, задирая на спинах рубашки. Особенно крепко доставалось «безотцовщине».
Замученные своими неуправляемыми отпрысками, вдовые матери, словно,пытались выбить из них своё безутешное горе. Зимы, в те послевоенные годы были на редкость морозные и приходили незаметно и быстро. Просто ночью, выпадал снег и больше не таял.
Продолжение следует.