На той стороне Земли

Кимма
Я увидел её издалека, сквозь решётку ограды.  Поздно вечером стадион открывали для желающих порезвиться на беговом поле за символическую плату. Я мог придти сюда и в восемь вечера, и в девять. Я мог, вообще, не приходить. Суббота или понедельник – в моих приходах сюда не было никакой закономерности, кроме одной.
Когда бы я ни пришёл, здесь всегда была она. Левая нога короче, правая не сгибается, куртка белая, шапка тоже, штаны спортивные, кроссовки с намёком на спортивные… Я не видел её лица, но со спины мог предположить, что у неё худой нос и плоские губы и такие же плоские мысли. Она не молода и не стара, но назвать её женщиной как-то неправильно. Это фигурка. Просто фигурка, искажённая и не несущая в себе никакого смысла, кроме тупизма повторяющегося механического движения.
Вечером нет приличного освещения, ещё и по стадиону все бегут в одном направлении – против часовой стрелки, поэтому взглядами лицо в лицо не сталкиваются.

Не могу так чётко анализировать свои ощущения, но мне кажется, что она несёт в себе смысл уродства и бессмысленной борьбы с ним. Получается, что она проводит все вечера  на стадионе. Бегать она не может, только идти, приволакивая ногу.
Но какой смысл в ходьбе по беговой дорожке? Она с таким бы успехом могла наматывать пешеходные километры  на городских улицах. Почему она выбрала стадион?
Конечно, и мне можно было задать такой вопрос. Зачем бегать по полю после физической работы?
Но, во-первых, делаю я это относительно редко, может раз или два в неделю. А во-вторых, для меня  бег – это лучший способ снять стресс.
Сейчас я плавно перейду к теме, что же для меня значит стресс, и выяснится, что в этой области я большой оригинал. Стресс для меня это не отсутствие денег и даже  не болезнь. Стресс для меня – это приход тоски. Она накатывает волной, от которой нельзя спрятаться никуда и только бежать, бежать, надев спортивный костюм, кроссовки и сунув в карман лишь связку ключей от дома и более ничего, никаких мятых денежных знаков, никаких мобилок, ни-че-го.

Я сделал лёгкую разминку, потом намотал несколько кругов по стадиону. На самом деле, не очень то и приятно бегать в темноте, даже если она олицетворяет весенний тёплый вечер. Фонари горят, но где-то в стороне, на малом футбольном поле. Здесь же темно, по небу рассыпаны звёзды, внизу под ногами  покрытие беговой дорожки, впереди не видно силуэтов бегунов, они сливаются с темнотой, потом как-то  вдруг проявляются рядом жёстким дыханием, и далее снова исчезают. Все бегут. И только белая курточка ходит, наматывает круги, протаскивая при каждом шаге с усилием правую ногу.
У меня тоже чего-то барахлит правое колено. Приходится обматывать его бинтом. Но в разряд калек я записываться не хочу. Хотя иногда в свои двадцать шесть, я чувствую себя стариком.
Но я знаю, что так бывает, когда в жизни случается мало ярких событий. Ведь только события наполняют  её вкусом, утоляют жажду, дарят волнующую тайну или головокружительную нирвану. Без событий же жизнь – это просто механика. Механика, свойственная миру насекомых. Проснулся, произвёл определённые действия и заснул.

Как принято говорить, у меня есть всё самое необходимое для обычной жизни. Однушка, взятая в ипотеку, неплохая машина, купленная с рук, работа отделочника, приносящая кое-какой достаток, и, наконец, девушка. 
Телефон же сегодня я закинул куда подальше. Хочется одиночества. Я один в этом мире. Я - зверь-одиночка.  И у меня есть своя отдельная берлога, в которой я могу отгородиться ото всего мира.
Говорят, что обычно сапожник остаётся без сапог, но это не про меня. Моя квартира напоминает грот. Имитация гранита, камня, обожжённой глины, плюс полная техническая оснащённость – всё это приятно греет душу.
Я занимаюсь внутренней отделкой квартир вот уже несколько лет. Мозгов на всякие другие дела у меня не хватает. Я это знаю. Знаю, что мне надо забить на все свои мысли о некоем могуществе и довольствоваться малым, тем, что есть сейчас.
Хотя, антураж моего места жительства навевает мне странные мысли о запредельном. Скажем так, я люблю мечтать  о том, что может быть за границами нашей планеты. В моих мечтах нет конкретики, только чувственные краски, которые размазываются, расплываются под гнётом здравого смысла, уверяющего меня, что за пределами нашей планеты нет ничего стоящего. Только космический мрак, холод, радиация и ещё всякая жестокая и беспощадная сила, предписывающая муравью жить в его муравейнике. 

Когда я уходил со стадиона, белая курточка оставалась ещё там. До дома мне идти было недалеко – пару кварталов. Пока я шёл в микрорайоне погас свет. Такое событие в районе, где строятся дома, не редкость. Но мне оно было приятно. Свет погас, телефон сдох, и нет причин для объяснений и разборок. Я один!

Кофе с коньяком, прожаренный и замороженный стейк, помидоры черри. В наше время можно не заморачиваться с готовкой.  Стейк я слегка подогрел на пламени газовой горелки, кофе сварил в турке.
В моей однушке сметены все перегородки. Вместо лоджии получился эркер с остеклением до пола. Сочетание камня и стекла выглядит не просто стильно. Оно всеми своими составляющими пытается повернуть мои мозги вспять к пещерной памяти предков. 
Я стараюсь… Но все попытки вскрыть файлы прошлого ни к чему меня не приводят. Некоторые говорящие головы уверяют, что мы живём на этой планете много жизней. Но я им не верю. Я не вижу  и не чувствую свои прошлые жизни. Как я могу верить в то, что не вижу и не ощущаю?

Лишние мысли хорошо убиваются горячей и сытной едой. После еды меня потянуло в сон.
 
Я лежал на своей квадратной кровати довольно долго без мыслей. Вернее, они текли сами по себе. Темнота в окнах встречалась с темнотой моей квартиры, интерферировала, рождая смутные видения.
После пробежки всегда так. Тоска перерождается в неясную жажду чего-то нового. А что нового может быть в мире, в котором распределены все роли? И моя роль известна наперёд. Я – статист. Спортивный, накачанный симпатичный статист. У меня есть два варианта жизни. Основать семью и воспитывать детей, стать крепким деревом или сгнить, высушиться и ничего после себя не оставить.
Странно, что меня не манит ни второе, ни первое. Хочется новых действий, приключений, в общем, адреналина. Жизнь идёт, и я иду вместе с ней, не погружаясь в неё. И потом от неё останется лишь мираж, а от меня ничего.

В окне фонарём зависла половинка луны.
Мысли о смерти обычно и приходят вместе с луной, как прилив приходит на морской берег. Эта неизбежность исчезновения убивает меня больше, чем все несовершенства моей жизни.

Я задремал. Сознание ещё крутилось вспыхивающими обрывками мыслей, а подсознание властно тянуло меня в свою сладкую глубину.  На границе сна и яви я ощутил чьё-то  присутствие. Женщина, девушка… Кажется, она позвала меня по имени.
- Иван.
Я не стал открывать глаза. Голос был из тех, что снятся иногда.
- Иван.
Дрёма была неисправимо глубока, словно гигантская улитка она засасывала меня в свой хобот.
Полное беззвучие и безразмерность открывшегося пространства, не удивили меня. Какой-то частью своего существа я осознавал, что нахожусь во сне.
- Иван.
Меня явно звали,  и  я пошёл на голос. Во сне можно идти в любом направлении, всё равно приходишь в ту же самую точку, из которой вышел.

На ней было длинное белое платье и волосы, собранные в высокий искрящийся пучок на затылке. Глаза миндалевидные, с ярко-синей радужкой. Они смотрели на меня, словно впиваясь в мозг.
- Иван…

Я проснулся. Ночь по-прежнему смотрела в окна. В ванной горел свет. Я забыл его выключить. Говорят, что это плохая примета, если кажется, что тебя зовут. Вроде бы как это голос смерти. В оптимистическом варианте это можно объяснить тем, тебя кто-то предупреждает о том, что  надо быть предельно осторожным.
Я лежал на кровати, пытаясь воспроизвести облик девушки в белом платье и запомнить его. Незаметно я заснул и проснулся уже тогда, когда солнце забило своим светом все тёмные углы моего грота.


***
Я стараюсь думать о своей работе, как о творческом занятии. Каждая стена, требующая шпаклёвки, каждая дверь, желающая вставки в проём словно живые существа для меня. Я их врач-реконструктор, я их благодетель или даже родитель. Правда, у хозяев квартир бывают весьма оригинальные вкусы, и мне приходится настраиваться на них. Но это обстоятельство не мешает мне творить. В каждом маленьком квартирном мире есть некая своя идея, которая  определяет индивидуальность. И хорошо, что нет единого стандарта, что люди пытаются придумать нечто своё, уникальное.

- Ванька, ты чего такой опухший? – спрашивает меня мой напарник Олег.
- Дрянь всякая снилась.
- А у меня тоже чего-то голова трещит. Может, снег придёт? Ты резину поменял?
- Нет ещё.
- А я уже да.
Олег женат. У него растёт сынишка. Квартиру им с женой подарили родители.  И потому Олег «пашет»  не на хлеб насущный, а на всякие приятные прибамбасы в виде путешествий к тёплым морям и бананам, падающим в рот.

В этой квартире мы меняем полы, красим стены, обшиваем потолки и трубы гипсокартоном. Хозяйка захотела «побольше света и простора».
Сегодня как и всегда мы работаем до обеда. В обед  мы едем перекусить в недорогую столовую. В шесть вечера мы уже освобождаемся, чтобы разъезхаться по своим норам. У Олега свои семейные  обязанности, а у меня впереди упрёки.

Я набираю Светкин номер. Она не берёт трубку. Я набираю ещё раз через пятнадцать минут, результат тот же.  Значит, придётся ехать к ней.
У Светки как и у меня своя однушка. Предполагается, что мы должны пожениться и слить наши квартиры в одну, ведь будущие детям нужно место. Я же не готов пока ни к детям, ни к семье. Светка делает вид, что семья ей не интересна, но у девушек  в голове всё устроено по другому. И, наверняка, она мечтает об уютном гнёздышке, вызывая у меня чувство вины и нескончаемого сожаления о том,  что я  кому-то что-то должен, и не просто «что-то», а целую жизнь.

Я не успел придумать объяснения и оправдания, Светка позвонила мне сама. Я выслушал парочку гневных фраз, вяло отбился и сказал, что готов заехать к ней и по пути в магазине купить чего-нибудь вкусненького.

Весной на улице темнеет поздно. День продолжается после работы. Городской муравейник шевелится, пересекается потоками движений.
Я решил вырулить на объездную. Светка жила в центре города, а я на окраине. Вечером город затыкался машинными пробками. И потому я предпочитал в центр заезжать через объездную. Конечно, и она была запружена тяжеловозами, но всё же поток машин не стоял, хоть и медленно, но двигался, и я плыл в его тихоходной волне за широкой кормой грузовой газели.
Окраины объездной дороги лишены примет городской жизни.  Серая пыльная трава обочин, дачные дома вдалеке…Дома эти больше похожи на разнокалиберных пугал, состряпанных из кирпичей и досок. В них не ни красоты, ни единства стиля, лишь нелепое нагромождение строительного материала, призванного обеспечивать комфортное копошение на земле.

Внезапно моё внимание привлекла девушка на обочине, стоящая с поднятой рукой. На ней было длинное белое платье. Ещё не лето, чтобы в платье и без пальто? Я замедлился. Сзади меня уже поддавливали нетерпеливые.
Я притормозил, сдавая вправо на обочину и пропуская нетерпеливых.  Она улыбнулась мне, и вдруг… Машина вздрогнула от громкого хлопка, как от щелчка гигантских пальцев невидимого Бога. В метрах тридцати от меня  вспыхнуло пламя, выбрасывая клубы чёрного дыма. От неожиданности я вскрикнул. Это уже не было видением, там впереди в пугающей близости, действительно,  поднимался к небу чёрный дым с жадными языками пламени.
Видимо, взорвался газовый баллон. Если бы не девушка… А где она?
Я выскочил из машины, даже не подумав о том, что взрывы могут продолжиться. В багажнике у меня был огнетушитель. Надо было бежать, кому-то помогать, тушить, что-то делать. Я слышал крики, и дальше всё стало покрываться туманом оцепенения. Ещё один взрыв, вой сирен издалека, нестерпимый жар. Кто-то вырвал из моих рук огнетушитель, кто-то закричал надрывно и тонко. Меня толкнули в спину, и я упал лицом прямо в серую траву на обочине. 

В общем, проявить героизм я не успел. Довольно быстро к месту происшествия подоспели пожарные расчёты, скорая, приехала полиция. Место взрыва оцепили. Молоденький лейтенант с трясущимися губами  повторял только одно:
- Разворачивайтесь. Проезда нет.
У меня, наверное, тоже тряслись губы, да и не только губы, все поджилки. Руки легли на руль словно не мои, без тяжести и без силы. Даже они сейчас плохо слушались меня.
- Попрошу освободить проезжую часть! – в голосе лейтенанта начала проявляться мощь.
Я тоже начал очухиваться от стресса. Рык заведённой машины вернул меня в реальность. 
Я развернул машину и поехал назад по направлению к городу.
Девушка в белом, словно пришедшая из моего сна, спасла меня от гибели. Может быть, она и есть мой ангел-хранитель?

Когда я добрался до Светкиного дома, на улице уже стемнело. Несмотря на перенесённый стресс, я заехал по пути в супермаркет, купил ей молоко, пирожные, сыр, груши.  Светка была уже в курсе происшествия и прижалась ко мне, вздрагивая от пережитого страха.
Она выглядела как всегда отлично. Красные шортики на стройных ножках, белая футболка, каштановые волосы зачёсаны набок, тщательно накрашенные ресницы. Я прислушался к своему сердцу. Оно молчало. Просто перекачивало кровь. В нём не было ни волнения, ни радости, ни-че-го.

Мы ужинали, потом потушили свет, легли на кровать прямо в одежде. Светка обняла меня.  Я лежал не шевелясь.
- Тебе было страшно? – спросила она меня.
- Я не успел испугаться
Её руки потянулись к пуговицам моей рубашки.
- Свет, я чего-то себя не очень хорошо чувствую. Мне надо домой.
- Ладно. Давай иди, а то поздно уже. Мне завтра рано на работу, - сказала она подчёркнуто равнодушным тоном.
Фальшивые нотки в её голосе опять начали будить во мне чувство вины.
- Не обижайся, - я поцеловал её легонько в губы. – У меня сейчас и правда в голове что-то творится.
- Созвонимся завтра, - сказала она.
- Да, да. Конечно, завтра.

Мой дом, моя каменная берлога, показалось мне, стала меньше. Было ощущение, что я вернулся домой после долгого путешествия. Глоток холодной минералки, душ… Едва коснувшись кровати, я провалился в сон.

Сон цепко захватил меня в свои капканы, потом начал отступать, превращаясь в нечто похожее на явь.
- Иван…
Девушка в белом платье с кристально синим взглядом снова пришла ко мне. Я осознавал, что лежу на кровати, что глаза мои закрыты. Но вместо темноты передо мной светлый фон и на нём чёткий силуэт.  Я боялся, что если я открою глаза, то она исчезнет.   
- Ты кто? – спросил я беззвучно.- Ты  мой  ангел-хранитель?
- Я ангел – искуситель, - улыбнулась она одними губами. – Но если хочешь, я попробую тебя спасти.
- А я что приговорён?
Вместо ответа она отвернулась от меня и, растворяясь в светлом фоне, слилась с ним.
Я открыл глаза. Сердце билось громко, гулко и тяжело. Надо же…Она попробует меня спасти! Ещё вчера у меня впереди была долгая жизнь, а сегодня горизонт закрыли тучи… Но, она сказала, что попробует меня спасти…От чего? От взрывов, от роковой случайности? И кто она такая, если не плод моего воображения?
Я постарался расслабиться и ни о чём не думать. Получилось заснуть. И к утру от сна уже не осталось воспоминаний, только острый, проникающий синий взгляд.
С утра болела голова, я выпил таблетку и решил проявить в этот день повышенную осторожность.

***
В бассейне мне очень нравились красные мраморные стены. Скрытый восторг возникал, именно, от красного цвета, он распускался как цветок  где-то внутри меня, распирал душу неясным томлением полёта и бесконечностью перспективы. Моё тело ласкала прозрачная вода.
Я лежала в бассейне  на спине в позе звезды. Вода пахла хвоей. Я наслаждалась этим миром и собой.
Моя кожа нежная и  атласная, мышцы упругие. Моё сердце наполнено непрерывностью счастья. И этот красный мрамор, как символ вечной удивительной жизни, которая имеет начало во мне и продолжение тоже во мне и в том, невероятно прекрасном мире, что простирается за окнами моего дома.

После бассейна я заворачиваюсь в невесомое пушистое полотенце и иду в ту часть дома, что принадлежит только мне. Вход посторонним сюда запрещён. Здесь у меня есть коллекция глиняных кукол в человеческий рост и огромный письменный стол, в ящиках которого я храню звёздные атласы.

Ночью в небе крупно горят  звёздные острова. Они манят, обманывают своей кажущейся близостью.  Если подойти к краю мира, то там небо становится похожим на море, по которому можно плыть в корабле с парусами, сделанными из тончайших световых ячеек.
Там бесконечность космоса… Если же уходить вглубь нашего архипелага – острова, то там бесконечность земли. Но люди селятся обычно около края мира, настолько сильна в них тяга к путешествиям в неизведанное. Хотя и сама земля наша не изучена далеко вглубь.
Ещё в моей комнате большая стеклянная стена, которая выходит распашными дверями в густой сад с цветущими деревьями. Сейчас весна. Талые ветры с небес уже прошли, на смену им пришли с земли нектарные облака цветущих трав.
Я надеваю своё любимое белое платье, которое идеально оттеняет мои синие глаза. Я влюблена… В кого? Не знаю. Я представляю его, рисую мысленно образ. Он нежный и сильный, он строгий и добрый, он умный и романтичный. Его душа похожа на цветок розового дерева.
 
Сегодня мы собрались в доме на вечерний ужин. Круглый стол, фрукты, медовые пышки в сливочном креме, вино: - всё по самому высшему разряду.
Отец улыбается, мать что-то изучает на скатерти, мои сёстры и братья щебечут о чём-то, что румянит их щёки весельем.
- Майя, как твои успехи в познании?
- Велики, отец.
- Я рад, - отвечает он.


***
День как день. Ничего необычного не случилось. Я был предельно осторожен за рулём. В сводках происшествия я узнал, что взорвалась грузовая газель и сдетонировала легковушка. Двое  погибших, трое обожжённых… Я не хотел узнавать подробности и представлять, что было бы со мной, если бы я продолжал плестись за газелью и не свернул на обочину.
Светка позвонила, поворковали в трубку. Договорились встретиться завтра.
Лучше ли моё здоровье? Наверняка, да. Тем более, что днём никакие видения меня не отвлекали,  и работа прошла довольно гладко. Мы почти закончили комнату, осталась только кухня. Да и там уже был положен кафель, оштукатурены стены, короче сделаны все грязные работы. Олег уже присмотрел очередной объект – парикмахерскую. Не у всех мастеров так хорошо с заказами. Но на нас работает наша репутация. Быть может, я  должен подумать о чём-то более значащем, чем  ремонт, но о чём? Сидеть в офисе – это не по мне. Я должен делать что-то руками. И…разве я – ремонтник? Я - скульптор пространства. Интересно, если бы мне дали возможность вылепить целый город, каким бы он был?
Можно ведь и многоэтажки спроектировать так, чтобы внутри во дворах  сделать зимние сады под прозрачной крышей…  Большие дома как космические корабли… Ну, а маленькие? 
Мой дом относится к разряду маленьких. Всего пять этажей под метало-черепичной крышей. Дом новый и потому в нём предусмотрено автономное отопление, что очень удобно и в смысле цены тепла и в смысле его рационального использования. Я редко грею батареи, люблю больше холод. Моя квартира под самой крышей, сверху никто не топает ногами. Внизу двор, залитый в асфальт и молодые сосны в полтора метра высотой, высаженные с левой стороны периметра и призванные в будущем закрыть зелёной стеной улицу. В общем, мне нравится то место, где я живу. 
Но всё же что-то неясное тревожит меня. Такое ощущение, что во мне изменились настройки восприятия. Я как будто бы и не совсем я.  Ещё пару недель назад во мне было больше безмятежности, чем сейчас. Может, стоит выпить немного, расслабиться? Но не хочется назавтра мучиться от головной боли.
Тогда на стадион.

Я вышел из дома в сгущающуюся темноту вечера.  С неба сочилась морось, Тёплым оранжевым сиянием проступали из темноты окна домов, прибойно шумели машины. Всё как всегда…
На стадионе погашены фонари. Пара-тройка тёмных силуэтов движется по дорожкам. Их практически и не видно, кроме убогой в белой куртке. Она здесь, опять идёт, волоча ногу. Я обогнал её пару раз на кругах. Потом повисел на турнике. Тело благодарно отозвалось на ночную активную прогулку. Кровь разогрелась в жилах.
 
Вернувшись домой, я включил Пинк Флойдовскую  «Стену»,  налил себе чашку крепкого чая с лимоном, намазал маслом батон, положил на него пару пластиков сыра. Честно говоря, аппетита не было. Едой хотелось заглушить пустоту внутри, отяжелить тело, привязать его якорем сытого удовольствия к своим обычным координатам « я – это я».
…Я – это всего лишь кирпичик в стене….Боли нет, вы отстраняетесь...Дым от далекого парохода на горизонте,
Вы ощущаете реальность волнами…Однажды в детстве, краем глаза я уловил нечто...
Я повернулся, но было поздно - все исчезло…Поодиночке или вдвоем
Те, кто по-настоящему любят тебя, бродят за пределами стены…

Моя любимая музыка в этот раз не произвела на меня нужного эффекта.
Удовольствия я не создал, ровно как и желания завалиться спать. Неясная тревога продолжала ввинчиваться в меня как червячная программа.
Я открыл ноутбук, чтобы хоть немного отвлечься и поблуждать по новостям. Мир ощутимо штормил. Сытые как всегда чморили голодных. Голодные возмущались, требовали своих гарантированных порций еды и счастья.
Мои мысли продолжали работать в режиме, автономном от моей сути. Я подумал о том, что надо было бы забить холодильник продуктами. Недалеко от моего дома работал круглосуточный супермаркет.  Очень удобно, хотя власти порываются насовсем закрыть ночную торговлю.
Ночь – это особенное время, свободное от суеты. Действия, действия, действия…Есть хоть одно действие, способное выбить меня из этого механистического алгоритма «я – это не я»?
Я накинул куртку, спустился вниз, открыл машину, вставил ключ зажигания, рванул с места, опять же пытаясь выскочить из навязанной сетки событий. Едва ли мне это удалось. Какие маршруты могут быть у человека-муравья в городе-муравейнике? За него уже проложили все тропинки и дороги, оставив ему лишь иллюзию свободы выбора.

В поздний час в супермаркете было мало народу и много скидок.  Я взял консервированного тунца, помидоры, пиццу, оливье, молоко и пачку сосисок, перец чили, батон белого, вроде бы всё.

Домой ехать не хотелось. Я завёл машину и уже знал, куда я направлюсь. К тому самому месту на объездной, где я увидел её.

Ночь искажала восприятие реальности. Здесь, на объездной,  всё же светили вполнакала фонари, выхватывая куски обочины с изжёванной серой травой. Я напряжённо вглядывался в темноту, пытаясь воссоздать то место. Это оказалось не таким уж и простым делом. Фактически я не помнил ни одного ориентира, и мог доверяться только своим ощущениям.

***
У меня появилась тайна, которую не должен был знать никто. Если бы узнали, меня бы, наверное, заперли в больницу. Я не должна об этом никому говорить. Ни-ко-му. Я должна сама разобраться с тем, что происходит во мне. Я думаю о нём. Я чувствую его тогда, когда не сплю. В норме так быть не должно. Но мне кажется, что у меня с ним происходит контакт. Скорее всего, можно списать эти эффекты на моё воображение. Но это не просто воображение. Я слышу его, он видит меня и тоже слышит. Я знаю, что он – это программа. Может ли программа стать живой и выйти на контакт?
По мне так весь этот мир живой. И даже тайна, что живёт в нём она живая. Да! Она живая, потому что живёт… Всё живое не умирает… Смерти нет, вообще. Потому что это мир жизни. Почему же я тогда не могу прожить без смерти? Почему каждую ночь мне надо погружаться в тот разрушительный, страшный мир, мир программы смерти?
Отец говорит, что тот мир питает нас эмоциями тотального разрушения. Эти эмоции нужны нам, чтобы жить вечно. Тот мир словно бы за стеной. Он не существует в реальности, он лишь программа. Я захожу в эту программу во сне  каждую ночь, чтобы наполняться эмоциями тех, кто знает, что умрёт. Я уже побывала во многих телах. Последней была женщина – инвалид. Я была в ней, наверное, с месяц. Когда заходишь в конкретную программную личность, ты словно бы полностью отождествляешься с ней. В тебя закачиваются её эмоции, чувства, воспоминания. Эта женщина была откровенно некрасива и больна, она волочила ногу, потому что в детстве перенесла острое инфекционное заболевание. Красоты у неё не было ни в лице, ни в теле. Я помню серый туман её мыслей. Я пыталась их пробить, но это очень сложно. Я помню, как трудно было ходить, но я заставляла себя и её подниматься и ходить, ходить, ходить…Каждый раз, когда я засыпала, я заходила в неё и жила её жизнь. А сейчас мне дали симпатичного парня. Но дали всего лишь на десять дней. В нём заложена программа смерти, он должен умереть в ближайшие дни. И я вместе с ним. Я не знаю, какой будет его смерть. Но я буду в нём и буду полностью осознавать его разрушение как своё. Хотя, для меня это только сон. Я проснусь после своей его «смерти» с новыми способностями.
У меня ночь, у него день. Во сне я живу в его теле, я смотрю на мир его глазами. Его чувства и мысли становятся моими.

- Майя, я должен тебя предупредить. Эти программы бывает, проникают в мозг чуть глубже, чем надо. Если почувствуешь раздвоение личности, не медли, сообщи мне. Иначе, можно доиграться.
- До чего доиграться, отец?
- До изоляции, Майя. До полной изоляции.  Надолго.
- А потом?
- Потом  тебе будут давать лишь самые простенькие варианты. А ведь сейчас у тебя намечается вершина, и тебе  дают возможность познать разрушение. Это должно вывести тебя на новый уровень сознания.
- А потом?
- Если выйдешь, ты обретёшь способности к плаванию в космическом море.
- А зачем мне это море?
Я помню, отец ничего не ответил мне тогда. Он просто развернулся и ушёл. А когда в мир вступила ночь, он взял меня за руку и повёл на берег, на край нашего мира.

Мы встали с ним на самую кромку пропасти. В кромешной ночи где-то глубоко внизу сияли острова неизведанных миров. Отсюда они казались совсем маленькими.  Острова были и где-то далеко впереди и наверху… Некоторые из них казались мерцающими точками. Восторг и благоговение заполнили мою душу.
- Протяни руку, не бойся, - сказал отец. – Прикоснись к миру.
- А разве можно?
- Со мной можно.
- Но тут граница, стена.
- Нет никакой стены.
- Нет? Но я пробовала однажды. Было очень больно.
- Не бойся.
Я протянула руку, и она прошла за границу двух миров свободно, окунулась в нечто прохладное, молочное, нежное и в тоже время…
- Ой! – Я вскрикнула от страха, выдернув руку в наш мир обратно.
- Чего ты испугалась?
- Мне показалось, что кто-то схватил меня за руку и попытался утянуть туда.
- Там никого нет. Ты просто очень впечатлительная, Майя.

Да, я впечатлительная. Я иду по своему любимому саду к беседке, увитой розами. Я сегодня буду спать там. Я скину с себя все одежды и отдам своё тело ночному мраку. А пока я подхожу к озеру. Его поверхность слегка отсвечивает отблеском дальних дневных зарниц. Если долго смотреть в глубину, то там я смогу увидеть его.  Встретиться с ним в пространстве его сна. Когда я засыпаю, я попадаю в его бодрствование. Когда я не сплю, он спит. Так удивительно, что у меня получается заходить в его сон… А ещё получилось выйти из его сознания, тогда, когда он бодрствует.
Почему я представляю его человеком? Он не человек, он программа. Но он живёт и спит подобно человеку. Только сны его – это не жизнь, а обломки жизней. А мой сон- это его жизнь, которая скоро должна закончиться. Я вместе с ним переживу его смерть и обрету новые способности. Так говорил мне отец. Мир – это не только то, что мы видим и ощущаем сейчас. Мы можем видеть, знать и ощущать гораздо больше.
Завтра я попробую вылепить его в натуральную величину из глины. У меня уже большая коллекция «кукол». Отец и не догадывается, что эти куклы взяты не из моей фантазии, они вылеплены по моей памяти, все они персонажи моих программных снов.

***
Странно, но я не нашёл места аварии. Видимо всё уже было убрано и вымыто ночным дождём. Вернее, я вроде бы и  вышел это место, но следов выжженной травы я не обнаружил. Обычная обочина. За ней бурелом кустов и ни одной тропинки. Откуда там могла появиться девушка? Я вылез из машины, включил фонарик и принялся детально обследовать местность. Какие-то колючки цеплялись к одежде, сухие острые ветки расцарапывали руки. Что я ищу? Может быть, так сходят с ума?
Мне надо было ехать домой, но неясная тревога лишала меня обычной рассудительности.
Я набрал Светкин номер.
- Ты спишь?
- Нет.
- Я приеду?
- Давай.
Голос у неё всё же был сонный. Видимо, всё же она спала… Но она была рада тому, что я её разбудил. Я знал, что она меня ждёт. И сейчас наши желания совпали, сейчас, как никогда, я жаждал заземлиться в реальности.
Я сел за руль машины, и разбив ночную муть светом фар, помчался вперёд.

- Вань, ты будешь чай, кофе?
- Я буду тебя.
Я увлёк её на кровать, целуя. Губами, руками, всем телом мне хотелось ощущать её живое тепло. Я жаждал лишь одного, чтобы полностью отключился мозг и остались только инстинкты. Кажется, я зарычал…Я не помнил точно. Темнота лишала нас со Светкой лиц и оставляла лишь наши сцепившиеся тела. Мой дух уносил меня в атавистическое звериное спаривание. Странно, но в нём было больше чувства, чем в обычной человеческой возне, удивительного захватывающего, того самого древнего естественного, природного чувства соития самки и самца.
Светка задрожала под моим напором, тихо охнула и обмякла. Потом пришёл мой черёд. Я содрогнулся в конвульсии наслаждения и упал на спину, раскинув руки.
Правая рука касалась Светкиной груди, левая свесилась с кровати.
- Спать, - прошептала Светка, - спать.
И я провалился в сон.

Проснулся я ближе к рассвету от жажды. Прошёл на кухню, выпил минералки. Светка спала, как ребёнок, подтянув коленки к груди.
Я тихонько прилёг рядом, прикрыл глаза. Мне показалось, что в комнате кто-то есть. Глаза я открывать не стал, так и лежал, прислушиваясь к тому, что окружает меня. Полная тишина, звук работающего холодильника, проехавшая машина  и снова тишина.
Я засыпал, ощущение присутствия не проходило, наоборот усиливалось. И я готов был к встрече с ней.
- Привет! – сказала она мне.
- Привет. Ты кто?
- Я Майя.
- Иллюзия?
- Для тебя да. А, вообще, нет. Это ты – иллюзия.
- Я? Почему я?
- Ну, так устроено в этом мире. Я живая, а ты – программа по имени Иван.
- Я не программа. Я человек.
- Да. В некотором смысле ты – человек. Ты особая программа человека. Ты программа человека со смертью.
- А ты?
- Я бессмертна.
Она подошла слишком близко ко мне. Её синие глаза заняли почти весь экран моего зрения и пронзили мои зрачки ледяными иглами.

Я вздрогнул и проснулся. Наверное, так чувствовал себя Кай, когда осколки дьявольского зеркала  попали ему прямо в сердце и в глаза. Осталось только дождаться ледяного поцелуя от Снежной Королевы.
   

***
У меня получилось! Это так удивительно. Пусть тот человеческий мир и придуман, пусть он – программа, но всё же, мне удалось выйти на контакт с этой программой! И это лично моё маленькое достижение и приключение.
А теперь спать-спать. В озере осталось его отражение…Так интересно, я могу выходить на контакт с ним через зеркало, через воду, через любую поверхность, у которой есть способность к отражению…
Я скинула платье и зашла в воду. Белые лилии, тёплая тяжёлая вода, дурманящий запах розовых кустов…Здесь полная, непроницаемая тишина. В беседке меня ждёт махровое полотенце и пуховое одеяло и, самое главное, мои сладкие сны. Когда я засну, я опять буду в Иване. Ему осталось  несколько дней до его смерти. Вкус его смерти станет моим вкусом. Теоретически я знаю, какие ощущения меня ждут, и всё же мне немного не по себе.
Я не хочу хотя бы и во сне, но умирать.
Но если я откажусь от него, то потеряю шанс в ближайшее время приобрести необыкновенные способности. А он… Он – просто программа, которая обнулится не важно с кем, со мной или с кем-то другим… И потом  она будет запущена снова с другими поверхностными данными. Всё это лишь часть вращающегося энергетического массива, к которому мы все подключены. Подключение к обнуляющимся жизням даёт нам силу и возможность жить вечно.
Отец же строит на меня особые надежды… Ему кажется,  что я обрету силу, с которой можно далеко заплывать в космос… Ещё две или три ночи. И я выйду с программой на пик смерти. Надеюсь, что у меня всё получится. Я должна… Должна…
Я засыпала.

***
- Свет, мне нужен твой совет.
- В какой области?
- Ну, мне стали сниться странные сны. Ко мне приходит во сне девушка.
- Красивая?
- Ну, как сказать… Не уродка.
- Ну, снится, и что с того?
- Она всё время говорит мне о смерти. И тогда, перед взрывом, она мне приснилась.
- Может, тебя заколдовали?
- Может быть. Но ведь есть какие-то бабушки.
- Я поспрашиваю. Хотя бабушки бывают всякие. Сейчас настоящих не так то просто найти.
- Эта девушка уверяет меня, что я нереален.
- Что ты нереален в сексе? – улыбнулась Светка.
- Нет. Что я, вообще, не существую.
- Во, как! Значит, я тоже?
Мы пили кофе у Светки на кухне. Утренний въедливый солнечный луч высвечивал грязное от пыли окно с разводами от воды. Видимо, Светка пыталась его помыть. Она поймала мой взгляд.
- Да, Вань, мы с тобой оба нереальны  и окно тоже нереально грязное.
- Я помогу тебе помыть окна прямо сегодня вечером после работы.
-  Правда?
- Правда-правда.
- Договорились. С тебя окна, с меня ужин.

- Вань, ты чего такой бледный сегодня? – Олег зевал и тоже выглядел не очень презентабельно.
- Черти всякие в голову лезут.
- Может быть, чертовки? – усмехнулся Олег.
- Может быть, и они.
Как всегда мы проработали до обеда. Потом пообедали в дешёвой столовой. После обеда Олег начал возиться с проводкой на кухне, а я с гипсокартоном.
Мне надо было обшить батарею и часть стены. 

В какой-то момент Олег ушёл на перекур. Я за ним ради компании. Курить я так и не научился. Да и желания особого не было травить себя табаком.

Олег пускал дым в открытые створки лоджии. Я присел на плетёное кресло, прикрыл глаза и вытянул ноги.
- Как думаешь, Ванька, люди могут почуять свою смерть?
- Ты к чему это?
- Да так… Живём, живём… А потом бац и нет нас. Это же как-то странно и несправедливо. Это, вообще, непонятно. Куда исчезает наш ум, душа?
- Заселяется в новые тела.
- А смысл? Если я ничего не помню из прошлой жизни. Какой в ней смысл? 
Я задумался, чтобы ответить ему, но тут громко хлопнула входная дверь. Видимо пришла хозяйка
 Я вышел в комнату, чтобы поздороваться с ней. Но в комнате было пусто. Тогда я заглянул на кухню. Она стояла около окна спиной ко мне, одетая в белое платье.
- Здравствуйте, - пробормотал я, вдруг соображая, что это не платье, а просто занавеска. Хозяйка закрывала окна на ночь временными шторами. Днём она поднимала их, закрепляя на карнизе и  сейчас они, видимо, упали от ветра, создавая иллюзию женской фигуры.
Я потянулся к окну, чтобы поднять шторы.
- Стой! – закричал Олег. – Не подходи!
- Ты чего?
- Стой! Там напряжение!
Только тут я заметил, что оголённый провод касается радиатора под окном.
- Ты же отключал щиток?
- Я отключил, но кто-то включил… Что за чертовщина!
Олег выскочил  на лестничную площадку, возбуждённо нажимая кнопки звонков. Из квартиры напротив вышел дед лет под девяносто  в трениках и шерстяной кофте, подпоясанной армейским ремнём  и сказал, что это сделал он ради порядка.
- Дед! Ты сейчас чуть человека не убил! Не делай так больше, хорошо? – закричал ему в ухо Олег. Дед испуганно закивал в ответ.
- А как ты понял, что щиток включён? – спросил я Олега.
- Опыт. Интуиция. Реакция у меня такая, хорошая… Провод я завернул в другую сторону, он не был на радиаторе. Знаешь, такое ощущение, что кто-то заходил сюда.
- Сквозняк, может быть?
- Сквозняк перекинул провод?
- А может, это дед такой проворный?
- Вань, может, и дед. А, может, и не дед. Давай-ка на сегодня работу закончим от греха подальше.

Я понял, что мне подали второй сигнал, а третий уже, наверное, будет нажатым спусковым крючком? Противное ощущение беспомощности перед лицом фатума надо было как-то изменять. Тем более, что ещё днём Светка прислала мне эсэмэску  с адресом,
по которому мне  следовало поехать.
Я перезвонил Светке.
- Привет!
- Привет!
- Спасибо за адресок. Бабуля то хоть стоящая?
 - Это не бабушка, а женщина. Говорят, очень сильная. Может порчу снимать и всякую другую дрянь.
- Сколько берёт?
- Сколько дашь.
- А сколько ей дают?
- Не знаю, Вань. Спросишь у неё сам.

Да, когда-то колдуньи жили в лесных избушках, а сейчас в клетках на этажах. Женщина, открывшая мне дверь, более походила на дородную повариху, чем на колдунью. Она провела меня длинным коридором в маленькую комнатушку с узким окном. В комнатушке не было ничего кроме стола, двух стульев и икон на стенах. На столе горела свеча.
Круглое лицо женщины обрамляли коротко стриженные чёрные волосы, тёмные глаза смотрели на меня, практически не моргая. Я поёжился. Что-то последнее время, мне трудно переносить женские взгляды. Женщина попросила посмотреть мои руки, пошептала что-то. Потом  ушла, вернулась с кружкой разогретого воска и с чашкой воды. Снова начала что-то шептать и медленно лить воск в воду.
Когда процедура отлития закончилась, женщина подняла на меня свои испуганные глаза.
- Я ничем не могу Вам помочь, - сказала она. – У Вас впереди смертельная опасность.
- И что? Неужели, ничего нельзя изменить?
- Не знаю. Я не вижу ни одного выхода.
- Спасибо и на этом. Сколько я Вам должен?
- Не надо ничего.
- М-да… Неужели, и, вправду, всё так плохо?
- Попробуйте поберечься. Но… Рок не перехитришь.
- Вы сговорились все, что ли… Я здоров. Как можно говорить об опасности? Разве нельзя уберечься? Неужели, опасность имеет разум и гоняется за мной?
Я говорил громко, я старался быть убедительным. Я пытался убедить и женщину и самого себя в том, что не стоит верить в фатум, что «терпение и труд всё перетрут».
Женщина молчала. Испуг в её глазах не исчезал.
Тогда я достал пятьсот рублей из портмоне, положил ей на стол и сказал «спасибо».
- Я провожу Вас, - ответила мне женщина.

- Вань, тебе и вправду лучше пока никуда не выходить, - сказала Светка, когда я приехал к ней.
- Хорошо. Я отлежусь у тебя два дня.  Надеюсь, ты меня не отравишь.
- У меня дома нет яда.
- Тогда давай ужин.
С ужином Светка постаралась на славу. Она натушила мяса с овощами, нажарила картошки.
После ужина я вымыл все окна. Светка живёт на первом этаже, и потому это занятие не несло в себе никакой опасности. Ещё я прочистил ей сифон в раковине, подкрутил расшатанные крепления на дверце кухонного шкафчика. Своё пребывание здесь я должен был хоть немного отработать. 


***
- Майя, у тебя всё в порядке?
- Да.
- Как происходит постижение мужской жизни?
- Нормально.
- Ты молодец. Готова уже пережить смерть?
- Пока я здесь, то готова, а как захожу в него, так и не очень то и готова.
- Ничего, в первый раз это делать страшно, а потом привыкаешь.

Мне казалось, что отец что-то подозревает. И я как могла старалась изображать безмятежность.
В моей комнате меня ждала глина, из которой я уже вылепила мужскую фигуру. Мне оставалось поработать над лицом. Скулы, губы, глаза… Лицо вылепить не так- то просто. Чуть нарушишь пропорции и получаешь уже совсем не того человека, которого хочешь получить…
И ещё я  ждала того момента, как вечером я смогу снова пойти на  озеро, чтобы увидеть его, войти в его сон.


***
Я остался ночевать у Светки. Позвонил Олегу, сослался на болезнь. Светка заснула быстро. Я же долго лежал с закрытыми глазами.  Долежался до состояния «то ли сплю, то ли нет».
Кода в чистом промытом окне возник знакомый белый силуэт, я напрягся.  Все ускользающие мысли я попытался собрать в кулак.
- Ты кто? Ты моя смерть? Что тебе от меня надо?
- Ничего. Просто удивительно то, что я могу разговаривать с программой. Ты – программа и я с тобой говорю.
- Я не программа. Я человек.
- Нет. Ты – программа и всё, что ты чувствуешь и видишь – это тоже программа. В ней есть функция обнуления. В ней всегда что-то умирает, обнуляется. А в реальном нашем  мире этого нет. 
- Так ты из  другого мира?
- Да.
- Так, может это ты не существуешь и ты - программа?
- Я существую. А вот ты приговорён.
- С чего бы это?
- Такова программа твоей жизни. Ты должен умереть в ближайшие два дня.
-  Какая-такая программа? И почему я должен? Я ничего никому не должен.
- Ты маленькая программа, ты часть большой программы. И скоро ты должен будешь обнулиться.
- Так ты пришла меня убить?
- Нет. Я пришла умереть вместе с тобой. В некотором смысле – ты мой тренажёр. Вы все люди-программы как тренажёры для нас, для настоящих людей.
- Так ты живёшь во мне, как паразит?
- Как наблюдатель.
- И что с самого рождения?
- Нет. Только эти десять дней. До этого я жила в женщине-калеке. Но тоже недолго.
- До её смерти?
- Нет. Её смерть будет позже, она достанется другому. Мне же достался ты. Просто, я буду умирать вместе с тобой в первый раз и мне немного волнительно. Я же нахожусь в твоей жизни, когда сплю. И после твоей смерти  боюсь не проснуться, хотя знаю, что мои страхи беспочвенны. Таких случаев один на миллион. Когда человек может вдруг обнулиться вместе с программой и проснуться, не помня ничего о своей прошлой жизни.
- Значит, ты всё-таки этого боишься?
- Если так случится, то моё тело останется, а вот моего «я» не будет. Придётся учиться всему заново.
- А я? Ты предлагаешь мне лишиться и тела, и своего «я»?
- Иван, я ничего не предлагаю. Твоя смерть заложена в параметры программы. Я не знаю точно, как она устроена. Но вся программа выглядит как шар. Её ещё и называют земным шаром.
- А ваша земля что ли плоская?
- Нет, конечно. И горы есть и долины. Но она не шар, она архипелаг в космическом море.
- Вот это бред! Это полный бред! Так это ты –выдумка, а не я!. Тебя нет! И я буду жить. Пошла вон! Изыди, сатана!
Я закричал и от крика проснулся.
- Вань, выпей успокоительного, - сказала Светка. – Возьми на тумбочке стакан, я тебе развела и забыла дать выпить… Спать хочу.
- Она опять мне приснилась…Она говорит, что я должен умереть в ближайшие два дня.
- Это неправда! – горячо зашептала Светка, стряхивая с себя остатки сна. - Мы что-нибудь придумаем.
- Она говорит, что мы все здесь на шарике, всего лишь программа. Им нужны наши смерти. Они питаются ими. Они становятся сильными, когда мы умираем. Они берут силу через наши смерти.
- Откуда же взялась эта тварь?
- Я не знаю. Она говорит, что из настоящего мира. И они все живут в нас. И в тебе тоже, наверное кто-то живёт! Светка, может он заставит тебя подсыпать мне яду? Чего ты там налила мне в стакан?
- Да, там настой травяной. Ничего особенного. Я его пью иногда.
 Я всё же поеду домой.
- Прямо сейчас?
- Да. Пока нет ни людей, ни машин на улицах


***
Я отшатнулась от отражения в озере. От Ивана исходила реальная боль. Не просто боль, ужас. Реальный ужас.
Иван заперся в своей квартире. Он не понимает того, что он  умрёт, и этому нельзя помешать, только изменить способ смерти. А могу ли я этому помешать? Почему ему обязательно надо умирать, чтобы я сумела окунуться в космос?  Неужели, космос настолько жесток?
И эти программы… А вдруг эти программы и вправду живые люди, просто они заточены в том шаре, как в темнице? И они умирают по-настоящему…Кто создал эту программу?
Откуда взялся этот энергетический шар?
Отца бесполезно спрашивать. Я даже не знаю, доступна ли ему правда. Он предупреждал меня о раздвоении… Так может, я заболела? Или…Может быть, Иван – реальный человек, а я - программа? И весь этот мир - программа?
Но этот мир идеален. В этом мире ничего не разрушается, а только видоизменяется. И потому он не может быть программой.
Программа – это нечто рукотворное, неидеальное, постоянно разрушающееся. Оно постоянно крутится как калейдоскоп, бессмысленно перемешивая стекляшки маленьких жизненных подпрограмм.
Я ощутила, что мои мысли путаются. Кажется,  и щёки залило жаром. Я не могла больше оставаться ни в беседке, ни в саду, ни дома.
Мои ноги сами понесли меня на край мира.

Край мира отгорожен от архипелага Земли невидимой энергетической стеной. Если прикасаться к этой стене, то можно получить увечье как от удара молнии. Конечно, в нашем мире всё излечимо. Но на излечение требуется время. 

Я стояла на берегу края мира. Передо мной была невидимая стена…. Поодиночке или вдвоем, те, кто по-настоящему любят тебя, бродят за пределами стены рука об руку…
Волна космического мрака подползла к моим ногам… Я подошла к самому краю бездны. Буквально кончиком носа я должна была коснуться стены… Но её словно бы и не было…Никакой боли, никакого осязания, ни-че-го!  Я протянула руку и чья-то рука оттуда, с той стороны  взяла мою ладонь.  И я не стала сопротивляться, сделав шаг в бездну.


***
Я проснулся с полным ощущением силы. Никто не приходил ко мне ночью. Я спал крепко и проспал практически до обеда. На непринятые Светкины звонки я написал эсэмэску о том, что со мной всё в порядке.  И вправду, словно какая-то тяжесть слетела с плеч. Но всё же выходить на работу я не рискнул. Мысли продолжали кружиться каркающими воронами.
Какие виды смерти могут поджидать здорового человека, сидящего дома?
Обвалится крыша, взорвётся газовый котёл, на дом упадёт метеорит или самолёт, косточка застрянет в горле? Можно ещё поскользнуться на мокром полу, разбить голову, поджечь квартиру… А, ведь и внутри здорового тела может таиться тромб?  И что мне делать, если у меня в запасе всего лишь несколько дней? Обидно. Обидно, что так рано. Я ничего ещё толком и познать не успел. Я не насладился, не наполнился событиями… 

Я  сварил себе спагетти, перемешал с тунцом, заправил всё это зеленью. Поел без особого аппетита. Потом снова завалился на кровать, просмотрел парочку боевиков и одну тупую комедию. Время до вечера тянулось долго.
Я подошёл к зеркалу и уставился немигающим взглядом в своё отражение – зрачки в зрачки.
- Эй, Майя! Ты во мне? Ты меня слышишь? Давай, поговорим!
Зеркало в ответ молчало.
- Выйди из меня. Покажись. Майя! Я же знаю, что ты во мне. Ты прячешься? Ты боишься смерти? Я тоже боюсь её. Почему бы нам вдвоём не попробовать изменить программу?
Если у нас с тобой получится её изменить, то мы оба обретём новые способности. Майя…
Я попытался вложить в свой голос как можно больше ораторского мастерства. Но говорильня – это не самое сильное моё место.
- Майя, зачем тебе способности, полученные из чужой смерти? От них не будет ничего хорошего. Я не программа. Я - человек. Я - человек! И могу тебе это доказать!
 Слова были произнесены и заставили меня задуматься над их смыслом. Каким образом я смогу доказать то, что я – человек?   И, вообще, чем человек может отличаться от программы?
Каждый день я повторяю одни и те же действия в незначительных вариациях. И не только я, но и все люди вокруг. Все стремятся к насыщению, а затем приходит обнуление. Циклы, циклы, циклы… Чем же таким особенным и неоспоримым я могу отличаться от всеобщей программы?
В голову начала заползать боль. Вместе с закатывающимся солнцем словно бы начало меркнуть и моё сознание. Тогда я решил пойти на стадион. Ничего более оригинального я придумать не смог.

В закатных сумерках стадион казался древним амфитеатром. Я попробовал отыскать взглядом белую курточку. Неужели, её нет? Да и, вообще, никого нет. Косые лучи заходящего солнца образуют нечто подобное коридору, который вот-вот исчезнет. Полная тишина и даже нет звуков машин. Может быть, так и приходит смерть?  Тишина… И этот нестерпимо яркий коридор. Мне кажется, что я вижу внутри коридора её силуэт в белом платье. Кажется, что она протягивает руку. Такая тёплая ладонь, она трепещет, предвкушая соприкосновение. Две ладони – её и моя. Они дрожат от невидимого напряжения, они тянутся друг к другу…
- Помоги, - шепчет она мне.
Этот призыв невозможно игнорировать. Я не программа, я – человек. И я не могу не помочь ей…
Я сжимаю её ладонь в своей. И сразу же меркнет свет. Мой мозг словно взрывается на мелкие осколки.
- Всё-таки это тромб, - успеваю подумать я.

***
- Иван, Иван…
Что-то ласковое, нежное, убаюкивающее витало вокруг меня. Я боялся открыть глаза.
- Не бойся.
Я услышал тихий смех и поднял веки.
- Я так и не успела вылепить тебя из глины…
Я лежал, раскинув руки, на стогу сена. Невероятно душистая мягкая трава словно приподнимала меня, лишая тело привычной тяжести. Девушка в белом платье лежала рядом. Моя правая рука и её левая держались друг за друга. Она осторожно попыталась разомкнуть ладонь. У неё это не получилось. Я не хотел отпускать её, боясь, что всё исчезнет.
- Где мы?
- Не знаю.
- Это земля, судя по сену.
- Наверное, земля. Только не знаю, какая из них. Твоя или моя. А, может, совсем другая. Звёзд не видно. Дымка туманная…
- Я не умер?
- Не знаю, - рассмеялась она. – Если и умер, то вместе со мной.  Если это и смерть, то она прекрасна. Наши тела остались, но они как контур.
- Какой такой контур?
- Закрой глаза и представь, что эта сухая трава внутри тебя.
- Зачем?
- Давай, попробуй. Сделаем это вместе.
Я закрыл глаза. И тут же пришло ощущение потока. Сквозь меня текла трава, цветы, нектар, нечто невообразимое в букете запахов. Цветы распускались внутри меня бутонами терпко и сладко.
- Ну как? – услышал я её голос и открыл глаза.
- Наркотик?
 - Не знаю. Мне кажется, что я нашла путь к изменению  Программы.
- Опять ты про программу! Я не программа! Ты же держишь меня за руку и я такой же, как и ты. Я не цифровой код, я не глиняная кукла…
- Да. Ты просто контур.
- А ты?
- И я – контур. Там впереди есть река. Можем попробовать наполниться ею. А
лучше давай попробуем туман. Ты можешь и не закрывать глаза. Просто представь, что туман заходит внутрь тебя, впусти его. Давай, вместе.
- Давай.
Туман вошёл в меня прохладной влагой.  Я по прежнему держал Майю за руку. Туман был во мне и вне меня. Тяжесть исчезла. Мы с Майей воспарили в  тумане как две большие птицы. У меня захватило дух. Мы поднимались с ней всё выше и выше к небу, в котором начинало восходить солнце. И небо уже казалось морем, залитым амарантовым сиянием.
- Давай, наполнимся солнцем, - прошептала Майя.
Свет горячий и пульсирующий вошёл в мой вдох дикой ликующей силой. Наши пальцы с Майей разжались.

***
- Майя! Проснись! Проснись. Боже, как ты нас всех испугала.
- Что со мной?
- Тебя нашли на краю мира. Ты была без сознания. С тобой всё в порядке?
- Вроде да. А отец где?
- Отец сказал, что в Программе случился  сбой. И всё могло кончиться гораздо хуже.
- В Программе сбой, - улыбнулась я пересохшими губами.
Кто-то уже нёс мне чашку с водой, кто-то массировал ступни.
- В Программе сбой, - прошептала я. 


***
- Если бы не эта женщина, не знаю, удалось бы тебя спасти или нет, - сказала мне Светка.
Она сидела на краю моей больничной кровати.
- Какая женщина?
- Хромая. Она пришла на стадион и увидела тебя, лежащим на земле. Сразу позвонила в Скорую. Иван  она твоя спасительница.
- А что у меня было?
- Врачи точно не говорят. Какой-то редкий вид дыхательного спазма. Но тебя успели откачать.
- Фантастика. Прямо, сказка.
- Вань, она тебе ещё снится, ну эта девица?
- Наверное, уже нет.
- Главное, что ты жив. Твоё тело в полном порядке.
- Тело…Может быть, контур – это и есть настоящее тело? А мясное тело- это просто программа?
- Вань! Ты о чём?  Не пугай меня. Ещё не хватало, чтобы тебя перевели в психушку.
- А женщина, ну, которая спасла меня…Кто она?
- Хромоножка? Да она классная тётка. Преподаёт в художественной школе, занимается скульптурой. Лепит из глины кукол.
- Когда ты успела всё узнать?
- Так ты проспал два дня. Вообще, врачи не понимают природу сбоя в твоём организме.
Потом выйдешь из больницы, скажешь большое спасибо своей спасительнице. Кстати, можешь купить у неё что-нибудь. Думаю, что просто так она от тебя денег не возьмёт. Вот пока валяешься, я тебе принесла фото её работ. Вообще, интересные куклы и все раскрашены, конечно, не такие натуральные как восковые, но всё же круто смотрятся.
Светка положила мне на тумбочку брошюру.
- Тебя выпишут к концу недели, если всё будет в порядке.
- Всё будет в порядке.

Светка ушла, я потянулся к тумбочке, взял брошюру, медленно перелистывая её. Одна из страниц заставила моё сердце учащёно застучать. С фотографии на меня смотрела Майя. В длинном белом платье, с волосами, собранными в пучок на голове, с серьёзным взглядом синих глаз. Майя… Иллюзия…
Я засыпал, я неотвратимо засыпал…И мне снился стадион. Снова вечернее солнце. Я бегу. Где-то впереди и в стороне от меня идёт белая курточка, волочит ногу. Я так и не решаюсь к ней подойти. Я бегу, бегу …Внутри меня воздух, он наполняет мой контур, поднимает меня над домами, и над земным шаром…А ведь уже и нет никакого шара, есть остров, плывущий в космическом океане. И есть то, что мы не знаем и никогда не узнаем… Но если наши руки помощи соприкоснутся, они смогут разбить любую стену, разрушить её.
Единственное, что нужно разрушать в наших мирах, так стены, отгораживающие их друг от друга… Или не стоит?  Стена ведь она тоже живая, как и контур моего тела…Где-то он заполнен мясом, где-то глиной, а где-то он свободен…А до свободы надо дорасти…Пока я сплю, я расту…Воздух наполняет моё пустое тело. За больничным окном цветёт сирень, за окном начинается ночь с восходящей луной. Кажется, что лунный свет пропитан сиреневым ароматом. Я могу попробовать наполниться лунным светом…Я  могу…