Эпопея с закрытием площадки Крымской АЭС заставила меня плотно заняться вопросами, с которыми я ранее в своей научной деятельности напрямую не сталкивался. Например, с диапиризмом, грязевым вулканизмом, сейсмичностью. Особенно остро стоял вопрос с сейсмичностью. Превышение допустимой балльности (требования МАГАТЕ) автоматически прекращало строительство, на которое уже было потрачено более миллиарда советских рублей. Поэтому в поселок Щелкино съехались ведущие ученые сейсмологи со всего Советского Союза. Они разбились на группы, каждой из которых был выделен УАЗик. Я попал в компанию москвичей И.В. Шебалина и А. А. Никонова.
Целую неделю с утра до вечера мы колесили по Керченскому полуострову, отыскивая так называемые сейсмодислокации, и пытаясь объективно оценить сейсмические условия района строящейся АЭС. За эти дни я как-то быстро сошелся с Андреем Алексеевичем Никоновым, крупным специалистом по палеосейсмическим методам. По вечерам мы приводили в порядок полевые дневники, обсуждали сложившуюся ситуацию, делились впечатлениями. Общение с корифеями дало мне больше, чем вся прочитанная до того научная литература по сейсмологии.
В начале второй недели к нам приехали итальянские специалисты. Они выступали в роли независимых экспертов. Еще неделю мы возили их по окрестностям и показывали все найденные нами артефакты. После этого было устроено совместное совещание, на котором засланные из Италии казачки заявили следующее. Мол, в Италии и Западной Европе при строительстве АЭС существует такой критерий: Если в четвертичных отложениях региона (а это 1,7 миллиона лет) сейсмодислокаций не обнаружено, значит, район следует признать асейсмичным и строить АЭС можно. Резон в этом конечно был. Тем более что в четвертичных отложениях на суше никаких явных следов прошлых крупных сейсмических событий мы не обнаружили. Корифеи скромно промолчали. А меня, в общем-то дилетанта, понесло.
У меня вопрос к уважаемым экспертам. Очаг крупнейшего античного землетрясения, разрушившего Пантикапей, как известно, находился в Черном море. Что там, на дне делается, мы не видели. Очаги ближайших к площадке АЭС находятся в акватории Азовского моря. Четвертичные отложения там представляют неконсолидированные (то есть полужидкие) грунты. В них сейсмодислокации не могут сохраниться. Как прикажите использовать Ваш главный критерий?
В зале повисло тягостное молчание. Иноземные эксперты просто не знали, что ответить. Ко мне наклонился Никонов: ну что ты от них хочешь? На этот вопрос ни у кого нет ответа. Давай все это пока замнем и будем сами разбираться.
Окончательный разбор полетов состоялся в подмосковной Черноголовке на экстренном собрании Совета по сейсмологии и сейсмостойкому строительству. И хотя научные проблемы не решаются голосованием, совет все-таки проголосовал. Так на карте Керченского полуострова появилась изосейста (линия равной сотрясаемости) в 9 баллов по шкале МSK- 64. На строительстве КАЭС был поставлен крест. Любопытно, что протокол подписали все члены совета, кроме Никонова.
Лет через десять я встретился с Никоновым на научной конференции в Севастополе. Он делал доклад о сейсмичности Крыма. На его новой карте я увидел изосейсту в 9 баллов. Она была другой конфигурации и охватывала северную часть Керченского полуострова. Позвольте Андрей Алексеевич! Насколько я помню, Вы один не подписали исторический протокол в Черноголовке. Тогда Вы были против, а сейчас выходит за такой вариант сейсморайонирования? На что получил спокойный ответ. Видите ли, Юрий Георгиевич, тогда у меня не было собственных достоверных данных, а за эти десять лет я их собрал. И эти фактические данные теперь позволяют мне провести данную изосейсту.
До сих пор не могу понять одно: то ли Никонов в Москве поддался жесткому давлению атомщиков и поэтому не подписал протокол. То ли это действительно честность ученого, не поддавшегося общему ажиотажу. И после стольких лет, он нашел убедительные факты (уже для себя) и все таки провел девятибалльную изосейсту, хотя она уже никого не волновала. Мне хочется верить в последнее, ибо этот интеллигентный человек мне просто симпатичен.