В голове молоточками стучит одна фраза: «опять не туда возвращался».
Вечером хорошенько всё обдумаю и вспомню, где и когда это со мной случалось. Моросит дождь. Асфальт блестит в свете фонарей машины, колёса мягко скользят по шоссе. Светает. Стрелка спидометра зашкаливает.
Я сбавляю ход, хотя улететь в неизвестность не боюсь. Такое со мной случалось и ни раз. Бились машины, погибали люди, я выживал. Сейчас это мне было не нужно, да и кайфа это давно не приносило.
Город стремительно накатывает на меня своей огромной массой, и вот я уже скольжу по старым и узким улочкам прибрежной зоны. В прорехи туч пробиваются первые лучи солнца. Тонкие струйки света выхватывают из мокрой пелены, окутывающей дома, красные черепичные крыши, затейливые башенки, покосившуюся часовню. Город медленно просыпается.
Дождь стихает. Расторопные хозяева открывают окна и двери своих забегаловок, кафешек быстрого питания.
Я выбираю наугад и останавливаю машину у дверей незнакомой мне кафешки. Выбегает сам хозяин. Китаец широко улыбается белоснежной улыбкой и семенит впереди меня, смахивая невидимую пыль не менее белоснежным полотенцем. Заискивающе и предано как пёс, смотрит мне в глаза, его понять можно, не каждый день у его забегаловки останавливается Бугатти Вейрон белого цвета.
Сажусь на высокий стул у окна. Незаметно дымящая, горячая чашечка чёрного кофе появляется на стойке передо мной. Как будто хозяин заранее сварил его для меня, предугадав моё появление здесь. Аромат кофе заполняет маленькое, но уютное помещение. Делаю глоток, горячая жидкость приятно обжигает горло.
— Что изволите заказать?
Слышу звонкий голос молодой девушки и оборачиваюсь.
За мной стоит миниатюрная китаянка, красоту её могут оценить не все, она на любителя. Я невольно засматриваюсь, наверное, я один из немногих ценителей тонкого изящества. Пауза затягивается, и когда молчать становится не прилично, я отвечаю:
— Круассанов горячих с джемом и побольше, я голоден.
Немного преувеличиваю, голода я не чувствую, мне хочется увидеть девушку ещё раз.
Ел я совсем недавно, жаренных на открытом огне перепелов, в этом мире такого блюда не найдёшь, даже в самом дорогом ресторане. Но про перепелов я тут же забываю , всё моё внимание занимает девушка с раскосыми глазами.
Пять минут мне кажутся вечностью, хотя кто в этом мире кроме меня может знать, что такое вечность. Было время, я искал соратников или кто бы мог разделить со мной мою участь. Но вскоре понял, разговоры на эту тему пугают и настораживают людей, в лучшем случае они считали меня одержимым, а бывали времена, когда отправляли на костёр как еретика. Но это не срабатывало, как и в авариях, я выживал. А потом я перестал искать похожих людей , так что разделить свою судьбу мне было не с кем. Мои размышления прерывает голос девушки:
— Господин, круассаны готовы.
И передо мной вырастает горка поджаристых булочек на тарелке. Я заказываю стакан горячего молока и окончательно забываю о съеденных перепелах, они так далеки, что уже кажутся сказкой.
Девушка мило улыбается, кивает головой и исчезает, для того чтобы вскоре вернуться со стаканом молока.
Ем с наслаждением. Девушка раскланялась и ушла, но все мои мысли заняты ей.
Тонкое понимание — эти глаза, я видел раньше, вот только на каком витке моего существования?
Сколько витков я прожил, не помню, многие старательно забываю, вычёркиваю из памяти, порой это удаётся. Но не всё так просто, иногда они всплывают и напоминают о себе. А то, что необходимо вспомнить ускользает, как вот эти глаза. Всё зыбко и не постоянно, но я к этому привык, с этим состоянием я и живу многие года.
Сменяются столетия и тысячелетия, уходят цивилизации и даже воспоминания о них, вечен я.
Я не знаю, награда это или наказание, не знаю, кто и когда меня наградил, а главное за что? Я давно перестал задавать подобные вопросы. Зачем? Всё равно ответов на них дать мне некому, я одинок. Одиночество высшей степени, это не объяснишь, нет таких слов. Это состояние на уровне оголённых нервов.
Отрешённость от окружающего мира накатывает на меня, и я переключаю своё внимание на вид за окном. Солнечные лучи окончательно разгоняют утреннюю морось. От асфальта поднимается пар, на тротуарах показались первые прохожие. Молочник спешит разнести бутылки с молоком.
Я люблю эту часть города, крохотный оазис, маленький исчезающий островок, неспешной и размеренной жизни, в бушующем океане современности. Горько осознавать, что время существования таких мирков, сочтено. Каких-то несколько десятков лет и мегаполис поглотит их. Хотя придёт конец и им, но это случится не скоро.
Всего один раз я был свидетелем исчезновения планеты, но за несколько минут до рокового события я успел вернуться в привычный для меня мир. Больше рисковать я не решался, оказалось, что и я боюсь.
Но вот тут то и есть самый большой парадокс, бессмертие не отключило рецепторы, отвечающие за страх. Это состояние мне хорошо знакомо: липкий и холодный пот, дрожащие руки всё это испытано мною тысячи раз.
Я слышу голос:
— Жители Рима не забудут этот день! Ваш триумф вдохновит юношей вступать в армию. Прожить такой день – драгоценный дар богов,- громко произносит Марий. Для нас освободят форум и семь тысяч легионеров встанут вместе как один. Я принесу в жертву быка Юпитеру. Удачи нам всем!
Легионеры одобрительно закричали.
Голос моего предводителя на минуту уносит меня туда, откуда я вернулся этой ночью.
Я сижу у костра в лагере Перворождённого полка и смотрю, как покрываются розовой корочкой перепела насаженные на штык, как весело потрескивают угли костра. В ночь перед триумфом неспокойно, семь тысяч солдат шумят, и веселятся больше обычного. Лагерь стоит на открытой местности недалеко от ворот Рима. Солдаты с гордостью слушают слова полководца Мария.Они уверены, что заслужили триумф.
Я возвращался в то время не для того чтобы вновь пережить то состояние страха за людей которых хорошо знал и любил. Я искал своего лекаря Рения, но наши пути на этом отрезке существования разошлись. Мы не встретились. Проживать дальнейшие события триумфа великого полководца Мария я не стал, зная,чем оно закончится. Предательство сенаторов пусть остаётся на том витке, а я возвращаюсь на стоянку, где меня ожидает мой Вейрон.
Из состояния отрешённости меня выводит голос девушки китаянки:
— Господин, вам звонят.
Возвращаюсь в реальность не сразу, фрагменты из прошлого медленно уплывают.Я осматриваюсь, солнечные лучи сквозь стекло, бьют прямо в глаза.
Полдень,- решаю я.
Полдня пролетело незаметно. Я слышу трели своего телефона, это позывная мелодия моей дочурки. Нажимаю кнопку, и на экране всплывает лицо дочери и глаза. Я резко поворачиваюсь и вижу девушку официантку, те же глаза, как я сразу не понял…
Глаза похожи, таже еле уловимая поволока, только в глазах дочери с недавних пор поселилась грусть.
Я уже давно понял, несчастье приходит к нам, когда его не ждёшь и не готовишься к нему. Вчера ещё всё было прекрасно, весёлый и звонкий смех ребёнка разносился по всем уголкам и вдруг всё померкло.
Жизнерадостный ребёнок, стих и улыбается всё реже. Вначале думали эпилепсия, но оказалось куда серьёзнее.
Приговор врачей — редкая болезнь, генетика, один случай на миллион, медицина не бог порой и она бессильна…
Я поклялся всем богам, которым верил и служил во всех своих витках существования — я подниму этого ребёнка на ноги. Она будет радоваться жизни, как и прежде.
Я начал своё путешествие в поисках лекарей, шаманов, докторов и светил медицины, с которыми мне довелось жить в одном из спиралевидных отрезков, так я называл свой жизненный путь.Находил и разговаривал, объяснял и просил помощи. Возвращался в реальность, советы не помогали. Но я не отчаивался, продолжал свой поиск.
— Папа, — слышу голос дочери, — я соскучилась, скоро ты вернёшься?
— Подожди, немного, я вернусь, обязательно. Мы с тобой съедим мороженое, и запустим китайские фонарики в небо, помнишь, как нам было весело.
На том конце замолчали, я догадываюсь новый приступ у дочери. Сердце сжалось от жалости. Я достал карточку, расплатился и направился к своему другу Вейрону, напоследок внимательно посмотрев на китаянку.
Машина нагрелась на солнце, пришлось включить кондиционер. Межсезонье ещё не осень, но уже и не лето. Хотя первые пожелтевшие листочки я заметил. Надавливаю на педаль, машина послушно скользит по брусчатке. Я не еду домой, хотя мне очень хочется обнять дочь, но мне страшно видеть обмякшее, маленькое тельце дочери.
Я еду к морю. И вот уже голубая линия моря маячит впереди. Волны лениво накатывают на берег. Жирные чайки с чёрными и пустыми глазами клюют падаль выброшенную морем на сушу. Запах соли и водорослей приятно щекочут мне нос. Останавливаю машину на берегу, на ходу закатываю штанины брюк и бегу в воду. Вода холодная, но я этого не замечаю.
Бреду долго ни о чём не думая. Я знаю, в таком состоянии часто приходят самые верные воспоминания.
Девушка китаянка, китайские фонарики – это подсказка.
Вспоминаю один из моих витков проживания в Китае во времена изобретения бумаги. Я скромный помощник Цай Лунь, верная служба пяти императорам, молодая жена и дочь. Плохая болезнь постигла её, но она выжила благодаря любви и заботе окружающих и врача. Радость охватывает меня.
Я разворачиваюсь и бегу к машине, нахожу мобильник, звоню жене: — как она?
Из трубки доносятся всхлипы и тихий голос, — она покинула нас навсегда.
Трубка выпадает из моих рук.
Я опоздал. Всё моё тело содрогается от рыданий, я не желаю верить в случившееся.
Моё бессмертие — наказание.
Бессмертен я, но все кто меня окружают смертны.
В каждом моём витке, постепенно уходят все, кого я знаю и люблю.
Погибают полководцы, с которыми я сражался, рука об руку и их имена стираются из памяти, но они продолжают жить во мне и этот груз переполняет меня. Стареют и умирают жёны, друзья, дети, внуки. Дальше родословную я не отслеживаю, не имеет смысла.
Мой жизненный путь продолжается, вернее цикл, всё по кругу.
Я поворачиваюсь к морю и кричу:
— Я устал так жить, я хочу покой, забери меня.