Стольный город Стераль встречал новый день. Солнечные лучи заливали широкие улицы, призывая горожан поскорее покинуть свои жилища и насладиться прекрасной погодой. Один из лучей, самый любопытный, юркнул в узкое окошко укрепленного строения, чтобы приземлиться на лицо человека, который даже спящим выглядел чертовски усталым. Дальше последовал короткий, но шумный вздох – лежащий (звали его Лесли и был он королевским гонцом) раскрыл глаза и с досадой посмотрел в потолок. Всю ночь он проворочался, не в силах уснуть, а теперь воришка-луч в одно мгновение стащил те жалкие крохи сна, которые столь тяжело было собирать. Неспроста ему так запросто выделили это спальное место: из-за дурацкой планировки, благодаря которой голова оказывается прямо напротив окна, оно пользовалось весьма дурной славой у солдат. Перекладываться на другую свободную койку было бессмысленно: казармы вот-вот заполнит шум утренней муштры, да и дел у гонца было невпроворот. Кряхтя от негодования, он встал и сделал небольшую разминку, после чего принялся нацеплять на себя снятую на ночь кирасу – в одиночку это было то еще удовольствие. Спустя несколько минут он сидел в столовой и с удовольствием уплетал безвкусную похлебку, которую распорядился ему выдать местный интендант, причем – забесплатно, как королевскому служащему. Жизнь сразу заиграла новыми красками.
Прошлая ночка выдалась невероятной. Одна только драка с восставшими мертвецами, когда-то бывшими торговцами и прислугой разграбленного каравана, чего стоит. Если бы не внезапное знакомство – со стариком-ветераном и четверкой удивительных наемников, оказавшихся также на королевской службе, пришлось бы одинокому гонцу, потерявшему коня, очень туго. Те наемники ему сразу показались подозрительными, пусть и были курьерами самого Его Величества короля Аделарда, владыки Стералии и Бертиса. И вот теперь, после встречи с королевским мажордомом, Лесли предстояло найти этих пройдох, шляющихся непонятно где, чтобы передать им крайне лаконичное сообщение-приказ: "Аделард запрашивает ваше местоположение". Единственная зацепка – рассказ того самого старика-ветерана, который расписывал седобородому главе отряда короткий путь до его родной деревни Слипки, той самой, что стала жертвой нападения дракона, того самого, который сожрал верного коня Лесли, того самого, что... Впрочем, это уже не важно. Пустая миска полетела в ушат с водой, а гонец направился к конюшням, где ему должны были выдать нового скакуна. Получив приказ доставить сообщение, он прекрасно понимал, что те четверо не могли далеко уйти, будучи пешими, поэтому верхом он мог нагнать их еще вчера. Если бы не конюх, который заявил, что свободных скакунов нет, поэтому нужно ждать денек-другой, пока придут лошади из провинции. Если бы не сундук с добром, оставшимся от разграбленного каравана, который Лесли, на свою голову, пообещал вернуть владельцам. Весь остаток вчерашнего вечера он потратил на бесплодные поиски гильдии, которой принадлежал погибший караван. Всю ночь он думал, куда бы еще сплавить подвернувшееся добро, и каждый раз обнаруживал свой разум блуждающим по дебрям таких кошмаров, что не мог уснуть до утра. Все настойчивее и настойчивее в его голову скреблась мысль, что обещание, данное необычной четверке, было чем-то большим, чем простым сотрясанием воздуха.
Покинуть город удалось только ближе к полудню. Путем долгих рысканий по рынку и опросу знакомых информаторов в городе упорному гонцу удалось сдержать слово и поставить сундук перед казначеем одной из гильдий. Тот испытал сильнейший шок за последние пару месяцев: теперь ему предстояло вносить правки во множество бумаг, где караван значился как бесповоротно утерянный. Чуть меньше его изумил факт, что их внезапный добродетель напрочь отказался от любых благодарностей, даже от замечательного серебряного обруча, который, помимо богатого украшения, превосходно – это согласно многочисленным слухам – отпугивал вампиров и прочую нечисть. Когда гонец покинул богатое двухэтажное здание гильдии, казначей, заподозрив неладное, приказал слугам отправить все содержимое сундука гильдейским алхимикам и колдунам на проверку от сглаза и иной беды, а после – запереть ее на пару-тройку месяцев в одной из комнат глубокого подвала.
Оставив столицу позади, Лесли погнал нового скакуна вдогонку исчезнувшей в лесах четверке, лелея призрачную надежду нагнать их до того, как они забредут в охотничьи угодья проклятого дракона. Не хватало еще отправить и этого коня на корм чудовищу – даже если он вконец осточертеет владельцу. Этот поджарый иноходец обладал крайне наглым нравом и слушаться изволил только как следует получив шпор. Скрепя сердце, гонец все больше смирялся с мыслью, что ночевать придется в лесу, так и не достигнув деревни. Заметив, что у скакуна еще и проблема с тропотой, и поэтому придется вдвое аккуратнее его вести, Лесли окончательно убедился: ему выдали самого неприглядного обитателя стеральских конюшен. Сжав поводья, он повел манерного коня в громаду Стийского леса.
Солнце уже клонилось к закату. Дорога то и дело норовила сломать гонца, практически час клевавшего носом. Он уже привык к своеобразному ходу животного, а скопившаяся усталость голодным волком набросилась на изнуренного человека. Безветрие порождало зной, окутывавший всадника жарким пледом сонливости. На ворчание коня он сперва не обратил никакого внимания: мало ли что могло привидеться этому упрямцу. Вот скакун громко заржал – на Лесли это подействовало как опрокинутый ушат холодной воды: встрепенулся и принялся оглядываться по сторонам, будто не понимая, где находится. Лес как лес, ни движения, ни дуновения – даже птицы смолкли. Последнее замечание смутило гонца, но к нападению он подготовиться не успевает. Две едва различимые тени молнией проносятся мимо – конь падает с разорванной глоткой, увлекая за собой горе-посыльного. Ногу пронзает вспышка боли: оказывается придавленной тушей бьющегося в агонии зверя. В голову ударяет адреналин, Лесли отчаянно пытается выбраться из ловушки, тщетно размахивая легким клинком. Задыхаясь от испуга, он замечает, как к ним приближаются две ужасно непропорциональные фигуры. Тонкие и высокие, они сильно припадают на каждый шаг, издавая толи свист, толи сдавленный хохот – тут до гонца доходит: древочерти! Он бросается бежать и тут же падает, едва ступив на поврежденную ногу. Встает и, прихрамывая, скачет прочь. Оглядывается – нечисть склонилась над несчастным скакуном и стала его пожирать. Сквозь бешеный стук пульса в висках, в разум человека отчаянно просится полный негодования вопрос: откуда здесь взялись эти твари? Что их выгнало из проклятой чащи? Как он потерял сознание, Лесли так и не понял: болевой шок от ноющей ноги или удар чем-то тяжелым по голове – вскоре его глаза наполнились темнотой, и тело повалилось на землю.
***
Что-то кольнуло его в бок. Потом – еще раз. Застонав, Лесли открывает глаза и пытается проморгаться: туман никак не хотел рассеиваться, предлагая поиграть в угадайку с образами вокруг. Упрямый гонец замотал головой, надеясь развеять его, и с раскаянием признает свою ошибку, когда в нее ударяет ленивая боль. "Живой еще!" – кричит кто-то. Наконец, ему удалось сфокусироваться на напряженном лице солдата, который почему-то был перевернут вверх ногами. Оглянулся – нет, с солдатом все в порядке – это он сам висит, прикованный к дереву вверх тормашками. Болело все тело, особенно – нога и запястья. Приглядевшись, видит, что они разорваны. На землю медленно, капля за каплей стекает его кровь. Стало запоздало мутить. Заслышав знакомое отдаленное хихиканье, испуганно поворачивается на звук и видит двух тварей, мелькающих в тени деревьев, дразнящих внушительный отряд солдат на дороге. Знают, гаденыши, что всегда успеют убежать от неповоротливых людишек в железных оковах. Позади строя авангарда выстраиваются лучники с подожженными стрелами. Командир подает команду – смущенные древочерти едва успевают дернуться в сторону, но залп делает свое дело: каждый получает две-три стрелы в сухое тело. Огонь радостно перекидывается на нечестивую плоть – и вот два верещащих факела стремительно убегают дальше в лес. Тем временем, Лесли отвязывают от дерева и едва успевают поймать – к нему тут же бросаются лекари.
Прошло полчаса. Королевского гонца обогрели и накормили – и вот он трясется в повозке среди пожитков отряда. Сзади него, поскрипывая, тащились две огромные баллисты. Запястья перевязаны, но слабость по всему телу – кто разберет, сколько он провисел на этом чертовом дереве. Завидев, что раненный оклемался, командир подвел лошадь ближе к нему, чтобы выслушать о злоключениях Лесли.
– Разведчики лес вокруг прочесали, – заявил он. – Обгорелые полешки отыскали. Дерева их главного нигде не видно. Так что ты счастливчик. Наткнулся и на погибель, где лишь жизнь обитает, и на помощь, где лишь безразличие царит.
Гонец слегка застонал, устраиваясь поудобнее – пока что каждое движение давалось ему с трудом. Угораздило же на очередного "поэта" наткнуться!
– Да и не найдете их дерева, – выдал он наконец. Поймав гневный взгляд офицера, снизошел: – Их здесь сколько ни ездил – а езжу тут нередко – не видел никогда рядом с дорогой. Бродячие они какие-то. Или новые места ищут, а, может, со старого что-то спугнуло.
– Думаешь, новый алтарь пытались из тебя сделать? – протянул собеседник, крутанув головой – раздался сочный хруст.
– Предпочитаю забыть об этом побыстрее.
Раздался крик. По цепочке передали, что на пути – обширная поляна, на которой можно расположиться на ночь. Солдаты вокруг засуетились, предвкушая долгожданный отдых и ужин. Офицер, полагаясь на опыт подчиненных, дал добро разбить лагерь.
– Так кто ты таков будешь?
– Гонец на службе Его Величества короля Аделарда, Лесли из рода...
– Давай без усложнений, – собеседник отмахнулся, как от мухи назойливой. – Мне достаточно, что ты из служивых, а не какой-нибудь авантюрист. На привале бумаги покажешь – и хватит. Лошадь твою они на дороге погрызли?
– Коня, – мрачно поправил раненный.
– Сейчас уже не разберешь. Послание срочное?
– Мне необходимо перехватить четырех... Срочное, – тут же одернул себя Лесли, заметив, что лицо офицера снова искажается маской гнева.
– Значит. Мы тебя можем довести либо до поворота на Бакинский, либо в Слипки.
– Так вы в деревню движетесь? – сердце гонца аж подпрыгнуло в груди.
– В нее самую. Один умник доложил, причем не куда-нибудь, а прямо королю, что на нее – представь себе – дракон напал. Нас и выдернули за несколько часов, поставили задачу и бросили эту тварь найти и обезвредить.
– Этим умником был я.
Офицер опять хрустнул, на сей раз – челюстями. То, как он сжал поводья, подсказало Лесли, что ему следует помалкивать, пока собеседник обрабатывает эту информацию.
– Мы сейчас располагаемся, – медленно выдавил он. – Готовимся к отбою. А потом ты мне все про этого твоего дракона расскажешь. И во всех нужных подробностях.
Слово "нужных" он выделил интонацией так, что стало понятно: ляпни Лесли что-то не то – пожалеет о предпочтениях древочертей вешать пленных на свои идолы вместо пожирания на месте. "Пошло оно все", – решил гонец и опустил гудящую голову на мешок с чем-то мягким, подсунутым заботливым лекарем.
***
Кроны Стийского леса выпустили из своих объятий драконоборческий отряд. По рядам людей разгулялся ропот. Идеи, витавшие в воздухе на тему того, что новости о драконе – всего лишь выдумки и небылицы, растворились в аромате полей (что источник новости – спасенный из когтей древочертей, трясущийся в седле рядом с обозом, не распространялось). Лесли сам закашлялся от вида разоренной деревни – во рту вдруг стало слишком сухо. Походное построение мгновенно перестроилось в боевое, взвели баллисты. Отряд медленно двинулся к деревне, опасливо поглядывая на недружелюбные небеса.
Вокруг стояли покосившиеся сожженные здания – ни одной живой души вокруг. Потом солдаты доложили, что значительная часть крестьян укрылась в большом доме, самой крупной и защищенной постройке деревни (которая, впрочем, тоже была разрушена почти до основания). Пока свободные люди рассредоточивались по округе, готовясь к возвращению агрессивной рептилии, командир отправился ко входу в подвал за разведчиком, которого крестьяне упорно называли утерянным в суматохе нападения кузнецом. Лесли испытывал смешанные чувства. У него была родня в этих краях – как водится, был внучатым племянником одной из женщин деревни. Та была эталоном местной породы – редко кого слушала, обожала делать поспешные выводы, лишенные какой-либо логики, и тут же влюбляться в них. Он иногда пользовался ее гостеприимством, когда служба прогоняла мимо селения, иногда оставляя мало-мальские ценные гостинцы. Его принимали с радушием: женщина почему-то вбила себе в голову, что он из знатных, поэтому всегда накрывала широкую поляну – переубеждать ее в этом было бесполезно. Вот кто-то из людей уводит офицера подальше от большого дома. Тот весь красный и готов заживо загрызть дракона – результат общения с тугими местными. Нет, не время навещать родню: первая же просьба будет вывезти всю деревню куда подальше, желательно – в его именное поместье необъятных размеров, которое тот, конечно же, скрывает от родственников (и, видимо, себя тоже) из-за собственной вредности.
По донесениям крестьянства дракон с утра умчался куда-то в сторону Бакинского разлома и не думал возвращаться. Интендант решил пожертвовать скакуном Лесли и отправить его на все четыре стороны, лишь бы тот не лез к их командиру со своими проблемами, пока тот соображал, что же делать дальше: гнаться за тварью или устроить засаду в деревне. Новая лошадь гонца уже пробиралась через запущенную дорогу, ведущую к Развилке, когда отряд все же собрался и двинулся назад, к повороту на Бакинский разлом. Видимо, офицер решил, что чудовище решило покормиться на разрозненных горных деревеньках. Отвернувшись, Лесли вымел размышления о судьбе Слипки, отряда и дракона из головы: на дороге он заметил свежие следы копыт и поломанные то тут, то там стволы молодых деревьев: кто-то тут совсем недавно проходил, и в его же интересах было выяснить, кто. А спустя десяток-другой минут он выезжает на выжженный участок леса, изуродованный отпечатками огромных лап. Присвистнув, гонец понял, что крестьяне совершили роковую ошибку в указании направления, после чего – повел свою лошадь вглубь леса, подальше от опасной просеки над дорогой. Ведь в любом уважающем себя королевстве нанимают местных лесорубов, которые проделывают узкую тропу параллельно главному тракту в сотне-другой метров от него, специально для таких вот королевских служащих, предпочитающих избегать лишних контактов. Тропа была запущена не меньше дороги, поэтому лошадь двигалась неспешно. Лесли скрипел зубами от негодования: получатели сообщения удаляются все дальше и дальше, а он не может рисковать лошадью, бросая ее в карьер по этим колдобинам, и жизнью, возвращаясь на дорогу. Вскоре его осторожность была вознаграждена: с жутким рыком над дорогой пронесся дракон, то тут, то там поджигая ее толи из злости, толи из профилактики.
Ночевка была неспокойной. Лошадь то и дело взбрыкивала, заслышав что-то в темноте леса. Костер Лесли разводить побоялся: малейший огонек будет виден за многие километры – что за прекрасная мишень для голодного дракона. Под рукой лежало несколько быстраков – факелов, обмазанных какой-то дрянью, зажигающейся от чирканья чем-нибудь шершавым. Миг – и он вспыхивает, распугивая слишком уж любопытных ночных хищников. Делать более-менее значимое укрытие у гонца просто не было сил. Перекусив запасами из мешка, он постарался провалиться в объятия сна, но то и дело просыпался от далекого шума, доносимого ночным ветром. Где-то впереди происходило нечто жутковатое: свист и вопли, приглушенные расстоянием, запускали тысячи мурашек как у него, так и у перепуганной лошади. Настоящий сон пришел только к утру – его-то и спугнул очередной крик дракона, облетавшего свои владения. Ответное полное ужаса ржание лошади сорвало всю маскировку гонца. Вскочив на скакуна, он позволил животине нестись прочь в лес – она была совершенно неуправляема – главное – что дальше от взбесившегося дракона, снова принявшегося выжигать окрестности. Когда животное успокоилось, они худо-бедно добрались до выхода из леса, пошатываясь от паршивой ночи. К тому моменту уже близился вечер – много времени съело метание средь деревьев; а вот рептилия все не унималась, продолжая кошмарить округу. Лесли принял единственно верное решение: привязать лошадь и покемарить часок-другой, все одно оба на ногах еле стоят. А срочность доставки он наверстает: поедет не в обход, как наверняка сделала четверка авантюристов, а напрямик через старое кладбище – целый день сэкономит и нагонит их еще на подступах к Развилке.
В зарождающихся сумерках, стремящихся побыстрее надеть на поле покров ночи, столь прекрасная идея стала блекнуть быстрее дневного света. Небеса были свободны от посторонних рептилий, а отдохнувшая лошадь мчалась вперед: были все шансы покинуть опасные луга до окончательного захода солнца. Вот уже могильные столбы показались, а за ними – остатки гостиничного двора, с каждым месяцем увядающие все сильнее.
– Вот ты и сдался, кровавый приют, – вслух пробормотал Лесли, глядя на наполовину разрушенное здание, из которого, казалось, было выдрано несколько кусков. – Паршивые строители у тебя были, раз так сильно ты прогнил.
– Хорошие строители, – раздался вдруг рядом сухой скрипучий голос, заставивший и гонца, и лошадь вскрикнуть от ужаса.
Медленно обернувшись на источник шума, Лесли разглядел жуткое создание, восседавшее на ограде: длинноногое, тонкорукое, в облезлой одежде, вперившееся в него мертвыми глазами. И тут у него все похолодело: мало ему было свиданий с мертвецами посреди ночи! И дернуло же его потащиться через проклятый постоялый двор. Лошадь заволновалась, почуяв умертвию, готовясь в любой момент рвануть куда глаза глядят. Но существо тем временем и не собиралось нападать.
– Из королевских, значит, будешь – давненько-давненько ваших тут не было. Из Стераля, наверное, топаешь?
– Из Корлея, – запинаясь, отозвался Лесли, разглядывая говорившего. – Туда-обратно поручения гоняют.
– А, значит, сам король тебя послал за чем?
– Строго говоря – мажордом. По повелению Его Величества, полагаю.
Существо призадумалось, лукаво сощурившись, будто оценивая гонца исключительно с гастрономической точки зрения. Тот решил взять инициативу в свои руки.
– Здесь четверка путников не проходила случайно? Буквально на днях?
– Кто ж тут ходит – всех считать мне надо? – внезапно заволновался мертвец. – Путники захаживают, а сколько – кто ж разберет?
– Значит, кто-то все-таки был? – загорелся Лесли, не обращая внимания на сбившуюся речь умертвии. – Это ведь их вопли вчера доносились с кладбища?
– На кладбище кричит каждый, кто увидит неположенное живому.
– А дом, – гонец указал на изувеченное здание, – они, стало быть, тоже изуродовали. Я только сейчас заприметил, что сломы-то свежие.
– Стоял он долгие годы, немудрено, что сломался под натиском незваных гостей... времени, ветра – так и не упомнишь, от чего.
– Я в толк не возьму, – Лесли стал раздражаться, забывая, с кем вообще речь ведет. – Были они в итоге тут или нет?
– Я ведомостей не веду, – упрямо отозвался мертвец. – Неприятности одни от живых. Покоя не ведают.
– Значит, были? И бардак тут навели? – продолжал давить гонец.
– На почтенных местах принято подношения оставлять, а не успокоение полошить.
– Хамы какие. Так, раз уж я их ищу, от тебя тоже, быть может, послание передать, что недоволен? Что вернуться им надо?
– Досуг мне возиться с вами, мелюзгой, – зашипел хозяин кладбища, теряя терпение.
– Скажи уже, найти ты их хочешь или нет? Что вокруг да около ходить-то?
– Хочешь – не хочешь, вот ведь заладил-то. Надо – найдутся, а не надо – не найдутся. За обиду ответят, ох ответят.
– Так, – Лесли шумно выдохнул, собираясь с мыслями. – Здесь вчера ночью была четверка странников, которые тебе порушили двор. Зная их, это точно были те, кого я ищу. И если ты перестанешь делать вид, что я говорю на другом языке, а расскажешь, куда они направились – у меня получится передать им твое недовольство.
На лице мертвеца застыло выражение толи яростного гнева – а может быть, глубокого раздумья. По крайней мере, Лесли ничего другого предположить не мог – все одно эта гнилая маска никаких эмоций выражать не могла. А потом она засмеялась. Мертвые глаза таращились на гонца, губы исказились в подобии улыбки, а глотка издавала ритмичные харкающие звуки – жуткую пародию на живой смех.
– Да, были здесь четверо. Да, порушили они дом. Да, хочу их найти, – довольно заклекотал хозяин кладбища. – Молодец ты, подловил меня. Согласие выбил – награду заслужил.
– Что ж, – внезапно спесь покинула гонца, освободив место под разрастающийся страх. – В общем-то дорога тут одна, а мне пора их нагонять...
– Нет-нет, а как же награда, – мертвец снова захихикал. – Ты так хочешь их найти – вот тебе желанья исполнение.
Не успел Лесли моргнуть – как лапа существа, во мгновение ока удлинившаяся, хватает его за голову, когти впиваются в кожу. Лошадь взбрыкивает – крик застревает в глотке человека: если он сейчас напугает животину – та дернется вперед, и тварь запросто голову оторвет. Боль не сильная – можно стерпеть, страх не отупляющий – можно задушить. Рука опадает, в голове остается пульсирующий спазм. Мертвец продолжает таращиться на гостя, ожидая реакции, а у того одно желание – унять колокольный звон внутри черепа. Лесли поворачивается на раздавшийся сбоку хрустящий звук – на него уже идет другой обитатель кладбища, похоже, неразумный, лениво переставляя конечности и вытянув руки в его сторону. Лошадь начинает взволнованно перебирать ногами. Гонец разворачивается обратно к болтливой умертвии и вдруг замечает странную особенность: боль-то будто блуждает по черепушке. Он снова покрутил шеей из стороны в сторону: болит только по направлению к какой-то точке на горизонте – по его прикидкам там располагалась Развилка, а то и сам Ливр. Лесли указал на свою многострадальную голову и спросил: "Она теперь будет на них указывать?"
– Умный, толковый! – радостно закудахтал мертвец. – И чем они ближе – тем сильнее болеть будет, да!
– Вот чего мне действительно не хватало.
– А теперь слезай с лошади – моим покушать надо!
– Чего еще?
– С лошади, с лошади слезай, – хозяин кладбища помахал ему рукой, мол, давай быстрее, пока и тебя не сожрали.
– Нет уж, так дело не пойдет! Что я, третьего скакуна на неделе терять буду? Да и как я беглецов-то догоню на своих двоих?
– Не мои проблемы! – злобно зарычал шантажист. – Сам на кладбище старое полез, а у нас порядки такие!
– Значит, они меняются! – отрезал Лесли, набравшись храбрости (и наглости). – Я королевский гонец, а не крестьянский дурачок! Прощайте!
Лошадь будто ожидала хлестка поводьями, поэтому с места рванула вперед, несмотря на опустившуюся темноту. Хозяин кладбища так и остался сидеть на заборе с отвисшей челюстью. Пробудившийся раньше времени мертвец подошел к нему и расстроено замычал.
– Что ноешь? Я тоже жрать хочу, – обескуражено отозвался он. – Вроде по правилам все: на согласии поймал – дар получил. А не уважает. Но нам-то эту четверку надо назад вернуть – они нам все порушили, да и согласились.
– М-м-ы-м?
– Ну, поймаем мы его, а их-то ловить кто будет, дурачина? Совсем мозги прогнили. Мы ж никуда с этого погоста не денемся.
– М-м-ы-м!
– Да и то верно, пошло оно все.
Распрямившись на своих длинных ногах, жуткое существо, балансируя на тонкой перекладине забора, вытягивается во весь рост, чтобы ловко подпрыгнуть, сделав сальто, и нырнуть в кладбищенскую землю, принявшую его как поверхность озера. Выпрыгивает он почти перед самым носом перепуганной лошади, только не в виде сухонького полуразложившегося старика, а огромной светящейся образиной с обширным ртом, выпученными глазами и множеством когтистых рук. Лошадь встает на дыбы – ездок чудом не слетает на землю. Обезумев от ужаса, она несется прочь, не разбирая дороги и не слушаясь указаний ездока, а на самом деле устремляется к центру кладбища, где оперативно поднимаются покойнички, готовя засаду. Лесли понимает: дело плохо – хватает быстрак, разжигает его ударом шпоры и подносит к левому глазу лошади. Та шарахается в сторону, заворачивая. Проскакав полукруг, она вырывается из засады мертвецов, оставив тех позади бессильно мычать от неутолимого голода. Разверзнутая светящаяся образина ускоряется, пытаясь наверстать беглецов, но внезапно упирается в невидимую стену, не позволяющую хозяину кладбища покинуть свой пост.
– М-м-ы-м?
– Все, прошляпили, – прошипел мертвец, принимая свой обычный облик. – Что встал? Подними челюсть и вперед мусор разгребать!
Хозяин кладбища отвесил трупу пинок, из-за которого от того отвалился кусок ягодичной мышцы.
– Стыд-то какой! Слышал, что сказали – бардак тут! Изуродовано все. Убираться, быстро! А то позорят тут меня, ходят без толку!
***
Лес, давший приют разбойной компании, приближался – наивно надеялся Лесли найти там надежное укрытие от дракона. Памятуя о слухах, бродящих по торговым рядам, он сразу же ушел на курьерский дублер дороги, не желая попадать в лапы бандитов. Еще одна ночь без костра пребольно отозвалась на его стонущих мышцах. Доев последние крохи из запасов (чертовы тракты без трактиров!), с первыми лучами солнца он вскочил, поделился зарядом бодрости с лошадью посредством шпор и устремился дальше к цели, предвещавшей ничего кроме головной боли. Его заметили – внезапно раздается громкий свист, последовавшие за ним крики людей и ржание седлаемых коней. Лесли выводит лошадь на основную дорогу – прятаться уже не было смысла, а сломать скакуну ногу на заросшей тропе – вопрос времени. Сильно мимо него – метрах в семи – пролетает стрела и виновато впивается в ствол дерева. Оборачивается – двое скачут следом, присвистывая и осыпая угрозами. Далеко, только вот его лошадь усталая и ненакормленная – надолго ли хватит? Мимо пролетают стволы деревьев, редкие ветки предательски хлещут по лицу. Премерзко каждый раз оборачиваться, чтобы видеть, как медленно, но верно сокращается расстояние. Крики звучат яростнее – разбойники бросают лошадей в карьер. Сердце Лесли сжимается – ускорения его скакун точно не выдержит. Выхода нет: шпоры снова впиваются в бока лошади. Та в ответ всхрапывает, но прибавляет. Для завершения паршивой недели не хватало еще загнать животное и попасть в лапы к головорезам. Удары сердца бьют в и без того ноющую голову, отсчитывая время до развязки. Наконец, сзади раздается сдавленное ржание – разбойники затормозили. Разглядели, что гонятся за гонцом, у которого за душой – ни гроша? Или в засаду загнали, и сейчас сверху бревно упадет, или лошадь в яму провалится? Нет, ее калечить не будут, ее продать можно. Так, крутя головой по сторонам, готовясь спрыгнуть в ближайшие кусты, уходя от арбалетного залпа, Лесли и доскакал до выхода из леса. Готов был поклясться, что его лошадь проклинает всеми доступными ей ругательствами.
А спустя несколько часов она за обе щеки уплетает угощение, предоставленное в конюшне Развилки. Конюх провозился с ней изрядно, приводя в порядок, бурча на беззаботных гонцов, которые только о поручениях и думают, а на животных плевать хотели – бедняжка будто из многонедельного военного похода вернулась. В наказание Лесли выдали еще молодого коня, который хоть и нетерпеливо переминался с ноги на ногу, словно был готов выстрелить стрелой, чтобы только копыта мелькали – на деле был упрямым и ленивым, предпочитая то и дело сбиваться с галопа на шаг, пока снова не получит от всадника шпор. В почтовой службе Лесли налили очередную тарелку кислой похлебки, зато дали вприкуску целый каравай хлеба. Позволив себе на пару минут расслабиться, он плюхнулся рядом с очагом, оторвал добрый кусок мякиша и погрузил в густую жижу, ожидая, когда он как следует ей пропитается. Громко причмокивая, прожевал хлеб и принялся вылавливать ложкой овощи, не теряя надежды хоть где-то найти намек на кусочек мяса. Вот оно – лекарство от всех злоключений!
Мигрень буквально звала Лесли дальше к Ливру. Ему оставалось только молиться, чтобы четверка не улизнула на территорию вероятного противника. Почему-то раньше ему не приходило в голову, что они могут быть корлейскими агентами, обманувшими простофилю-мажордома показательной лояльностью – вот почему он так удивился, что они сбились с пути! Выходит, дело может быть куда важнее, чем казалось на первый взгляд. В сотый раз подгоняя нерадивого коня, который никак не хотел мчаться рысью, гонец опасливо косился на солнце. Порядки в пограничном городе строгие: нет светила в небесах – нет прохода за ворота, будь ты хоть сам верховный правитель. Было в этом что-то злорадское: ливрских коллаборационистов хлебом не корми – дай высказать презрение к своим сюзернам. Посещение таверны на въезде в город оставит гостя без сапог, а оставаться ночевать под стенами – дело гиблое. Земля вокруг Ливра приютила множество таких вот жмотов – это везде известно. Ходили жуткие слухи про неведомых чудовищ, призраков, страшные проклятия, что обрушиваются на путников, заночевавших под звездами. Конечно же, активнее всего их рассказывают в самих придорожных тавернах, поэтому Лесли склонялся к мнению тех, кто ставил на банды головорезов, что наживаются на путешественниках, получая основной навар с владельцев этих таверн: слухи плодятся, получая подтверждение – а с ними плодятся и клиенты.
Мутило гонца страшно – грешил он, конечно же, на коня. Последнего ожидал финальный рывок галопом: до ворот города было уже рукой подать, не хватало только стукнуться лбом о них, когда закроются перед самым носом. Подъезжая, Лесли искренне молился, чтобы его не вырвало на сапоги стражников – состояние ухудшалось с каждой секундой. Четверка авантюристов была очень близко: голова была готова взорваться от боли. Его некстати бросило в жар – пора поприветствовать стражников.
– Стоять! Поворачивай, – вякнул один из них, преграждая путь алебардой.
– Я посыльный самого короля, – "Аделарда" Лесли добавлять не стал, потому что и "король" получился каким-то булькающим тоном.
– Мне плевать, поворачивай. Скоро закрываем город.
– Открыты еще, – лаконично заметил гонец, указывая на широкий зев ворот.
– И что? – стражник сплюнул под копыта коня. – Сказано: проваливай, проезда нет.
– Не расслышал? – стало слишком жарко, поэтому Лесли снял головной убор. – Я – гонец самого...
– Да иди ты! – протянул стражник, уставившись на голову гонца. – Это что еще за прокаженный лезет? А ну пошел отсюда!
Оскорбленный всадник чуть не выронил свою внушительную шляпу – вовремя перехватил и тут обратил внимание на клок волос, торчавший из нее. Машинально провел рукой по виску – пальцы ощупали высушенную потрескавшуюся кожу, между ними застряло еще несколько волос. "Вот же чертов покойник", – с ужасом догадался гонец.
– Двигай давай, пока в смоле тебя не вскипятили! – надрывался стражник. – Что за день уродов – то четверо шутов припрется, то труп ходячий. Пшел вон!
Ошарашенный, Лесли прекращает спор, разворачивает коня и отправляется прочь. Только сейчас он замечает, как быстро и глубоко дышит – сердце вот-вот грудную клетку проломит своей пляской. Надевает шляпу и собирает все выпавшие волосы, чтобы его не выдавали. Трясущейся рукой открывает бурдюк с разбавленным вином и высасывает его практически полностью. "Так, без паники, все паршивое, что могло случится, сейчас разъедает тебе башку", – успокаивает он сам себя. "Надо пробраться в город, пока не закрыли ворота, иначе все насмарку. Потом будем разбираться с проклятым трупом". С трудом спешившись, шатаясь и грозясь упасть, Лесли доходит до придорожных кустов и складывается пополам. Избавившись от излишков в желудке, он снова забирается на коня, по морде которого можно было прочитать все презрение скакунов к дурным двуногим – а может, горесть за бессмысленно переведенное вино. Счет идет на минуты: всадник устремляется ко вторым воротам, надеясь учесть все свои ошибки. Выпрямив осанку, будто его к палке привязали, Лесли гордо проезжает мимо стражников, ткнув ближайшему в морду бумаги – тот даже и глазом не повел. Главное – чтобы его снова не скрутило прямо на входе. "Чертова служба!"
Ворота закрываются практически сразу же, внеся новые краски своим грохотом в палитру головной боли. В последний момент гонец ловит утерянное равновесие, чтобы не шлепнуться в дорожную пыль. Пот льет ручьем. До связного ему не добраться – из-за упрямства чрезмерно бдительного стражника к нему теперь тащиться чуть ли не через весь город. Если он упадет прямо здесь – коня уведут, а его просто выбросят к воротам, или того хуже – оттащат прочь из города. Ни о каком успешном исполнении приказа в таком случае и речи быть не может. Конь направляется к единственному верному ориентиру в городе-паутине: тюремной башне, ведь неподалеку от нее располагаются и казармы внутренней стражи – а ее начальник в такой патовой ситуации видится единственным верным выходом из положения. Лишь бы не потерять сознание по пути: боль уже давно расползлась по всей голове, перестав корчить из себя навигатора.
Бумаги подействовали. Даже слишком хорошо: его пропускают в приемную без каких-либо вопросов. Конь отводится в стойла – так ему пояснили, когда один из солдат уселся на скакуна и исчез в неизвестном направлении. Практически центр города как-никак, тут с навозом и сеном возиться некому. Все убеждения звучат чертовски логично, когда твоя голова превращается в кузницу, где мозг – наковальня, а в роли кузнеца выступит любой резкий шум, вспышка света или даже дуновение ветра. Тусклый свет факелов вызывает пожар в глазах. Лесли садится на скамью – тут ему предписано ждать самого главного из стражей порядка – и прикрывает веки. Шляпу он снимать, понятное дело, брезгует. Он задремал, возможно – заснул, несмотря на все старания мертвячьего дара. В себя приходит от того, что его трясут за плечо. Стражник указывает куда-то вглубь помещения, рассказывает про какую-то лестницу. Гонец вскакивает – слишком резко – в глазах темнеет. Чтобы не подать виду, он ощупывает себя руками и поправляет шляпу, боясь лишний раз сдвинуться с места. Темнота рассеивается – пробудивший стражник стоит в паре метров от него, очевидно, ожидая, когда манерный гость наконец-то изволит проследовать за ним. Бледный как смерть, тот неторопливо отправляется, ожидая в любой момент встретиться носом с каменным полом.
Перед ним – кабинет командира стражи. Или капитана стражи – он так и не разобрал, что именно бормочет солдат, возможно, это были тождественные понятия. Проходит в сравнительно небольшую по своим размерам комнату: порядка шести метров на три, с маленькими окнами-бойницами, небольшим столом и парой болезненного вида стульев, расставленных вокруг. Несколько шкафов поражают пустотой своих полок. Никаких щитов на стенах, гербов или стягов – все так показательно аскетично, что аж тошно. Посреди этой пресной обстановки стоит человек, всем своим видом показывающий чрезмерную занятость – очевидно, это и есть командир-капитан. Лесли исполняет обычное приветствие, в голове прокручивая, как эффектно он грохнется в обморок из-за резкого движения. Главный по страже реагирует примерно никак, продолжая сверлить его взглядом. За окнами темным-темно: кто теперь разберет, сколько гонцу пришлось ждать аудиенции.
– У вас весьма скромный кабинет, – Лесли начинает разговор, запоздало подмечая, насколько паршиво эта фраза подходит для старта.
– Ты в пограничном городе, а не столице, – резко отвечает собеседник. – Нам не до украшательств. Не говори, что король послал тебя с инспекцией моего рабочего места.
– Нет, конечно. Просто от рабочего места главы стражи ожидаешь больше... – тут гонец наконец замолкает, поняв, что несет околесицу. – Его Величество король Аделард приказал мне найти группу наемников, которых отправили с курьерским поручением, чтобы передать им важное послание. Они сейчас в городе, и мне нужна помощь с поисками.
– Что они переносят?
"Да какая разница?" – проносится в голове Лесли.
– Мне об этом неизвестно. Какой-то важный груз для короны.
– Как выглядит? Ящик, сверток, документ?
– Не могу знать. Полагаю, размером не больше походной сумки.
– Не явились на место встречи?
"Да что ты за опросы начинаешь", – рассердился гонец.
– Ливр – наше место встречи.
"И причем тут место встречи? Конечно, послание можно передать почтой, если знать, в каком городе его будут ждать. Поэтому гонцу место встречи ни к чему – его используют, только если надо передать что-то без привязки к местоположению... или секретное – неужели неясно".
– Откуда уверенность, что они прибыли?
– Ваш стражник их видел – тот, что у врат на Развилку. Он может подтвердить.
Тут что-то заставляет Лесли призадуматься: не вяжутся эти вопросы с заурядным разжевыванием проблемы. "Обычный отряд с поручением от короля, с которым нельзя связаться иначе, кроме как через посыльного" – размышляет он, пока начальник молчит, тоже что-то обдумывая. "Зачем расспрашивать, что они перевозят, когда куда приоритетнее вопрос – что именно им необходимо передать. Не спрашивает об этом из-за явной секретности? Тогда зачем уточнять про груз?" По требованию офицера начинает описывать их внешность, а сам продолжает обгладывать понравившуюся тему. "Зачем я вообще сказал про груз? Слишком уж он прицепился к нему. Они пришли через врата, ведущие по единственной дороге из Стералии – то есть, к границе. Догадался, что они могут быть ворами или перебежчиками? Но таких не пошлют искать простого гонца".
– Когда ты должен был их встретить?
"Тебе все равно. Так ты проверяешь, была ли встреча запланирована, или я их разыскиваю – почему не спросить прямо?"
– Сегодня до закрытия врат. Чтобы не задерживаться в городе на ночь. Слишком у вас ночлежка дорогая.
"Больше воды – пусть фильтрует, пока не станет понятно, где он темнит".
– Где?
– Они сами выйдут на контакт. В городе слишком запутанная планировка, чтобы назначать конкретное место встречи.
"Идиот! Зачем тебе знать их внешность, если это они должны меня найти? Зачем говорить, что они – получатели послания, если они же тебя и ищут? Значит, это инструкции какой-то операции, а не простое оповещение. Только подозрений не хватало на себя навесить".
– Хорошо, найдем их. Оставайся здесь, мне нужно уладить кое-какие вопросы. Продолжим разговор позже.
Офицер покидает помещение столь стремительно, что Лесли никак не успевает на это среагировать. Оставшись наедине с разрастающимся сомнением по поводу правильности обращения к страже (головная боль, как ни странно, стала утихать от переживаний), гонец решает покинуть комнату, чтобы немного пройтись. На выходе сразу же натыкается на незнакомого стражника – когда он успел тут оказаться? Солдат смерил его недобрым взглядом. Похоже, поставили его убедиться, что гость никуда не денется – тогда почему без обязательной для караульных алебарды? Гонец возвращается в комнату, чтобы почувствовать удар жара прямо в душу. Никакой это не кабинет начальника стражи. Ни одного элемента декора из оружия? Нет ни камина, ни дымохода, ни того, что можно назвать нормальными окнами – ничего, ведущего из комнаты, кроме выхода, перегороженного стражником. Ни документов, письменных принадлежностей, а мебель хлипкая – ничего, что можно использовать как оружие. Его декоративный меч, конечно же, отобрали на входе. Он не говорил цель прихода привратнику – но встречу в этой комнате подготовили заранее. Четверку ждали, как и груз, который они несут? Значит, они – действительно предатели? А зачем ставить к нему охранника с оружием для боя в помещениях? Он тоже заранее под подозрением? Выходит, и ему голову срубят, если что. "Но если глава стражи предупрежден о приходе и предательстве четверки – почему его не предупредили, что я пойду следом? Этот чертов Жерар забыл? Или не он давал приказ задержать их? А что если на самом деле они – лояльны, и единственный предатель тут – сам глава стражи? Соседи грозятся пойти войной с огромной армией, верность сюзерну в этих землях не в чести, а тут – важный груз королевства сам пришел им в руки". Чувствуя, что ноги его уже не держат, Лесли нащупывает рукой стул и медленно опускается на него – тот жалобно скрипит в ответ. Пара секунд на раздумья. "И коня так скоро увели подальше – а если я сразу в путь после аудиенции с главным? Даже не подумали уточнить. Ясно одно: надо выбираться".
Он выходит из кабинета, не особо представляя, что сказать охраннику, вернее, тюремщику. Тот опять не мигая уставился на него. Едва Лелси делает шаг в сторону, рявкает: "Стоять".
– А в чем дело?
– Жди здесь.
– Но у меня нет времени.
– Жди здесь, – рука стражника толи невольно, толи предостерегающе легла на рукоять меча.
– Мне надо в туалет.
– Терпи.
– Я уже ждал черт знает сколько. Сил нет.
– Тебе принесут ведро.
– А в чем проблема проводить в уборную?
– Тебе приказано ждать здесь, – на сей раз тон настолько завышенный, что продолжать разговор дальше можно было только ценой нескольких увечий.
Лесли возвращается в комнату, обдумывая, что же делать дальше. Головная боль притупилась еще сильнее, будто колдовство мертвеца стало давать сбой. Или цели его путешествия удалялись. "Темница же рядом! – дошло до него. – Их содержали там, раз голова так трещала. Вот почему он знал, что за ними кто-то придет. Ждал, что Стералия подстрахуется. Теперь их пристукнут, и меня заодно – как свидетеля". Входит слуга с ведром и молча ставит перед ним. Отходит как можно дальше к выходу, но не думает отворачиваться или отвести взгляд. "Дурной какой? Или скорее знает обо мне и не собирается рисковать головой". Лесли таращится на ведро. "Что теперь делать?" Он падает на пол и изображает приступ. Слуга взвыл – в комнате оказывается стражник с обнаженным мечом. Шляпа вроде как случайно падает – рука пролетает по виску, срывая пряди волос, обнажая уродство кожи. Охранник матерится, слуга ему вторит. "Давай же, сволочь", – Лесли косится на тюремщика, ловя каждое его движение. Тот решается – делает укол мечом. Гонец хватает его за руку и, сохраняя инерцию, увлекает стражника на пол. В шею ему втыкается сапожный кинжал – его никогда, никогда не проверяют. Солдат молча распластается по полу в растекающейся луже крови. Слуга бледнеет. Наверное, из новобранцев, раз такую черную работу выполняет. Таким оружие не доверяют.
– Я тебя не убью, – поясняет Лесли, вытирая кинжал. – Верь или нет – но это я хороший, а твой начальник – злодей. Покажешь, как отсюда слинять – и будешь жить.
– Так вы же убежите. И меня же потом...
– Ш-ш-ш, никто не знает, что ты мне поможешь. Ты пришел – я сделал свое грязное дело, а что случилось дальше – откуда тебе знать? Для убедительности можешь сам в ведро нагадить и вынести его – как отыграешь, мне уже плевать. Но жить захочешь – актерский талант сам проявится.
Слуга кивает. Судя по дрожи, ведро ему уже не понадобится.
"Почему один стражник, а не два? – размышляет Лесли, крадясь по коридорам казармы. – Облаву готовят, всех людей стягивают?" Слуга сказал, что выход один – главный, военное здание же. "Брехня, – решает гонец. – Пожар, баррикада входа – и целая пачка трупов стражи". На нижних этажах никого нет: похоже, действительно весь гарнизон поднят. Один из стражников, охраняющих люк подвала, идет посмотреть, что же свалило груду бочек в соседней комнате. Падает без сознания. Второго приспичивает, наконец, проверить, куда же подевался его товарищ – Лесли прокрадывается к люку, чтобы оказаться в зарослях какого-то колючего куста. Успевает скрыться в темноте ночи, пока зеленые молокососы не выскочили следом.
Под покровом ночи раздаются глухие и отдаленные звуки ударов, исходящие откуда-то из здания темницы. Лесли сросся с ее стеной, полагаясь на темноту ночи. "Слышишь, как Хакел дежурного дубасит? Сбежал кто-то, а нам теперь по городу носиться, вылавливать", – донесся до его ушей голос одного из солдат, торчащих рядом со входом. "Ушли, значит!" – радостно подмечает гонец и припускается бежать по улице, следуя указаниям своей мигрени. Мелькавшие отсветы факелов выдают движения поисковых отрядов, позволяя вовремя смыться на другую улицу. Несколько минут спустя Лесли ориентируется уже без сомнительного подарка кладбищенского сторожа: по грохоту, производимому убегающей от стражи четверкой. Темнота тем временем настолько сгустилась, что сокрыла от него улицу. Проморгался – понимает: не темнота. Опять глаза отказывают из-за головной боли. Не замечает, когда умудрился упасть на землю. Голова готова ворваться. Грохот доносится где-то с крыш. Мимо проносится толпа людей, одарив его презрительными комментариями на тему припозднившихся алкашей. Подняться он смог только через несколько минут. Так дело не пойдет: весть о его бегстве вскоре обретет жизнь и полетит по рядам стражников. Потеряй он сознание – уже может не пробудиться. Боль отходит: беглецы удаляются. В короткой борьбе чувство долга уступает все позиции инстинкту самосохранения. С трудом сориентировавшись, он спешит к укрытию ближайшего связного: хватит с него приключений на сегодня.
Сначала она приняла его за патрульного. Только потом отметила наличие из доспеха одной лишь кирасы и отсутствие факела – это не считая дурацкой шляпы. Пока он в ужасе таращится на оскалившуюся морду ее лошади, зарычавшей на незнакомца, девушка успевает его рассмотреть. Вряд ли представляет какую-то опасность.
– За тобой гоняются? – небрежно проронила она.
– Вряд ли, я под шумок от них слинял, – заявил Лесли, собираясь с духом. – К слову, из нас двоих ты больше походишь на объект охоты.
– Может быть.
– Вывези меня из города. Деньги есть.
– Моя двоих не повезет, – отрезала девушка, не скрывая интереса.
– Тогда где взять лошадь?
Незнакомка поджала губки, размышляя. Конечно же, раз уж она тоже в розыске – а судя по жуткой лошади так оно и было – ей выгодно создать страже больше целей для поиска, в том числе – и для погони за городом.
– Ворота на Развилку – там есть конюшня. Охрана посредственная. Твой конь где?
– Стража отобрала.
– Тогда он тоже там. Пару дней простоит – потом продадут.
Лошадь нетерпеливо взбрыкнула. Не прощаясь, девушка повела ее в темень переулка.
– Как тебя зовут? – зачем-то бросает Лесли.
Ответом ему становится приглушенный стук копыт. Снова чуть не потеряв равновесие, гонец устремился дальше, благодаря жадность местных, установивших фонари только в центре города, да у редких важных заведений. Патрули начинают попадаться реже: похоже, их стягивают, зажимая беглецов в кольцо. Искренне желая несчастным убраться подальше из проклятого города, Лесли на последнем издыхании обрушил кулак на дверь связного. Когда она открылась – бесчувственное тело падает внутрь. Хозяин дома успел его подхватить и, распознав своего, проворно утащил внутрь. Улицы пустынны – закрыл дверь, пока не набежало лишних глаз.
***
Редким бывает утро, которое Лесли мог назвать действительно хорошим. В окна убежища лился мягкий солнечный свет. Он снял с головы дурацкое мокрое полотенце и опрокинул в рот чашку ледяной воды, стоящей на табуретке рядом с его кроватью. Жуткая головная боль ушла, о ней напоминал лишь противный пульсирующий огонек в левом виске. Тут до него дошло – он вскочил, опрокинув табурет, и устремился к выходу из комнаты, где столкнулся со связным.
– Ты что, сдурел? – рявкнул тот, толкая гонца назад к кровати. – Ложись быстро, пока снова сознание не потерял.
– Не могу, – запротестовал Лесли хриплым голосом. Прокашлявшись, продолжил: – Послушай, Корин...
– Корнеил.
– Послушай, Корнеил, мне нужно бежать из города – срочно. Я всю ночь гонялся за получателями сообщения, и сейчас они покинули город.
– Да уж не ты один. Весь Ливр на ушах стоит. Кого-то там побили, кому-то – крышу разворотили. И ближе к концу этой вакханалии ты заваливаешься в мое жилище, объявленный в розыск, да еще и с какой-то чумой, – тут он тыкнул пальцем в лоб Лесли.
Гонец схватился за свой котелок – шляпу, конечно же, сняли, а сама несчастная голова будто слегка раздулась. Тут до него доходит, зачем Корнеил повязал платок на рот. Лесли отступил и упал на кровать – собеседник сел на стул в углу комнаты. По-деловому поднял валяющуюся рядом тряпку, которую гость нетактично выбросил, расправил ее и повесил на спинку стула. Этот сухонький с виду мужичок лет тридцати пяти от роду с жидкой бородой и расползающейся лысиной на затылке ко всему подходил скрупулезно. Или это воспоминания не о нем, а о информаторе из Бертиса?.. Прежде, чем начать свою исповедь, гонец тыкнул пальцем по направлению к источнику боли и задал вопрос, который мог поставить точку на его карьере. Заслышав ответ, облегченно вздохнул: наемники двинули обратно на Развилку, а не в мятежный Корлей. Взяв минуту на раздумье, посыльный выложил связному все, что с ним приключилось за эту неделю – но на сей раз, наученный опытом общения с главой стражи, тщательно отфильтровав информацию. Благо, можно списать задержки в речи вспышками головной боли.
– Ну, что я могу сказать, – пробормотал Корнеил, когда Лесли окончил свое сжатое повествование. – Из города выбраться тебе – рисковать. Либо в обозе у кого прятаться, либо со стены сигать в ров. В канализации – недавно слушок прошел – какая-то тварь завелась. Должна была группа людей пройти (куда и зачем, знать тебе не надобно) – ни одного в живых не осталось. Трупы разорванные около входа нашли. Дальше идти – ясное дело, побоялись.
– А после как?
– Как-как? – связной недобро засмеялся. – Берешь экипаж, садишься на повозку или на своих двоих до Развилки. А там уж...
– А там уж без коня меня отошлют куда подальше. Нового я ближе Стераля не получу.
– И ты понимаешь, что это исключительно твои проблемы. Тут тебе не аделардовские земли – крутись, как знаешь. Укрытие тебе предоставили, чем могли – помогли. Но вот снаряжать в дорогу – тут уж уволь.
– Если я найду коня?
– Как, купишь у кого? – расхохотался Корнеил. – А, впрочем, не мое дело. Если "найдешь" – то выйти через пару дней только сможешь. Сейчас всех конных выездных досматривают и записывают. Просто так не прорвешься.
– А не просто так?
– Приводишь коня ко мне, а сам валишь из города. Конечно же, не через Развилочные ворота – там стража вечно отмороженная. Я ее выведу к таверне "У врат", что, как ты можешь догадаться, рядом с теми самыми воротами. Ты оставляешь мне полтинник и получаешь лошадь.
– Полтинник чего?
– Ну уж точно не пожеланий доброго здравия. Я же говорю тебе, болезненный, реестр ведут. Представь: выехал всадником, вернулся – пешим. Только лишнего внимания к своей персоне не хватало. Мне ночь придется провести за городскими стенами, а цены там сам знаешь какие.
***
В обозначенной незнакомкой конюшне скакуна Лесли не было. Либо уже оприходовали, либо стоит меньше слушать женщин, что верхом на острозубых дьяволах. Проникнуть внутрь было легче легкого: морду кирпичом и никаких взглядов в сторону слуг на входе. Обследовав каждое стойло, гонец наткнулся на необычайно упрямого коня, которого пытался обуздать еще совсем юный работник.
– Ты как с животным обращаешься? – негодующе крикнул гонец.
– Тебе какое дело? – нахально огрызнулся сопляк. – Не твой – и не лезь.
– Я тебе сейчас как по уху заеду – сразу моим станет.
Малой струхнул, посмотрел на коня, а потом – на говорившего: "Что, правда ваш?" Тут в голове у Лесли щелкнуло.
– Да, мой. И если ты не перестанешь его мучить и сейчас же не выведешь из этой дыры на улицу – я...
Что именно произойдет, придумывать не пришлось – перепугавшийся малец сразу же потянул поводья в сторону выхода. Теперь конь и не думал сопротивляться – сам понесся на свежий воздух. Лесли поспешил за ними, наперегонки с приставучей мыслью, что он впервые в жизни совершает кражу. В трясущуюся кисть юноши полетела монетка – поводья оказались в руках гонца. Он торопливо увел коня в сторону, подальше от подозрительных взглядов служащих на входе. Скоро малец получит очень жестокое лекарство от дерзости. "Ну, что же, – сокрушенно выдал Лесли, глядя в черные глаза ворованного скакуна. – Теперь я – твой хозяин". В знак признания конь укусил того за плечо так, что впредь гонец зарекся подходить к нему ближе, чем на метр.
Опасаясь вида своей раздувшейся головы, город пришлось покидать в стиле героев бардовских песен: прицепившись к днищу повозки, отвалив несколько монет довольному крестьянину. Корнеил не подвел: они практически одновременно оказались рядом с обозначенным местом. Сердечно поблагодарив связного, Лесли, увернувшись от очередного укуса жеребца, прыгнул в седло и помчался навстречу разгорающегося пламени головной боли. Какое-то время Корнеил смотрел ему вослед, взвешивая в руках оставленный мешочек с монетами. Усмехнувшись, он зашел в таверну, где оставил парочку медяков за кружку пива. Под вечер, когда солнце скроется с небес, он подползет к заветному месту около городской стены, где помазанные стражники скинут ему веревочную лестницу – эта услуга обойдется куда дешевле ночевки в подгнивающей таверне.
Конь, почуяв свободу, несся вперед, полностью игнорируя команды гонца. Тот молился как можно быстрее оказаться в Развилке, чтобы поменять его на кого-нибудь более адекватного. С тоской вспоминал он кривоногого жеребца, сгинувшего в клыках древочертей. Впрочем, вскоре произошло кое-что, заставившее его позабыть о дурном нраве скакуна. Боль совершенно внезапно прекратилась. С минуту Лесли боялся даже вздохнуть, осознавая, что же это могло значить. Конь затормозил, удивленно уставившись на всадника, который протяжно завыл от негодования на одной ноте.