Знаменка затаилась. Теперь каждому стало понятно, что всё уже случилось: фронт, обойдя стороной деревню, ушёл на восток, и оставалось только ждать да гадать, как сложится дальше.
Каждый житель прикидывал на себя новую жизнь, о которой ещё не знал ничего, лишь догадывался по гулявшим в деревне невесть откуда взявшимся слухам. Каждый готовился к худшему, надеясь, что оно не наступит. И думы эти, гадания, так измотали людей, что многие уже думали: «поскорей бы». Поскорей бы всё определилось. Но разбитый большак и, оказавшаяся теперь в стороне от основных боёв, деревня немцам сейчас были не нужны – они рвались к Москве. И лишь неразбитый просёлок представлял для них интерес.
- Дядь Кось, а куда председатель делся, а?
- А тебя, Санька, сам председатель интересует или его дочка? – дядя Костя хитро посмотрел на парня. – Давай-ка, паря, работай. Безвластие работы в деревне не отменяет: скотина всегда есть просит.
Исчезновение семьи председателя колхоза вызвало у местных сложные чувства. Все понимали, что оставаться ему было нельзя, но и то, что он оставил своих земляков, бросил на произвол судьбы в тяжёлый момент, задело людей за живое. Саньке, например, казалось, что председателева семья должна была уйти на восток в тот момент, когда на западную околицу ворвутся немецкие танки. То, что это будут именно танки, Санька не сомневался. Дядя Костя же судил иначе: председатель и так долго засиделся в правлении, пытаясь найти способ эвакуировать зерно и скот, и теперь они могли не успеть выскочить из окружения. Что тогда с ними будет? Впрочем, мысли о своей семье заслоняли такие вопросы, и уже на второй день о прошлой власти не вспоминали. Каждый жил своими заботами, и только малышня, ломая по утрам хрупкий лёд на лужах, бежала в школу к своей Катерине Андреевне.
- Что с колхозом-то делать будем? – было неважно, кто поднял давно назревший вопрос.
Главное, что он, наконец-то, прозвучал, а, стало быть, встал во всей своей неотвратимости, и теперь мужикам, собравшимся у конюшни, волей-неволей придётся решать, примеряя власть на себя. Со всеми её правами и двойной ответственностью – сначала перед немцами, потом, перед своими. В военное время на всю Знаменку и осталось-то полтора десятка мужчин, да и то - кто стар, как дядя Костя, а кто, как Санька, мал.
- А какие проблемы? Скот - по дворам, зерно - по амбарам, - пробный шар ушёл в толпу. Народ зашумел на разные лады, кто от возмущения, кто одобрительно. Тут и там стали возникать споры, и шума стало ещё больше.
- А ну-ка, тихо! – рявкнул Илья Кузенцов, и, пыхтя, забрался на телегу.
Нехитрый деревенский транспорт, и без того нагруженный безо всякой жалости горбылём, печально скрипнул под весом грузного мужика, страдавшего от своего веса одышкой. Народ замер, было, на секунду от серьёзного вида Ильи, но быстро пришёл в себя.
- Ишь ты, председатель сыскался! Ну-ка слазь, кулацкое отродье, - старик в невозможно рваной фуфайчонке, от которой давно уже осталась только вата, да беличьем треухе прапрадеда поднял сморщеный кулачок, в котором, впрочем, был крепко зажат добротный берёзовый сук.
- А чего ты меня, Фома, собачишь? – усмехнулся с высоты своего положения Илья, вставая поудобнее. – Ты мельницу свою на год позже в колхоз сдал, чем моя семья туда вошла. Тянул деньгу из народа до последнего, мироед. До последней минуты, до последнего вечера, когда тебя раскулачивать уж собрались. Только тогда и прибежал: «возьмите-десь и меня в колхоз! Жить без него не могу!». Ты думаешь, кто это забыл? Ась?
Дед Фома сморщился ещё больше, хотя и так уж дальше было некуда, а мужики, со времён дедов точившие зуб на мельниковский род, одобрительно загудели.
- Да и не в этом дело, продолжил Илья, едва шум стал угасать. - Сейчас нужно решить, как сохранить скотину, птицу, зерно.
- Кому сохранить? Скажи Илья честно: для кого сохранить?
- Сначала для себя, потом… потом, мужики, видно будет. Одно скажу: немец с морозца придёт голодный, и разрешения спрашивать не станет. Сейчас он - победитель. Он - хозяин. Его и порядки...
К этим словам Ильи народ окончательно стих и все теперь внимательно слушали, что он скажет дальше.
- Скотину надо раздать по дворам. Зерно и птицу тоже, - Кузенцов говорил твёрдо, уверенно, словно председатель на собрании. – Просто, если весь скот будет вместе – это покажется очень много, когда же по разным углам, то и не больно приметно. На носу зима – коровы будут по дворам стоять, опять же не так заметно, как в стаде, а до весны ещё дожить надо. Вот так я думаю.
- Наши вернутся, так они тебя за это самоуправство и вздёрнут.
- Дело Илюха говорит, дело, - громко сказал дядя Костя и подошёл к телеге, протягивая тому руку. – Ты, Илья, парень грамотный, вот и составь ведомость - кто, чего и сколько унёс, чтобы потом собрать воедино можно было. Учёт вести опять же надо будет, что немцы и у кого забрали. Чтобы ясно было, что не сам попользовался.
- А за чего это ему такое счастье?
- А уж не тебе ли, мучная твоя душа, такое дело доверить? – невзначай поинтересовался дядя Костя.
- В общем так…, - когда народ поуспокоился, и необходимости стоять не телеге больше не было, Илья спустился вниз. – Опись имущества и скотины в конторе имеется, должна быть, осталось более-менее справедливо разделить и к вечеру разобрать скотину по дворам. Но учтите: тот, кто доит, тот и кормит.
- Это значит, и стога поделить надо!
- Надо, Пётр, надо. Но сначала - самые ближние, чтобы немец не реквизировал.
- А зачем ему сено? У него же танки...
- А вот чтобы эти танки в стогах прятать. Ты что думаешь, у него лошадей нет? А офицеры на чём ездят?
- Правильно, тянуть теперя нечего. Сами не успеем, немец разберёт! – неважно, кто это крикнул, важно, что голос этот закрыл заседание нового подпольного колхоза.
В это же время к Знаменке с дальних от конюшни загумен, как раз с просёлка, подходили два солдата. Им тоже требовалось поговорить, подумать, найти себя в новой обстановке. Оказавшись в окружении, да ещё и отдельно от роты, солдаты должны были действовать самостоятельно, сами принимать решения, от которых теперь зависели многие жизни, включая их собственные.
- Ну что, Платонов, - молодой круглолицый солдат браво шагал рядом с товарищем, - третью войну маешь, а в окружение, подись, первый раз попал, да?
- Нет, - спокойно ответил тот.
- А в какой?
- В третий.
- Это когда это ты успеть-то успел?
- Раз - в финскую, и вот теперь второй раз - в эту…
- То есть, ты у нас специалист? – круглолицый с интересом посмотрел на товарища.
– Тогда скажи, Платонов, что дальше будет?
- Поубивают.
- Всех?
- Большинство. Из пятидесяти, дай Бог, пятеро выживут.
- Постой, если нас сорок шесть, да пушкарей пять, - круглолицый остановился. – То, что же получается?
- Каюк, Слава, получается. Ка-юк.
- И ты, Платонов, так легко это говоришь? – круглолицый остановился. Видя, что Платонов продолжает идти, крикнул ему вдогонку: – Стой!.. Стой, говорю!!!
- Приказ исполнять надо, - ответил тот, не оборачиваясь. – Вот и деревня. Пошли до правления.
Проблемы найти правление у солдат не было. Оба были сельскими, а потому деревенский уклад знали, как свою деревню. Трудно оказалось найти колхозное руководство – на правлении висел амбарный замок.
- Куда все запропастились?
- А ты, Платонов, не догадываешься? – ехидно спросил Славка. - Из окружения выходят!
Второй солдат тяжело вздохнул:
- Пошли в ближайшую избу. Там спросим…
Но не успели они пройти и несколько шагов, как из-за поворота вышел десяток мужиков. Один из них, самый видный, шёл так уверенно, что было понятно – они идут к правлению.
- Товарищ председатель! – бросился к мужикам Славка. – Товарищ председатель! – замахал он рукой, и почему-то добавил «Обождите!», хотя бежал навстречу.
- Ох, ты! – воскликнул Фома. – Не успел Илюха сам себя передседателем назначить, как его уже за начальство признают. Словно всю жисть командовал… жаль не в секретари райкома назначился. Али боязно, а, Илья?
Мужикам нравы Фомы-мукомола были не в диковинку, так что все старались просто не обращать внимания на это. Сейчас такая возможность представилась, и все были рады.
- Слушаю вас, товарищи бойцы, - громко произнёс Кузенцов, обращаясь к обоим солдатам сразу.
Ему не хотелось говорить с молодым круглолицым. Ясно было, что старшим здесь был второй, ещё только подходивший к нему.
- Здравия желаю, - Платонов приложил руку к пилотке.
Славка второпях повторил приветствие. Кузенцов протянул руку сначала Платонову, затем Славке.
- Нам нужна любая наша часть и любая карта, а ещё желательно узнать обстановку.
- Хе… - дед Фома подозрительно кашлянул, пока мужики переглядывались.
- Что, комара проглотил? – Платонов неспроста поддел деда, хотя был на три жизни его младше, догадываясь, на что тот намекает.
Фома шутки не понял:
- Да какие, на хрен, комары – октябрь месяц.
Дружный хохот был ему ответом. Однако, это не помогло.
- Может, вы шпиёны какие? – заявил Фома и угрожающе поднял свой сук, словно палицу.
- Кому мы теперь нужны, Фома Лукич? – хлопнул мельника по плечу дядя Костя. – Мы теперь в их власти: приходи и бери. Нечего теперь у нас разведывать.
- Вы откуда сами? – не обращая внимания на разговор мужиков, Кузенцов внимательно рассматривал Славку.
Платонов назвал номер их части и рассказал, где сейчас находится рота.
- Документы!
- А у тебя есть документы? – спросил Платонов.
- Откуда? – удивился Илья. – Я же колхозник.
- А мы - солдаты.
- Ясно…
- А я думал, что Вы председатель, - разочарованно протянул Славка.
- Если и председатель, то от нужды. Наш старый ушёл, новый ещё не заявился.
- Понятно… Так нам бы карту какую, раз вы больше ничего не знаете.
- Карта-то есть, да она вам не поможет, - Илья повернулся к дяде Косте. – Ломайте замок. Посмотрим, может, ещё чего служивым сыщем.
Но в правлении ничего нужного не нашлось. Карта же, о которой говорил Илья, висела на стене, и на ней были нарисованы колхозные угодья: на полях колосился хлеб, на лугах паслись коровы, а в реке плескалась рыба. Размеры тоже впечатляли: как прикинул Славка, не меньше чем два на три метра. Во всю стену.
Как ни пытались мужики найти настоящие карты или описи скотины, ничего не отыскали.
- Бери, Костя, карандаш, бумагу, да зови Саньку – сами ведомость писать будем. Бригадиры сами знают, где чего и сколько, вздохнул Илья, тяжело вставая со стула, на котором сидел всё время «обыска». - А вы, ребята, простите, что помочь ничем не можем. Машин и танков много через нас проходило, но кто и куда – не докладывали. Все шли к фронту. Обратно даже пеших не было. Может, другими дорогами ушли, может, погибли. Не знаю… Ищите сами. Вас много?
- Здесь - двое, а всего полсотни.
- Заходите, раз покормим, да на раз с собой дадим.
- И на том спасибо, товарищ председатель, - вздохнул Платонов, но Кузенцов уже был занят другими делами.
- Пошли, Слава, до школы, - Платонов пошёл было к дверям, но обернулся. - Школа-то у вас где?
Ему объяснили.
Солдаты, не задерживаясь, сбежали по крыльцу, и, переправившись через «Днепрогэс», пошли к школе.
Продолжение: http://www.proza.ru/2017/11/25/480