Жила-была Баба Юбка-Колокол. Такое прозвище Баба получила за свой внешний вид и свинцовую юбку. Юбка Бабы по форме очень походила на огромный колокол. И начиналась юбка сразу от маленькой головы Бабы. Маленькую головку украшала косынка. Ни шеи, ни плеч, ни туловища. Ростом Баба была здоровенная, метров пять, в объемах-широкая, хороводом за час не обойти. Ножки тоненькие - словно прутики, слегка угадывались под юбкой. Ручки тонюсенькие и длинные, свисали по бокам на подол юбки. Была Баба неказиста лицом, да и умом не вышла. Одно лишь слово знала: "Моё". Жила Баба-Колокол уединенно. Ни родителей, ни детей у нее не было. Когда-то давно заколдовала ее злая колдунья: поселила жить на открытом квадратном участке земли, границы того участка были невидимы и непроницаемы. Перемещалась Баба Юбка-Колокол по периметру, за границы, естественно, не выходила. Тяжело давался ей каждый шаг, громко пыхтела она, переваливаясь с ноги на ногу. Поэтому двигалась она редко и недолго. В основном стояла на одном месте и спала.
Но был у Бабы Юбки-Колокол один секрет. Жил у нее под юбкой мужичонка. То ли мальчонка, то ли мужичонка. Жался к ее ногам словно собачонка, а она и рада была. Бывало поднимет она подол юбки повыше и ручонками придерживает. Вот мужичонка и на свободе: на солнышко глядит, воздуху свежему радуется. Стульчик у него складной имелся. Разложит мужичонка стульчик, сядет барином, на солнце щурится и травинку покусывает. И жизнь удалась, и жить хорошо! А если еще кваску холодненького отведать, да нет на земле места лучшего! И Баба рада-радёхонька: мужик при ней и не докучает. Как говорится, и овцы целы, и волки сыты. Так жили они, можно сказать, душа в душу. Если не сказать по-другому. Мужичонка, конечно, гулял по-тихому, но так - по-доброму. Далеко под юбкой не разгуляешься, быстро кислород перекроют. А Баба Юбка-Колокол как устанет юбку держать, так подол юбки и опустит, голову в юбку вожмет, ручки внутрь юбки спрячет, ножки в коленцах согнет и спит. На мальчонку своего перед сном одним глазком сверху глянет и, ну, храпеть в юбку. А мужичонка нагуляется, у ног ее клубочком свернется, вроде и неплохо: тепло, сухо и спину не ломит. Так и жили они из года в год. Все их устраивало.
Устраивало это и злую колдунью. Хоть колдунья уже и забыла про свои злодеяния Бабе Юбке-Колокол. В лихие времена колдунья люто колдовала, мстила всем жителям планеты за свою несчастную судьбу, за свое неудачное долголетие и за свой крючковатый бородавчатый нос. Гордилась колдунья авторскими колдовскими методами, что ни разу она не повторялась в заклятиях зловредных, поэтому и расколдовать жертв ее было невозможно. Со временем состарилась злая колдунья, кое-что запамятовала, смирилась с кривизной своего носа, даже начала с ним разговаривать. Стала колдунья путаться в заклинаниях и, самое для нее непоправимое, повторяться. Как-то раз, пролетая над никому неизвестным городом, разговорилась она со своим носом, да и поругалась с ним. И в порыве ярости решила наслать на нос тормозное заклятие, чтоб замерз он и больше ей не перечил. Бормотала она что-то, бормотала, замахнулась, да рука дрогнула, и полетело заклятие вниз, неведомо куда. В тот самый миг по улице торопливо шагала обычная городская жительница, спешила по важным делам. Дела ее так и не дождались, потому что очутилась она на лужайке, перед невидимыми границами просторов Бабы Юбки-Колокол.
Стоит Баба Юбка-Колокол, подол юбки задрала выше среднего, мужичок ейный на стульчике сиживает да травинку пожевывает. Видит мужичонка – недалече ни девчушка - ни женщина. Ведет она себя как подросток, а развитием полноценным физическим - женщина. Прикинул: ростом она с ним примерно равного, физически привлекательна. Загорелись глаза мужичонка тайным пламенем, у ни девчушки-ни женщины сердечко то екнуло, хоть и было оно заклятием заморожено. После заклятия колдовского остановились у нее все процессы в организме, замерзло не только сердце, но и остальные внутренние органы, и жидкости: кровь, лимфа и так далее. Превратилась она в ни девчушку-ни женщину, но ничего такого не заметила, потому что продолжала жить и двигаться, хоть и с заторможенными реакциями. Не увидела она Бабу Юбку-Колокол, залюбовалась ни девчушка -ни женщина мужичонкой. Разулыбались они, шутками стали обмениваться, и вскоре протянули руки навстречу друг другу. Пробудил сердце ни девчушки-ни женщины восхищенный взгляд мальчонки-мужичонки, смягчилось оно неожиданно. И потянулась ни девчушка-ни женщина всем телом вперед, но наткнулась на невидимое препятствие. Уперлась она руками в стену невидимую и обожгла ладони. Удивилась, отодвинулась, пригляделась и снова ладони приложила к стене невидимой. Зашипела стена, от рук дымок пошел, ожог 2ой степени получила ни девчушка-ни женщина. Но ничего не почувствовала она из-за отсутствия порога чувствительности. Видит перед собой лишь восхищенные глаза мужичонки на стульчике, это ей сил прибавляет. А мальчонка-мужичонка испугался такого напора, в глазах его ужас мелькает, но руки к ни девчушке-ни женщине тянет... От волнения стульчик повалил, да ногой откинул, сгинул стульчик, как сквозь землю провалился. Стоит мужичонка растерянный - ни присесть, ни опереться. А запах паленной кожи уже сквозь границу просачивается, добавляет нервозности. Держит ладони ни девушка-ни женщина на невидимой стене, но не сгорает, а весь жар в себя впитывает. Ощутила она свое тело, прочувствовала каждую клеточку, оглядела себя с ног до головы - да она женщина в расцвете лет! Почти удалось ей снять с себя колдовское заклятье. Растопила она силой своего намерения проем в невидимой стене, чтобы исчезла преграда между ней и мужичонкой. А мужичонка, восхищённый ее силой и смелостью, шаг к ней делает, объятия распростер. Тут уж и она бывшую невидимую черту преступила.
Почуяла Баба-Колокол какое-то движение у себя под юбкой, вдохнула запах паленного. Вытянула голову, открыла глаза - и ее счастью конец! Шагает ее мальчонка -мужичонка к какой-то женщине. Ох, как разгневалась она! Да как грохнет юбкой оземь, как закричит: "Моё"! Солнце враз за горизонт закатилось. Стоит Юбка-Колокол, глазами сверкает. А под юбкой огорошенный мальчонка-мужичонка по тоненькой ножке ее поглаживает, успокаивает.
Вздрогнула ни девчушка-ни женщина, задрожала. Как увидела, что свинцовая юбка от нее мужичонку скрыла, как услышала грозное "мое", так заклятие к ней и вернулось. Словно и не расколдовывалась она. И слез нет, и во рту сухо, и в сердце холодок.
Стала жить у невидимой границы ни девчушка-ни женщина. Она живет по одну сторону границы, по другую - Баба Юбка-Колокол. Следят друг за другом негласно. Баба Юбка-Колокол зорко бдит за перемещениями непрошеной соседки, а ни девчушка-ни женщина все мужичонку выжидает, удостовериться, что не причудилось ей, и заклятье снять заодно.
Шло время. Утратила Юбка-Колокол бдительность, снова задрала она подол юбки свинцовой. Снова увидел свет мальчонка-мужичонка. Снова увидел он ни девчушку-ни женщину. И снова ни девчушка-ни женщина растопила ладонями невидимую границу, снова ожило ее сердце, пошло тепло по ее телу.
Но Баба Юбка-Колокол начеку. Уже не спит, глаз не закрывает. Подол юбки приспустила, в тени мужичонку спрятала. Мальчонка-мужичонка на месте стоит, руки к ни девчушке-ни женщине тянет, но шаг вперед не делает, хоть и очень ему хочется.
Простояли так мальчонка-мужичонка и ни девчушка-ни женщина у растопленных границ, ни день и ни два, а много больше. Наконец не выдержали они и потянулись навстречу друг к другу. Тут Баба Юбка-Колокол подол юбки и опустила, укрыла мужичонку и прогремела: "Моё".
Заныло сердце у ни девчушки-ни женщины, но сражаться ей с Бабой Юбкой-Колокол совсем не с руки. Превосходит ее Баба Юбка-Колокол по многим параметрам. Загрустила ни девчушка-ни женщина, закручинилась. А что дальше делать – не ведает. Вдруг осенило ее мысль ветреная: «Раз сердце ноет, значит не совсем уж и заколдованное…» Повернулась она к Бабе Юбка-Колокол спиной и пошла от невидимых границ подальше, вглубь лужайки. А там - цветы, видимо-невидимо. Стала она ими любоваться, вдыхать их аромат, стала за цветами тянуться, наклоняться, прогибаться, растягиваться. И запустился процесс обмена веществ в ее организме. И стало ее тело оттаивать, постепенно от колдовства очищаться. Румянец на щеках появился, песни рекой полились.
В то же время случилось так, что от старости и недоверия умирала злая колдунья. Хотела она наколдовать, чтобы все ее заклинания и после ее смерти действовали, но не успела. Испустила дух аккурат на бородавочный нос, и померли они в одно мгновение.
Обычная городская жительница очнулась посреди лужайки, держа в руках охапку цветов и воздушный шарик. "Моё", - подумала она, поднимая лицо к небу, и улыбнулась. Обычная городская жительница не обратила внимания на милую пару, устроившую пикник на краю лужайки. Пара сидела на траве и перешептывалась, мужчина нежно водил рукой по ноге спутницы. Возле пары стоял складной стульчик, с его спинки небрежно свисала женская косынка.