Байки про кузнеца

Владимир Рукосуев
               

               

   Кузнец Витя Большой любил свою работу. Еще он любил выпить. Иногда совмещал, если работа застигала его во время выпивки. Качество того и другого от этого не страдало, но сказывалось на зарплате и послужном списке. А в списке этом одни нарушения. Тем не менее Витю берегли на предприятии, хоть и лишали премий и не жалели выговоров и всяческих других наказаний. Другого бы давно выгнали по статье, его же только воспитывали. Все больше дистанционно. Приказами и стенгазетами. Разбирать его на месткоме, когда он трезвый, было неловко. Он сам себя порицал последними словами как постороннего, сокрушенно качал головой, говоря: «Ну, как же это? Так ведь нельзя!», - при этом его добродушное лицо светилось такой искренностью, что становилось неловко. Как специалисту ему мало было равных.
«Большой» - прозвище, отражающее гигантский рост и огромную тушу. Был еще Витя Маленький, слесарь, но о том и сказать-то нечего. Скучный человек: не пил, не чудил, только работал без всяких нареканий. О нем и не говорили.
   Зато о Большом говорить не переставали и никому это не надоедало. Потому что обычный пьяница своими однообразными выходками, порой зловредными быстро всем надоедает и от него избавляются. Про Витю же всегда рассказывали с восхищением.
   Обладая незаурядной силой, он был самым безобидным существом на свете. Его, на всякий случай, тоже не пытались обижать. Мало ли, вдруг повернется неловко.
   Если его выводили из себя, он начинал реветь, удивительно напоминая всей своей неуклюжей громадной фигурой и ужимками матерого медведя. От него обычно быстро отставали, не желая привлекать внимание начальства.
   Однажды его очень уж допек потерявший чувство меры автослесарь, прыгая перед ним и распаляясь, видя, что Витя его не трогает. Тот уже ревел во всю мощь, а он все куражился и стращал его каким-то «боевым самбо». Витя сидел на скамье, сколоченной из сосновой «пятерки», за таким же добротным столом. Когда автослесарь попытался вывернуть его руку особо секретным приемом, кузнец этой рукой сгреб его за одежду в районе пояса и посадил на стол, желая отодвинуть от себя. Стол при этом расселся, сухие до звона доски проломились, а незадачливый «самбист» вмиг протрезвел и неделю после этого обедал стоя, оберегая пострадавшее мягкое место и жалуясь на боли в пояснице. Витя испугался и убежал домой.
   Жил он в бараке кирпичного завода с женой и тещей в одной комнате. Бараки стояли на пригорке и оттуда часто по вечерам, на весь поселок разносился его рев. Несколько раз доведенные до отчаяния соседи вызывали милицию, но после нескольких попыток приструнить дебошира милиция перестала реагировать. Дело в том, что в милицию набирают обычных людей. И какой бы физической подготовкой они не обладали, справиться с ревущим Витей, были не в состоянии, несмотря на численное превосходство.
   Поначалу они пытались выяснить, что ему нужно. Но Витя не реагировал, не вступал в объяснения, ничего не говорил, он просто ревел. Домочадцы тоже ничего не могли объяснить, так как Витя и с ними не разговаривал. Просто на определенной стадии опьянения начинал реветь. Часа через два-три засыпал и больше не причинял никому неудобств. Утром извинялся перед соседями и сокрушался больше всех по поводу своей беспутности.
   Иногда соседи все же настаивали на том, чтоб его увезли в вытрезвитель, иногда озверевшие милиционеры сами хотели изолировать нарушителя. Но ни разу осуществить эту затею не удалось. При виде милиции Витя ложился на пол, не переставая реветь. Он не сопротивлялся, просто раскидывал в стороны руки и ноги. До дверей сто пятьдесят килограммов дотащить еще можно было, но протащить эту раскоряченную конструкцию в проем уже никак. Уставшие и оглохшие блюстители спрашивали, какой вред он причиняет окружающим. Выяснив, что только ревет, махали рукой: «пусть ревет!», - и уезжали.
   Витя всегда готов был услужить коллегам и соседям, никогда ни в чем не отказывал. Однажды Витя Маленький потерял с мотоцикла пружину стояночного упора. Он трепетно относился к технике. Мотоцикл у него всегда блестел и работал безупречно. Любой скрип устранялся незамедлительно. Дня три ходил и сокрушался, запчасти были в дефиците. Наткнулся на Витю Большого и тот сказал, что у него в сарае лежит такая пружина. До бараков было километра два. Ехать вдвоем на мотоцикле не решились. Маленький доверил его Большому, наказав ехать осторожно и тихо, поскольку дорога вся состоит из рытвин и ухабов.
   Через полчаса Большой принес Маленькому пружинку и тот,счастливый, пошел тут же ее устанавливать. Спустя пару минут, с улицы донесся горестный вопль. Все выскочили, думая, что произошел несчастный случай на производстве. Как минимум травма, если не смертельный исход.
   Исхода не было, но случай несчастный. Витя Маленький, лишившийся коммуникативных способностей, показывал на мотоцикл, всем своим видом выражая безутешное горе. Ходил кругами, надеясь, что это не его машина. Пыльная груда металла с разорванной шиной, потекшими цилиндрами амортизаторов и сломанными пружинами совсем не напоминала гордость всей его жизни, всего полчаса назад ласкавшая любовный взор хозяина. Дорого обошлась ему копеечная деталь. Вышедший из цеха Витя Большой развел руками, дескать, что поделаешь, дороги такие! Просьбу-то он от чистого сердца выполнил.
   Сосед по бараку попросил его присмотреть за котом во время поездки в отпуск. Всего на две недели. Оставлять на улице, несмотря на лето, опасался. Кот породистый, крупный, пушистый, был единственным членом семьи немолодого уже холостяка. Могли похитить. Конечно, Витя согласился. Барак летом был полупустой, комнаты располагались далеко одна от другой. Витя не очень любил животных и тут же забыл про кота. Через две недели приехавшего из отпуска хозяина чуть не сбил с ног обезумевший кот с диким рычанием стрелой вылетевший в коридор, а затем на улицу. В комнате были съедены сухари, хотя раньше кот кроме мяса ничего не признавал. Но это полбеды. Кот умудрился прогрызть банку с рыбными консервами и вылакать из нее жидкость. До рыбы не добрался, времени не хватило. Потом дырявую банку демонстрировали во дворе, и никто не верил, что на это способны кошачьи зубы. Кот вернулся дня через два. После этого до конца жизни опережал хозяина при выходе из комнаты и никогда не оставался в ней один. Даже в лютые зимние морозы. Бедный кузнец так клял себя последними словами, что хозяину кота пришлось его утешать.
   Подвести кого-нибудь он всегда считал большим грехом. Однажды механик, лодырь и разгильдяй, забыл дать ему задание по указанию директора. Когда директор на очередной планерке спросил где кузнечное изделие для какого-то простаивающего агрегата, тот не нашел ничего лучшего как сказать, что в кузнице кто-то украл наковальню и работать не на чем. Но скоро все восстановят и исправят. Директор удивленно посмотрел на него, такого не случалось даже в сельских неохраняемых кузницах, что уж говорить о лесопромышленном комбинате.
   Механик после планерки пришел в кузницу и со смехом рассказал, как он ловко вывернулся. В это время в окно увидел директора. Перепуганный, заметался по помещению. Витя схватил наковальню вместе с постаментом, открыл дверь и забросил ее в сугроб. Вошедший директор убедился, что механик прав, подивился и ушел, наказав найти наковальню и впредь не оставлять кузницу без присмотра. Витю назвал размазней и саботажником. Разобиженный незаслуженным замечанием директора, тот наотрез отказался добывать наковальню из сугроба. Четверо слесарей не могли справиться. Наковальня тяжелая и компактная, ухватиться не за что, люди мешают друг другу. Пришлось откапывать в снегу коридор, чтобы погрузить ее на слесарную тележку.
   Такие мелкие курьезы приключались постоянно, поддерживая неувядаемую славу Вити Большого .