Жестокий трамвай Семёрочка

Ирина Афанасьева Гришина
Быль
 
Человеку надо мало: после грома – тишину,
голубой клочок тумана,
жизнь – одну и смерть - одну.
(Роберт Рождественский)
 
 
 
 
 
Женька Корчагин стал собирать книги после случайной находки за гаражами.
Куча книг, мокнущая под осенним дождём, почему-то вызвала в сердце подростка тревогу и жалость. На вершине горки скорбно лежал чёрный томик с буквами, имитирующими языки пламени, багряный лист клёна завершал жизнеутверждающую композицию, которая манила и заставляла обратить на себя внимание.
 
Женя осторожно взял скромное дитя отечественной полиграфии, сел на выброшенный диван и начал читать, не реагируя на многократную «просьбу» недавно прибившегося бомжа Василия освободить его спальное место.
 
Главный герой книги "Как закалялась сталь" так понравился подростку, что он дал себе слово прочесть ещё парочку книжек из кучи, а может быть и самому написать небольшой рассказ о трудной жизни обитателей города Кыртырска. Когда стемнело, Женик сложил книги стопками, принёс домой и за ночь с помощью вентилятора просушил, а утром аккуратно расставил на полках этажерки: у мамы не поднималась рука выбросить незатейливую мебель тридцатых годов, изготовленную артелью "Залп Авроры".
 
После этих событий друзья стали называть паренька Павликом, и поверьте, вполне заслуженно. Он первый из старшеклассников откликнулся на призыв председателя совета ветеранов педагогического труда своей школы №32 приходить в квартирки и коммунальные комнатки состарившихся на ниве просвещения людей и читать вслух их любимые книги.
 
Учительницы - божьи одуванчики обожали эротическую зарубежную классику, периодически разбавляемую опусами современных авторов типа Донцовой, Марининой, Устиновой и, конечно, сходили с ума от ироничных россказней высокоинтеллектуальных дам: Дины Рубиной и Татьяны Толстой.
 
Старички с ястребиными профилями: военрук, физкультурник, трудовик и физик предпочитали бестселлеры от асов клавиатуры в лице Акунина, Пелевина, Кабакова. Не гнушались прозой Джона Шемякина, Алексея Слаповского и эссеистикой Михаила Веллера.
За полгода общения с пенсионерами Павлик собрал небольшую библиотеку. На этажерке стояли избранные тома Пушкина, Лермонтова, Чехова, Тургенева, Твена, Диккенса, Бёрнса, Лондона.
Проницательному читателю может показаться, что Павел совсем отошёл от реального мира, но это будет ошибочное предположение.
 
Знакомя трудовика и тёзку Евгения Илларионовича с прозой Слаповского, а конкретно, читая рассказ "Крышка", Евгений проникся моментом и решил отремонтировать унитаз своей первой учительнице Рае Адамовне Шлемензон, проживающей в коммунальной квартире.
Этот "важняк" был установлен в послевоенные годы пленными чехами и ломался нечасто, однако всему приходит срок, отпущенный законами физики и неблагоприятными условиями текущей и капитальной эксплуатации.
 
Последние пять лет "старичок" был в состоянии перманентной агонии, потому что обслуживал, по скромным подсчётам Павлика, более пятнадцати человек в сутки по нескольку раз.
 
Чинили своего визави все жильцы, кому не лень и, конечно, без специального образования "Слесарь-сантехник малых форм". Именно поэтому унитаз не хотел в реальном режиме исполнять свои функции набора и слива воды, предусмотренные заводом изготовителем "Красный пахарь".
 
Поздним вечером, когда все соседи Раи Адамовны угомонились, а очередной роман Донцовой "Месть Венеры из Орехово-Зуево", срисованный с новеллы Проспера Мериме дочитан, Павлик пошёл на разведку.
 
Сняв крышку бачка и изучив устройство внутренностей желтеющей бестии, он с удивлением понял, отчего бачок не исполняет свои обязанности. А почему бы и не понять, если по физике и труду у начинающего сантехника сплошные пятёрки?
 
Утром Павлик не пошёл на первый противный урок ОБЖ, а почти побежал в хозмаг, чтобы купить сливное устройство для многострадального фаянсового терпельца. Но, к великому сожалению, продавцы, минчендайзеры, менеджеры и прочий "планктон" ничем не могли помочь рвущемуся в бой Павлику Корчагину.
 
 
Ослепительно щерясь вставленным фарфором, сравнимым по оттенкам белизны с описываемым троном, они советовали приходить ещё, воспаляя мозг искателя раритета стандартной фразой со степенью неопределённости в кубе: - "Возможно, товар будет, узнавайте".
 
Обойдя все магазины, и не обнаружив эквивалента замысловатому механизму, выпущенному в годы послевоенных пятилеток, Павлик неожиданно понял, что когда вырастет, обязательно сменит фамилию и уедет жить в глухую деревню, где можно обойтись скромным дощатым домиком. Будет работать в сельской библиотеке и собирать редкие книги, а во время отпуска ездить по близко и далеко лежащим сёлам с лекциями о пользе чтения для счастливой жизни на Земле.
 
Прошло несколько лет.
 
Женика уже давно никто не называл Павликом. Мама умерла. Друзей разметало по городам и весям. Бомжика Василия через передачу "Жди меня" нашла тётя. Денег на покупку любимых книг почти не было, и Евгений стал книжным вором. Занятие высокоинтеллектуальное, редкое, приносящее угрызения совести и немного радости, чтобы верить: жизнь прекрасна и удивительна.
 
Евгений трудился на почте в отделе продаж периодики и коллеги были не просто довольны его работой - они восхищались его глубокими, почти энциклопедическими знаниями в области издательского бизнеса.
 
Работа давала средства к скромному существованию, но не увлекала. Поэтому каждую субботу он продевал руку в пёстрый полиэтиленовый пакет с нарисованными котиками, шёл в магазин и уводил книгу, которую ни один здравомыслящий житель Кыртырска никогда бы не купил.
 
За последний месяц библиотека Евгения пополнилась «Метапсихологией» Фрейда, «Дневниками» Кафки, стихами харьковских поэтов и собранием пьес Льюиса Кэрролла.
Подарочных изданий он не брал принципиально:
- Пусть пылятся на полках у юбиляров -

Также брезговал нео-интеллектуальной прозой и только однажды увёл сборник Пелевина 1993 года "Синий фонарь", первое издание.
Обходил стороной крупные торговые сети «Лас-Книгас», «Топ-книга» и «Старший Плиний», но не из–за сигнализации, а по эстетическим соображениям.
- Тутта одно баррахло, - бурчал он и был прав.
Умной книге не было места в роскошных залах.
 
Все сотрудники магазинов знали Женика в лицо, по необъяснимой причине сочувствовали ему и позволяли забрать приглянувшуюся книгу.
 
Чаще всего он инспектировал букинистические магазины-малютки, принимавшие за бесценок мешки с "макулатурой" от наследников умерших родственников. Покупал много и сразу ехал домой на любимом трамвае «семёрочка». Сходил на конечной остановке и под тяжестью раритетов неторопливо шёл домой: улица Макаренко, дом 21, квартира 13, где хранил своё богатство.
 
Был тёплый мартовский вечер. Из очередного вояжа по книжному миру Евгений возвращался в приподнятом настроении: в сумке с котиками уместились творения авангардной поэтессы Ники Викторовой "Бунтарка" и проза последнего русского классика Ивана Безродного "Обрыв".
 
Трамвай выстукивал колёсами незамысловатый ритм, пассажиров не было, можно было закрыть глаза и думать о том, как он придёт домой, попьёт чаю с бутербродами, сядет в кресло, откроет книгу Викторовой и насладится её мятежной поэзией.
Неожиданно на проспекте Свердлова вагон резко дёрнулся и остановился. Ядовитый дым быстро заполнил салон. Водитель безуспешно пытался открыть дверь или выбить стёкла.
 
Оперативно доставленных в реанимацию пострадавших пассажира и водителя спасти не удалось. Установить личность пассажира также не представлялось возможным. В рапорте сотрудника милиции капитана Сидорова, расследовавшего причины трагедии, было написано: «документы пассажира отсутствуют, возраст ориентировочно 26 лет, вес ниже среднего, задохнулся едкими газами при возгорании изоляции в трамвае. При нём находился пакет с книгами».
 
Позднее личность погибшего была установлена благодаря бдительным соседям, написавшим заявление о пропаже Евгения и опознавшим его.
 
PS. Книги долго лежали в ящичке стола капитана. Затем их отдали временно изолированным членам общества, чтобы их пребывание в камере текло чуточку быстрее и, возможно, открывало путь к исправлению и пониманию смысла жизни.