Упрямство - гордость дураков

Надя Овсянникова
     Незнамо где, неведомо когда, жил на свете тихий добродушный старичок. Жил не один, а с маленьким сереньким осликом. У ослика были прекрасные черные глаза, большие и печальные. Целыми днями он вяло жевал отсыревшее слежавшееся сено, глядя на мир грустными глазами, и думал-думал-думал...
    
     Хотя извилин у него было и не много, зато они были так замысловато закручены, что возникшая в его голове мысль едва продиралась сквозь все эти спирали и узлы, а порой, не в силах преодолеть крутой изгиб, так и умирала непонятой.

- Мда...- устало качал ослик огромной головой, задумчиво глядя на толстых зеленых мух, неустанно зудящих прямо перед его носом. - Мир несовершенен и убог... Но что может изменить в нем один-единственный осел, даже самый мудрый? Ничего. Да и зачем? Всевышний создал этот балаган и ходит в него на спектакли, хоть мне это и не нравится, хоть я и не могу назвать Его затею - мудрой. Но что же делать? Разве кто-то в этом мире прислушивается к голосу разума? Страшно подумать, сколько птиц летает под этим небом, сколько рыб снует в водах, сколько крыс копошится в земле! Сотни беспутных кошек, тысячи бестолковых собак! Боже, Боже... Я уже молчу о мухах и людях... Это же уму непостижимо! Господи, почему в этом мире так много людей и так мало ослов?!

     В поисках ответа ослик долго смотрел в одну точку, не переставая, однако, жевать. Это была ключевая мысль всей его жизни: день за днем, из года в год, он обдумывал ее, но именно в этом месте она всегда пробуксовывала и, после бесчисленных "почему", затихала до следующего утра.

     Время от времени старичок запрягал ослика в крохотную тележку и они отправлялись на дальний луг за мягкой сочной травой, либо на базар - за теплым ароматным хлебом, а то и на поле - за вкусно хрустящей капустой.

     Вот и сегодня, не успело солнышко выбраться из-за темного леса, как старик,
ласково похлопывая ослика по широкой спине и расплываясь в беззубой улыбке, запряг его в старенькую повозку и они отправились в путь. Серый философ едва плелся по обочине ухабистой пыльной дороги и думал свою бесконечную думу.

- Не удивительно ли, что у ослов такая большая голова? - рассуждал он, склонив тяжелую голову почти до земли. - Ведь чем больше голова, тем больше в ней мозгов. Кто сможет доказать обратное?! Ну, а цвет? Серый цвет - цвет мудрости, хоть это понимает, должно быть, даже не каждый осел. А уши?!! У кого еще на Земле есть такие длинные красивые ушки? - и он подергал длиннющими ушами в разные стороны, отгоняя надоевшую осу. - Человечеству никогда не понять, что длинные уши - это Божий знак: знак гениальности... Потому что, чтобы понять это, надо иметь большую умную голову, чем люди, к сожалению, похвастать не могут.

     Ослик удовлетворенно хмыкнул, но в эту самую минуту из-за куста шиповника, росшего прямо у дороги, выскочил тощий серый заяц и уставился на ослика черными глазищами, навострив длинные-предлинные уши.

      Увидев эти длиннющие серые уши, ослик даже замер от неожиданности. Один прыжок - и заяц навсегда исчез в высокой траве, а ослик, застыв на месте серым изваянием, все смотрел растерянным взглядом на цветущий куст. Все его мысли рассыпались, как семечки из дырявого кармана, и он никак не мог собрать их в кучу. Такие здоровенные ушищи на такой крохотной головке!.. Эта мысль вонзилась в его мозг ядовитой занозой и не давала покоя. Он не мог понять, как посмел Господь одарить такими великолепными ушами это безмозглое создание?! И он не мог двинуться с места до тех пор, пока ответ не будет найден. Не мог! Потому что твердо знал, что истина висит где-то на этом колючем кусте, а если он отойдет от куста хоть на шаг, то сразу же и потеряет ее. Нет, нет - он не тронется с места! Ни за что!!! Он так решил!

      И напрасно старичок из всех сил дергал за вожжи - осел был непреклонен. Он стоял, как скала. Он безучастно выслушивал брань и стойко переносил удары ненавистного кнута.

- Глупец, - сжав зубы,думал осел, - тебе ли тягаться со мной?! Воля сильнее боли! Сталь закаляют в огне!

     Он равнодушно взирал на чудесную ярко-оранжевую морковку, которой старик махал перед его глазами, и даже отвернулся от аппетитной горбушки, которую дед, заискивающе улыбаясь, протягивал ему на ладони.

- Истина не продается! - подумал он гордо, разглядывая свое запыленное копыто.
    
     Он уже забыл, отчего остановился посреди дороги. Он уже не знал, чего хочет. Впрочем, сейчас это уже не имело никакого значения. Ведь главным теперь было - выстоять! И непокорный осел,хлопая редкими ресницами, стоял на пустынной дороге живым памятником несгибаемой воле.

     День клонился к вечеру. Старичок, огорченно вздыхая, устало опустился в траву, у злополучного куста. В это время по дороге проезжал большой тяжело груженный воз, запряженный парой огромных белых быков. Хозяин воза, издалека наблюдавший за мучениями старца, пробасил, пряча усмешку в лохматой бороде, и хмуря густые брови:

- И зачем тебе нужен этот остолоп?! Видишь тот широкий двор? - и он указал на большой бревенчатый дом, одиноко стоящий в стороне от дороги. - Это скотобойня. И я ее хозяин. Я заплачу тебе за этого болвана неплохие деньги и твои мучения на этом закончатся. Хочешь?

     Ослик насупился и дернул ушами. "Еще не родился такой человек, который бы заставил меня сдвинуться с этого места!" - упрямо подумал он и боднул головой воздух.

     Бородач ловко выпряг его из потрепанной тележки и, затянув на серой шее толстую веревочную петлю, в один миг привязал осла к своему возку.

     Тонко и резко свистнул кнут и быки неспешно тронулись с места. Ушастый упрямец и не думал сдаваться. Он напрягся и пружинисто уперся в землю всеми четырьмя копытами. Веревка грубо дернула его и властно потащила за собой, стягивая горло железной хваткой. Он сделал шаг, другой, и, едва не задохнувшись, уныло поплелся за телегой.

- Ну что, лопоухий, бредешь потихоньку? - сверкнул белозубой улыбкой бородач. - Так то! Бодливой корове рога обламывают...

     Воз со скрипом въехал на широкий грязный двор. В нос ударил тошнотворный запах крови и гнили. Осел вздрогнул и в ужасе оглянулся назад: тяжелые ворота медленно закрылись и отгородили его от Мира высокой тесовой стеной. Навсегда!
                * * *
           Что не гнется - ломается. И жизнь ломает все,
                что не в силах согнуть.
                1999г.