Из темноты к свету. Часть 1. Глава 37

   
      - Серёжа... - приоткрыв глаза и взглянув на мужа, почти шёпотом, Люба произнесла его имя.
      Она сразу же осеклась, увидев его неподвижно сидящим за рулём автомобиля. Своим телом он навалился на дверь, вогнутую от удара внутрь салона. Его голова безжизненно свисала, от чего ей вдруг стало не по себе.

     Люба выплюнула осколки автомобильного стекла и, не поднимая головы, лежащей на спинке заднего сидения, перевела взгляд на сынишку. Она смотрела на него в промежуток между двумя передними сидениями. Сын лежал к ней спиной. Его голова упиралась в ноги мужа, и оставался он таким же недвижимым, как и его отец.

     Сидевший впереди сослуживец вообще не попал в поле её зрения. "Наверное, он  скрыт за спинкой сидения, ведь он парень щупленький и маленького роста",- предположила Люба.

     Обдуваемая лёгкими порывами ветра, проникающими в салон из-за отсутствия стёкол, она стала вслушиваться в странный гул, доносившийся со стороны двигателя, который смешивался с хриплым дыханием её мужа: хр-р... хр-р... хр-р...
     У неё возникло ощущение, что ребята просто очень крепко спят, хотя она отчётливо понимала, что случилось на самом деле.

     Слегка приподняв голову и поводив глазами по сторонам, Люба немного огляделась. Машина стояла внизу у обочины, на краю поля, снова в том же направлении, в котором они изначально двигались – в сторону дома. Снова уронив голову на спинку сидения, она крепко сжала веки и стиснула зубы, ещё до конца не осознавая весь ужас произошедшей аварии. Слёз не было, даже не смотря на то, что хотелось завыть диким зверем.

     - Есть кто живой?- вдруг услышала Люба чей-то мужской голос и снова открыла глаза.
     - Да,- ответила она, пытаясь поднять голову и привстать, но её тело по-прежнему не слушалось её.

       К машине подбежала взрослая женщина в белом халате и с ней ещё один мужчина.  Втроём они принялись вытаскивать из автомобиля пострадавших, уложив Любиного мужа на носилки.  Люба, собрав все свои силы, всё же выбралась из машины сама и, стоя  босиком, попыталась найти в салоне свои чёрные шлёпанцы на высоком каблуке. Нашла она только один, второго нигде не было. Оставив поиски, Люба босая бросилась к ребёнку, которого мужчины передали в руки женщине-врачу.

      - Не переживайте, ребёнок жив,- попыталась она успокоить Любу,- он просто ни на что не реагирует.
      Кивнув головой в ответ, Люба промолчала и направилась вслед за людьми, нёсшими носилки.
      Вдруг что-то заставило Любу оглянуться назад, и она остановилась. Её взгляд упал в сторону изуродованной машины, на которой не было ни одного стекла,  ни капота заднего, ни переднего, а сам кузов походил на полумесяц после удара о ствол огромного дерева, росшего на краю обочины. Вокруг были разбросаны  оторвавшиеся куски металла и радиатора, какие-то вырванные автозапчасти, выпавшие вещи...
 
      Носилки поднесли к машине «Скорой помощи», стоявшей у края дороги, где сразу за ней стоял КАМАЗ с прицепом, который так неудачно попытался обогнать Сергей.
      «Это же та самая «Скорая», которую мы обогнали ещё перед КАМАЗом»,- вспомнила Люба, почему-то удивившись, и  направилась в машину вслед за своим мужем.
       - Эй, девушка, остановитесь!- вдруг окликнула Любу женщина-врач.- В машине нет лишнего места, мы больного везём с подозрением на аппендицит, поэтому мы только парня на носилках можем с собой забрать, он вам кем приходится?
       - Это мой муж,- ответила Люба, остановившись, и тут же спросила:- А где ещё один пассажир, который ехал с нами?
       - Он давно уже на попутке уехал. Как очнулся, так сразу и убежал,- ответила  медработник и спросила:- Вы ребёнка сможете на руках держать?
       - Надеюсь, что смогу,- ответила Люба, принимая на руки сынишку из рук врача.
       - Тогда забирайтесь в КАМАЗ. Всё, немедленно уезжаем,- дала команду  работница «Скорой помощи» и, обратившись к водителю КАМАЗа, подошедшему к Любе, сказала:- Забирайте её с ребёнком и поезжайте вслед за нами прямо к больнице.

       «Скорая» тронулась с места и помчалась в сторону Новосёловки.
       Пока Люба забиралась в кабину, водитель стоял внизу и держал на руках мальчонку, осторожно поддерживая его пострадавшую голову. Когда она уселась, он бережно передал ей ребёнка и, быстро оказавшись за рулём, направился вслед  за больничной машиной, стараясь сократить расстояние и догнать её.

       Промчавшись мимо села, уходившего от трассы влево, Люба зачем-то сказала водителю:
       - Село Раздольное проехали... мы живём там, мы к себе домой ехали.
       - Вы километра полтора не доехали,- ответил он, устремив на дорогу всё своё внимание и не поворачивая головы.

       Маленький Серёжка спокойно лежал на маминых коленях в объятиях её рук. Он не плакал, не стонал, он вообще не издавал никаких звуков. Люба постоянно всматривалась в сынишку, пыталась понять его состояние. Вдруг от увиденного ужаса у неё началась истерика.

       - Он умирает!- закричала она в панике.- Мой сын умирает! А я ничем не могу ему помочь!
       Веки ребёнка неожиданно стали  надуваться и происходило это так быстро, что в считанные секунды они превратились в огромные шары непонятного цвета. Любе показалось, что из-под них вот-вот появятся и выскочат наружу глазные яблоки. Картина эта оказалась устрашающей и впечатлительной настолько, что Люба снова чуть не потеряла сознание.

       - Держите себя в руках, прошу вас!- попросил водитель, краем глаза взглянув на ребёнка.- Его обязательно спасут, уже скоро приедем.

       Продолжая вглядываться в своего малыша, Люба увидела, что вздутие век, наконец, прекратилось, лишив его возможности что-либо видеть. Её сын по-прежнему молчал, не произнося ни звука, и даже не шевелился, но всё ещё оставался живым. На  сердце чуть отлегло, и она вспомнила о муже: «Мой муж, мой любимый Сергей, как ты там? Я верю, что всё будет хорошо, только бы успеть до больницы вовремя добраться».

       Этот момент настал и Любу с ребёнком поместили в палату одной из районных больниц города Новосёловки. Она увидела, как её мужа на медицинской каталке завезли в кабинет диагностики, под названием «Манипуляционный», и с облегчением вздохнула. Первым делом, прямо из больницы, она позвонила свекрови и Серёжиному руководству в контору, чтобы рассказать о случившемся.

       Вернувшись в палату, Люба села на край кровати и, не сводя глаз с ребёнка, стала ожидать приезда родителей мужа. Отступивший на время страх снова вернулся, и переживания нахлынули с новой силой. Вдруг, стоявшую в палате тишину нарушил разговор двух женщин, одна из которых была посетительницей.
        - Клава, я по дороге к тебе, не доезжая до Раздольного, такую аварию страшную видела, что до сих пор не по себе. Кто-то на голубом москвиче разбился, жутко смотреть на то, что от машины осталось. Точно говорю, что живых в ней никого не осталось.
       - Представь себе, Шурочка, что как раз все остались живы, только пострадали сильно,- ответила  пожилая женщина, лежавшая  недалеко от Любиной кровати.

       Люба перевела взгляд в их сторону, прислушиваясь к разговору. «Эти две женщины очень похожи,- подумала она.- Наверное, они родные сёстры».
       - Этого не может быть. Ты что-то знаешь? – удивилась Шура.
       - Вот, посмотри, видишь эту дивчину с ребёнком?- спросила у неё Клава и, не дожидаясь ответа, продолжила:- Они из этой машины, а муж её в кабинете лежит под присмотром врачей, хотя он и без сознания, но живой.
       - Тогда это просто какое-то чудо,- ответила посетительница и, посмотрев на Любу с ребёнком, сказала:- Значит, они в рубашке родились. Вообще, на том отрезке пути произошло что-то странное, за несколько минут случились сразу три аварии, если их соединить между собой, то получится треугольник. Самая страшная из них – на голубом москвиче. Я подумала, что если две другие аварии на вид не очень серьёзные, но получились со смертельным исходом, то что говорить о голубом москвиче? Меня удивило, что именно на этом участке дороги прошёл дождь, хотя постоянно светило солнце и непонятно откуда он взялся. У меня сложилось впечатление, что в этом месте был расставлен капкан и, что их всех там уже кое-кто поджидал.

       Услышанный разговор сильно удивил Любу. Она продолжала молча слушать, не теряя надежды на спасение мужа и ребёнка, ведь рядом были врачи, которые обязательно их спасут. Однако в итоге реальность окажется для неё совершенно бесчеловечной и слишком жестокой...

       Уже почти свечерело, когда в палату вошёл Любин свёкор.
       - Папа, вы видели Сергея? Как он там?- первым делом спросила Люба и, не дожидаясь ответа, сказала:- Я хочу к нему, мне надо его увидеть.
       - Думаю, что этого делать не стоит, Сергей без сознания,- ответил он с видом, ничего не выражающим.- Я пришёл взглянуть на внука.
       - У него так веки надулись, что глаза не открываются, он ничего не видит и ни на что не реагирует, всё время молчит,- начала жаловаться невестка, спросив:- А где мама? Она приехала?
       - Да, она  в ординаторской, с врачом беседует.
       - Я хочу увидеть Серёжу, отведите меня к нему,- настойчиво повторила Люба  и тут же обратилась к женщине, лежавшей рядом с ними:- Прошу вас, присмотрите за моим сыном, я скоро вернусь, мне нужно мужа увидеть, узнать, что с ним и как он себя чувствует.
       - Конечно, идите, мы все вместе присмотрим за ним,- ответила женщина с сочувствием.
       - Папа, пойдёмте скорее,- стала торопить Люба свёкра, поднимаясь с кровати.

       Сопротивляться он не стал, а сразу же направился к выходу. Люба последовала за ним и, пройдя немного по коридору, они вошли в манипуляционный кабинет. Сергей лежал на каталке почти по центру помещения совершенно один, издавая всё тот же хрип. 

       «Его не подключили ни к какому аппарату, ему даже систему не поставили, он лежит всеми брошенный и никому нет до него дела»,- ужаснулась Люба, и сердце её сжалось в маленький комочек.

       Она подошла к нему и внимательно посмотрела на его очаровательное лицо. Отросшие густые волосы, откинутые назад, открывали красивый высокий лоб, а губы, необыкновенно нежные и слегка припухлые, приоткрывали рот, наполненный клокочущей окровавленной пеной. Любин разум мгновенно помутился, ноги задрожали, и она едва не упала от внезапно появившегося бессилия.

       - Что это? Что с ним происходит?- нервно спросила она у свёкра, охваченная паникой.
       - У него от удара о дерево сломались рёбра с левой стороны и проткнули ему левое лёгкое, которое заполняется кровью,- совершенно спокойно ответил свёкор,- поэтому он и хрипит.
       - Надо немедленно что-то делать!- возмутилась Люба, впадая в истерику.- Почему он лежит один? Почему никого нет рядом? Почему его не спасают?

       Станислав Фёдорович в ответ молчал. Он взял небольшую резиновую грушу, лежавшую рядом на небольшом столике и ввёл её в рот сына, пытаясь хоть как-то отобрать из него пенистую кровь. Попытка оказалась безрезультатной, и он положил её на прежнее место, наконец, сказав невестке:
       - У них в больнице нет аппарата, который жидкость из лёгких выкачивает. Мы Михаилу Григорьевичу позвонили, он едет сюда из Курахово, уже скоро должен приехать.
       Люба вздохнула с облегчением и подумала: «Раз брат свекрови сюда едет, значит, Сергея он спасёт, всё-таки племянник его, тем более что врач он грамотный».

       Любе пришлось вернуться в палату к своему беспомощному сынишке. Присев на край кровати, она смотрела на него с тревогой, не понимая, что с ними будет происходить дальше. А ещё она не могла понять, почему свекровь не хочет зайти к ним в палату, чтобы их увидеть. Женщины уже готовились отходить ко сну, а у неё сна ни в одном глазу не было.

       В это самое время прибыл Михаил Григорьевич, и вместе с ним Любина свекровь стала принимать решение о дальнейшей судьбе своего сына. Решение вскоре было принято, и в приказном порядке она всем запретила говорить Любе об этом решении, а так же и о дальнейших последующих событиях.
        Вердикт, вынесенный сыну, оказался бесчеловечным – никаких действий по спасению не предпринимать, так как в случае его спасения ему грозит инвалидное кресло из-за повреждённого позвоночника, и ещё  возможна потеря памяти. Чтобы облегчить себе жизнь, а ему – избавиться от будущих страданий, они оставили Сергея умирать, ожидая, когда он захлебнётся своей собственной кровью и сердце его остановится навсегда.
       Спрашивать Любиного согласия свекровь не собиралась, наоборот, она решила скрыть от неё  факт предстоящей смерти, так как заранее знала, что Люба пойдёт на всё, лишь бы только Сергей остался жив. Она действительно не позволила бы свекрови допустить такого безумия.

       Находясь в неведении, Люба продолжала сидеть рядом с сынишкой и искренне верить в спасение своего мужа, надеясь на помощь Михаила Григорьевича. Спать ей совершенно не хотелось, хотя было уже далеко за полночь. Не смотря на то, что в палате продолжал гореть свет, все женщины давно спали.
       Прошло пять часов после аварии, когда сердце её мужа остановилось. Люба не предчувствовала приближения беды, надежда на спасение окрыляла её и давала ей силы. 
       «Дядя Миша его обязательно спасёт,- с надеждой думала наивная Люба,- и я буду любить Серёжку ещё сильнее. Он самый лучший, самый красивый, он только мой и я его никому не отдам».

       А в это время, под покровом ночи, труп Сергея уже грузили на бортовую машину, для отправки в морг. Его обнажённое тело забросили на кучку соломы, лежавшую в кузове, а снятую одежду отдали родителям.


       Дверь в палату открылась, и в неё вошёл Станислав Фёдорович. Подходить к Любе свёкор не стал, оставшись стоять у порога. Он позвал её на выход, не произнося ни звука, а лишь махнув ей кистью руки. Люба осторожно встала, чтобы не потревожить спящего сынишку и направилась к двери. Выйдя в коридор, она подошла к окну, где он ожидал её.
       - Сергея повезли в больницу на Донецк, ему необходима срочная операция,- солгал он невестке без зазрения совести.- Утром тебя с ребёнком отвезут туда же.
       - Теперь его обязательно спасут!- радостно воскликнула Люба.- Совсем скоро мы с ним увидимся.
       - Я вот что спросить хочу: если он всё же умрёт, какими будут твои дальнейшие действия?
      Удивившись странному вопросу, невестка категорически заявила:
       - Он не умрёт!
       - Конечно, его спасут,- согласился он цинично,- но мало ли, что может случиться.
       - Вы что такое говорите? Даже думать об этом не хочу,- возмутилась Люба.- Он будет жить!
       Но свёкор был слишком настойчив и снова повторил свой вопрос:
       - В жизни всякое случается, просто хочется узнать, ты тогда здесь останешься или к родителям уедешь?
       - Конечно же, я останусь с вами,- уже спокойно ответила ему Люба.- Но только Серёжка не умрёт, донецкие  врачи  его обязательно спасут.

       Этой ночью Люба  даже  не пыталась уснуть, она с волнением ожидала  наступления заветного утра. За всё время свекровь так и не зашла  к ней в палату, с невесткой видеться ей, явно, не хотелось.

       И вот, наконец, машина «Скорой помощи» уже мчалась на Донецк, оставив далеко позади весь тот кошмар, который свалился на измученную Любу всего каких-то полсуток назад. Везли её с сыном на обследование и лечение в отделение нейрохирургии, находившееся при областной больнице.

       «Сергею операцию уже точно сделали,- размышляла она, сидя в машине.- Скоро я его увижу, ведь нас везут прямо к нему. Как же я соскучилась за ним, словно не видела его целую вечность».

       От  лёгкого покачивания малыш крепко уснул, и Люба тоже слегка расслабилась, погрузившись в свои мысли. А «Скорая» продолжала свой путь, всё ближе и ближе приближая Любу к её мечте – долгожданной встрече с любимым мужем...

       Это наступившее утро вдруг болью пронзило сердце Любиной сестрёнки, которая готовилась идти на занятия в школу – уже шла подготовка к экзаменам.  Это утро нанесло удар в сердце каждому из них, и матери, и отцу, когда в их руках оказался клочок бумаги с пометкой «Телеграмма», переданный женщиной – работником почты. Текст оказался коротким, он состоял всего из трёх слов, шокирующих и одновременно не проясняющих действительности. Валентина Ивановна прочитала вслух дрожащим голосом:
       - Приезжайте хоронить Серёжу.
       - А какого именно?- попыталась уточнить растерянная Оля.- Большого или маленького?
       - Понятия не имею,- ответила ей мама, охваченная ужасом, и, отойдя от калитки, сказала, направляясь в сторону летней кухни:- Надо скорее отцу сообщить; хорошо, что мы ещё на работу не ушли.
       - Не понимаю, как можно было отослать такой запутанный текст? Специально, что ли?- возмутилась Оля со слезами на глазах.

       Сборы прошли быстро и, уладив все необходимые дела, Николай Иванович со своей женой и дочерью отправились на автовокзал. Они успели на проходящий автобус «Херсон – Донецк» и, заняв свои места, немного вздохнули от того, что прибудут в Константинополь уже к вечеру.

       Весь день они будут ехать в автобусе, пребывая в раздумье, к кому же на похороны они едут.
       - Если умер ребёнок, конечно, жалко, но они ещё могут родить себе деток,- сказала мужу Валентина Ивановна, измученная горем и неведением.- Хочется всё же, чтобы старший Сергей был жив.
       - Я тоже хотел бы,- ответил Николай Иванович и плотно закрыл глаза, стараясь удержать слёзы, которые так и рвались наружу от тупой сердечной боли, ведь на самом деле сделать выбор между зятем и внуком для него было невозможным, он сам готов был умереть, лишь бы каждый из них оставался жить...


       Любу с сынишкой определили на второй этаж нейрохирургического отделения, в довольно просторную палату, в которой лежало много пациентов. Они сразу же устремили на неё свои взгляды, как только она вошла к ним с ребёнком на руках. Со всех сторон к ней посыпались вопросы, их всех разбирало неподдельное любопытство, и Люба во всех подробностях передала им события вчерашнего вечера.
       - Сегодня в ночь мужа привезли куда-то сюда,- сказала им Люба, заканчивая своё повествование,- чтобы сделать ему операцию. Я обязательно должна его найти. Прошу вас, присмотрите за сынишкой.

       Договориться с женщинами оказалось не сложно и, оставив ребёнка на их попечение, она отправилась разыскивать своего Сергея.
       - Подскажите мне, пожалуйста, куда могли определить моего мужа, его ночью сегодня привезли к вам из Новосёловки, чтобы срочно сделать операцию,- спросила Люба у дежурной медсестры.
       - Никого к нам не привозили,- последовал короткий ответ.
       - Мне сказали, что ночью моего мужа повезли в Донецк на операцию, и меня с ребёнком отвезут туда же, но только утром,- дрожащим голосом пыталась она прояснить ситуацию.
       - Больница, вон какая огромная, где вы его искать собираетесь?- ответила медработник, пытаясь скрыть раздражение.- Не мешайте работать, никуда ваш муж не денется, со временем найдётся.
       - Ну, хотя бы приблизительно, в каком направлении его искать?- не отступала Люба, вытирая рукой выступившие слёзы.

       Женщина в белом халате упорно молчала, делая какие-то записи в учётном журнале, а Люба продолжала стоять в недоумении, пытаясь понять непонятное.
       Разве могла она подумать о том, что весь персонал был предупреждён о смерти её мужа, и все они должны были скрывать от неё этот факт. Всем медработникам было приказано молчать и не давать ей никуда звонить, отвечая, что повреждена линия. Любина свекровь даже дома телефон отключила, чтобы с невесткой не общаться. Но Люба всего этого не знала, испытывая душевные муки, она ко всем продолжала обращаться за помощью, и все делали вид, что не понимают, чего она от них хочет.

       Люба возвращалась к ребёнку, потом снова уходила и снова возвращалась.  Её сердце металось между двух любимых для неё мужчин – сыном и мужем, которого она выпустила из вида и теперь никак не могла найти.
       Она бродила по этажам огромной больницы, заглядывая в каждую палату.
       - Серёжка.., любимый мой.., где же ты?- спрашивала она, подходя к больничным койкам и высматривая среди пациентов, измотанных бинтами с головы до ног, своего мужа. Мужчины лежали неподвижно, у некоторых из них были подвешены вверх ноги и все они молчали, не произнося ни слова в ответ.
       Люба подходила к каждому и вглядывалась в их лица.
       - Где же ты? Отзовись... Серёженька..,- не унималась Люба, наводя на окружающих безмерную жалость.

       Со стороны она выглядела умалишённой. Находясь в состоянии глубокой прострации, она постепенно теряла остатки сил, но не теряла надежды на встречу с любимым мужем.
       Сначала Любины похождения медработники терпели, но ближе к вечеру их терпение лопнуло и они стали гнать её отовсюду, словно сговорившись между собой.

       Что может выдержать любящее сердце? Сколько горя и страданий оно способно перенести? Вернувшись в свою палату, Люба упала на кровать рядом с ребёнком и, обессиленная, залилась слезами, не издавая ни звука...

      
       Автобус уже подъезжал к селу Константинополь и Николай Иванович с женой  и меньшей дочерью приготовились к выходу. Икарус остановился на обочине перед изгибом трассы, уходящей вправо и, высадив пассажиров, скрылся за поворотом, ведущим на Донецк.
       Они перешли на противоположную сторону и дальше пошли вниз по грунтовой дороге, посреди которой виднелась огромная лужа и куча барахтающихся в ней детей. Подойдя к ним  поближе, они узнали среди них племянницу Сергея и, подозвав её к себе, спросили у неё:
       - Ирочка, а какой Сергей умер, большой или маленький?
       - Дядя Серёжа умер, он на машине разбился,- ответила девчушка лет пяти и побежала назад к луже.

       Когда втроём подошли к дому и вошли в калитку, они увидели большую крышку гроба, приставленную к стене, большие венки и поняли, что действительно умер взрослый Сергей. Двор был наполнен незнакомыми им людьми, пришедшими попрощаться со своим односельчанином.

       «Ну, вот, не зря моя душа всегда за Сергея болела, чувствовала она неладное,- распереживалась Валентина Ивановна,- Сейчас увидим Любу с внуком и всё узнаем».
        Но оказалось, что дочь с малышом тоже стали участниками аварии и в данный момент они лежат в больнице, до которой ехать более шестидесяти километров.

       Любины родители и сестрёнка Оля прошли в дом, в зал с чёрным пианино, где стоял гроб с телом Сергея. Голова его была обмотана белым платком, завязанным сзади, так как волосы были обриты при вскрытии, а череп повреждён. Его по-прежнему красивое лицо покрывал лёгкий румянец и казалось, что он просто спит.

       Здесь же в комнате на диване сидели мать и родной брат свекрови, а так же его жена, и переговаривались между собой. Они вовсе не горевали, горя для них словно никакого и не было.
       - Культурный мальчик был, а под ногтями грязь не вымытая,- донеслось до   Ольги со стороны дивана.

       «Да что же это за люди такие?- мысленно возмутилась Оля.- Такое горе, а они все - чурбаны бесчувственные. Одни машину разбитую в огород притащили, крутятся вокруг, думают, как бы уцелевшие запчасти от неё продать, да мотоцикл, в придачу, чтобы новую купить. Гроб в доме стоит, а у них в голове новая машина. Другие тоже ничем не лучше, надо же – сидят и ногти разглядывают вместо того, чтобы сострадать, может он мотоцикл ремонтировал и не успел отмыть как следует».

       Сердце шестнадцатилетней девчонки не смогло вынести такого бесчувствия со стороны взрослых, и она вдруг зарыдала навзрыд, сидя прямо у гроба дорогого для неё человека, ставшего родным на всю её жизнь.
       Оля так сильно плакала, что в груди у неё всё содрогалось. Она сквозь слёзы смотрела в закрытые глаза Сергея и мысленно сострадала ему, как вдруг  увидела, что с его правого глаза вытекла розовая слеза и скатилась к уху.  Внезапно она почувствовала, что Сергей слышит её и что таким образом он прощается с ней навсегда - с ней и с её любящим сердцем.

      Эта девочка была права в том, что не успел Серёга должным образом вымыть руки, поэтому грязь и осталась под его ногтями, но только не от мотоцикла, а от въевшейся краски оливкового цвета, которой он совершал внутреннюю покраску автомобиля у Любы на работе за пару часов до аварии...


       Люба  продолжала лежать рядом с ребёнком, который никак не мог раскрыть своих опухших век, чтобы снова взглянуть на окружающий его мир, он  постоянно спал. Она же, наоборот, потеряла покой и сон. Все её мысли были сейчас только о муже, мозг едва выдерживал внутреннее напряжение и, если бы не забота о сыне, она бы просто сошла с ума от неизвестности и отчаяния. Продолжая оставаться в неведении, Люба провела остаток вечера в палате, уткнувшись в подушку и почти ни с кем не разговаривая.

        Бессонница и отсутствие аппетита, помимо всего прочего, постепенно обессилили Любу до состояния, когда она полностью отключилась. Ей снился сон, в котором она в одиночестве брела по колхозным полям, недалеко от их дома. Она наблюдала, как одним трактором зачем-то выкорчёвывали деревья из лесополосы, а другим – следом перепахивали землю, которая огромными чёрными пластами вздымалась из-под плуга.
       - А, зачем  вы это делаете?- поинтересовалась Люба у пахаря.
       - Мы земли новые осваиваем,- ответил он с гордостью и каким-то величием.
       Услышав ответ, Люба сразу же проснулась, открыв глаза. Ночь для неё пролетела одним мгновением.

       «Странный сон мне приснился, да ещё с четверга на пятницу, значит,  сегодня же и сбудется,- подумала она, вспоминая подробности.- Что-то нехорошее предвещает он, надо его женщинам рассказать, они помогут разгадать».

       Выслушав Любу, все молчали, зная точную его разгадку, но лишь только одна из них убедительно сказала, слукавив:
       - Всё у тебя будет замечательно, главное, не падай духом.
       Выдавив из себя искусственную улыбку в ответ, Люба потянулась к сынишке, надеясь в глубине души на приезд свёкра и свекрови, которые и помогут ей разыскать Сергея.

       - Фомичёва Любовь Николаевна, спуститесь вниз на выход, к вам посетители прибыли,- вдруг сообщила молоденькая медсестра, заглянув в открытую дверь палаты.
       - Спасибо,- только и успела сказать ей Люба в ответ.

       Через минуту она уже спускалась вниз по лестнице, спеша на встречу к Серёжиным родителям. Сильная слабость одолевала её, кружилась голова, подкашивались ноги, и от волнения дрожало всё тело. Оказавшись в небольшом узком коридоре, Люба распахнула дверь и вышла на больничное крыльцо.

        От состоявшейся встречи взгляд её помутился и перед глазами всё поплыло, как в тумане, в ушах зашумело и стало притягивать к земле, разум  всё понимал, и в тоже время он упорно сопротивлялся, не желая что-либо понимать.
       - Мама.., а почему ты в чёрном платке?- тихо спросила Люба, с недоумением глядя в глаза своей матери, а затем и в глаза отцу.

       Родители оказались в замешательстве, они и предположить не могли, что их дочери до сих пор ничего не известно. Сердце Валентины Ивановны дрогнуло и она, собравшись духом произнесла:
       - Любочка, а Серёжи больше нет.

       Услышанные слова окончательно помрачили её сознание, веки сомкнулись и она машинально сделала очень глубокий вдох. Резко открыв глаза и подняв вверх голову, она вдруг изо всех сил обрушила свой голос в небо:
       - Се-е-е-рё-ё-ё-ё-ё-ё-жа-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!

        Сделав новый вдох, она снова самопроизвольно выжала из себя мощный и продолжительный и крик:
       - А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!

       Больничный корпус имел форму постройки в виде буквы «П», Люба стояла на краю его левой стороны, обратив лицо к соединяющей стороне. В её глазах запечатлелись люди в белых халатах, стоящие у каждого окна многоэтажной больницы и было их так много, что окна ей показались белыми. Они знали её горе, знали и молчали, знали и всё равно гнали её, а теперь, услышав её душераздирающий крик, их сердца дрогнули, может кто-то из них даже проронил слезу в память об  израненной любви.

       Выплеснув наружу боль своей души, Люба почувствовала себя совершенно обессиленной и потерянной. Её родителями было принято решение, что мать останется на время похорон в больнице с внуком, а дочь отвезут хоронить мужа.

       Люба села в автомобиль, на котором за ней приехали, и увидела сидящую в нём свекровь, но разговор не получался, и всю дорогу ехали они молча. Когда же машина подъехала ко двору, Люба увидела из окна, что двор заполнен людьми. Люба вышла из машины и вместе с отцом и подошедшей сестрёнкой они вошли во двор.
 
       Прибывали всё новые и новые люди. Встречал их Станислав Фёдорович с улыбкой на лице, что приводило людей в замешательство. Им казалось, что прибыли они не на похороны, а на свадьбу, потому что лица родственников покойного никакого горя не выражали, наоборот, все они шутили и улыбались.

       Проходя сквозь толпу, Люба увидела прибывших на похороны сотрудников вместе с директором. Приняв от них соболезнования, она прошла в зал, чтобы навсегда попрощаться с любимым человеком.

       Люба подошла к гробу и, взглянув на мужа, поцеловала его и заплакала. Платочек, повязанный ему на голову, напомнил ей то время, когда на прохождении практики во время уборки зерновых, он повязывал вместо платка разорванную наволочку, чтобы пыль и солома не забивались в его густые волосы.

       Никогда ещё Люба никого не хоронила, происходило всё, как во сне. Гроб с телом погрузили на машину и повезли, а она сидела рядом с ним, лишённая самообладания, потому что узнала всю правду о случившемся.
       «Его же могли спасти, за пять часов - на край света можно доставить. Ну и что, что на инвалидной коляске ездил бы, зато он был бы живой. В голове не укладывается, как можно было бросить сына и не спасать?»- думала Люба, вспоминая любимый фильм «Не могу сказать «прощай».
       Люба взглянула на похоронную процессию, людей было столько, что не сосчитать, словно хоронили Леонида Ильича Брежнева. Она была настолько измучена, что перестала что-либо соображать, её покинули последние силы и только отец и сестрёнка всегда были рядом, поддерживая её.

         Похороны прошли быстро, как в тумане или, как во сне. Любе казалось, что всё происходило не с ней, что муж её вот-вот приедет, и они снова будут вместе.

       - Люба, я на похоронах такое видела, что мне даже страшно стало,- сказала Оля своей сестре, когда они присели во дворе у колодца с водой, после возвращения с кладбища.
       - И что тебя так напугали?- спросила Люба, проявив  интерес к интригующему началу разговора.
       - Свекровь твоя, когда гроб в могилу опустили, бросила на него огромный навесной замок и сверху связку ключей. Когда он упал, то такой грохот раздался, что люди стали возмущаться, а она отвечает им: это так надо. Я лично своими глазами всё видела.
       - Наверное, опять колдовала. Я подозреваю, что она точно ведьма,- подтвердила Люба подозрения сестры и в подробностях рассказав всё, с чем ей пришлось столкнуться.

         Рассказанный Олей инцидент с замком морально подействует на Любу, и она не на шутку испугается выходок своей свекрови. Спустя всего несколько дней после случившегося, у Любы во сне состоится разговор с её покойным мужем, но ощущение останется, будто они общались наяву.
       - Серёжа, скажи мне, это правда, что твоя мать – ведьма?
       - Да, это правда.
       - А почему ты мне никогда об этом не говорил?
       - Я просто не хотел тебя расстраивать...
   
       С таким багажом Любе предстояло жить в бесконечном противостоянии. Оставлять невестку в покое свекровь не собиралась, наоборот, она собиралась сделать всё, чтобы сжить её со свету...