Пространное отступление о сюжете, содержащее понятие саспенса, как он есть
"Я переделал эту часть, потому что в моей вычурной композиции не было драйва, динамики, саспенса, а мне казалось, что есть".
(автоцитата вместо эпиграфа)
Уже решившись рассказать о сопротивлениях в процессе компоновки литературного материала, я вдруг понял, что не все сказал о сюжете. Даже больше – не сказал самого главного, без чего все мои предыдущие и последующие наблюдения не имеют ну ровно никакого смысла. Я не сказал о наиважнейшем свойстве сюжета, то есть истории, рассказанной определенным способом с определенной целью (целями) – такое определение сюжета я дал в первой части.
Шестнадцати лет от роду я попытался написать реалистический рассказ о последнем свидании Лены Джорджикия и Димы Пинчука. Ребят этих я не выдумал, свидание и в самом деле состоялось, я был рядом, сидел тут же, под навесом, а они играли в шашки и смотрели друг на друга. И это все, и об этом можно было бы писать романы, поэмы, стихи, об этом можно было бы снимать фильмы от пяти минут до трех с половиной часов.
Раз за разом я пытался описать их взгляды и начинал заново, наконец, отчаявшись, понес очередной вариант учительнице - на этом, как мне казалось, кончилась моя литературная деятельность.
И вот, как-то раз, дело было уже в конце 10-го класса, на учебно-производственной практике "библиотечное дело" мы писали рассказы. Я совершенно неожиданно для себя вновь рассказал о свидании. Рассказ опять-таки был основан на реальном событии, только событие это стало поводом, даже точнее, метафорой, передающей что-то другое, как, например, слово «лето» в стихотворении «Вот и лето прошло…». Можно смело утверждать, что свидание я выдумал, хотя в этом случае принято выражаться витиевато: поэт преобразил повседневную жизнь в…ну, во что-нибудь преобразил. «Этот тоненький голос в трактирном чаду будет вечно звенеть в «Соловьином саду»».
Спустя 27 лет из этого рассказа получился лучший мой короткометражный сценарий «Знаю», но это уж к делу не относится.
Я написал рассказ о мальчике, который опоздал сказать девочке, что любит ее. Но о том, что мальчик хочет встретиться с девочкой, читатель узнает только в финале, а о цели встречи и вовсе ни слова; то есть рассказ вовсе не о событии, оно - только развязка. Больше того, если человек пишет рассказ о событии - это репортаж, и чем суше репортаж, тем он информативнее, если цель - рассказать именно о самом о событии. Поэтому, когда автор говорит, что его произведение о том, как "мама мыла раму", он либо скрывает самое главное, попросту, не хочет ничего рассказывать; либо его произведение до крайности инфантильно. Что значит "инфантильно" и какое свойство сюжета с головой выдает нам всю подноготную об авторе и его поклонниках, я и расскажу.
Хорошо, о чем же рассказ, если не об опоздании? Я мог бы сказать "о мальчике", и был бы прав, но вот беда, я был бы единственным, кто знает, о каком мальчике идет речь и чем этот мальчик так знаменит, что о нем написан целый рассказ. Даже читатели не смогли бы объяснить, что же я имею в виду, хотя интуитивно согласились бы: да, о мальчике...и еще о чем-то неуловимом, что вдруг этого мальчика коснулось, когда он проснулся рано утром...Давайте проще: рассказ о том, что мы можем знать о происходящем (не важно, будущее оно, настоящее или прошлое, потому что все вместе - пространство). Предыдущее предложение - формулировка темы. Мальчик еще не знает, что ему захочется встретиться с девочкой, а он уже опоздал, он все время торопится и весь день слышит стук дятла. А вот это - сюжет, вернее, коротенький его пересказ, содержащий основную фигуру речи, развернутую в рассказе (торопится) и основной образ, указывающий нам некий "ракурс", с которого надо смотреть на рассказываемое (стук дятла). А могла бы кричать кукушка, но тогда мы бы сказали сразу - неинтересно, понятно, ослиные уши. И об этом я тоже скажу подробнее.
Чего не было в моем абсолютно реалистическом рассказе о свидании Димы с Леной? Сюжета. Было событие и более-менее красивый рассказ о нем. И ведь у меня была цель: передать саму непоправимость в чистом виде - Лена и Дима никогда не увидятся. Получилось, но в другом рассказе, где само ощущение обрело динамику, стало сюжетным. Как это? Что такого особенного есть в сюжете? А в нем есть то, что разные люди называют по-разному, кто-то "действием", кто-то "саспенсом", кто-то "вектором развития фабулы и эмоции", кто-то, наверное, придумал еще какое-нибудь слово, но никто толком не может объяснить, что же это за штука. И заметьте, она существует в любом сюжете, рассказан ли он устно, написан или представлен в картинках. Что же собой представляет саспенс?
Надо бы начать развивать вот этот самый пункт, но воспоминания юности никак не дают покоя.
В 19 лет я записал себе на листок бумаги, примерно, следующее: «Некая страна существует уже тысячу лет. Периодически в местах с высокой концентрацией "духа этого общества" (в нашем случае - в древней, а теперь давно заброшенной столице Орисье, превратившейся в рыбацкую деревушку на берегу большой реки) рождаются странные люди. Они уходят из родных мест и становятся катализаторами назревших социальных процессов. Эти люди, как правило, не живут долго, но с их именами связаны великие исторические события. В нашем случае - это пират Картасар (на островном диалекте произносится не "корсар", а "картасар", именно так называли своего главаря островитяне, впоследствии, в исторических сочинениях, слово "картасар" превратилось в имя собственное, настоящего же имени нашего героя никто не знал). Итак, появившись в нынешней столице, городе Дорленд, и поссорившись с властями, Картасар бежит на один из островов; а вскоре создает пиратское государство со столицей в Портленде. Пираты блокируют Дорленд и другие приморские города, контролируют внешнюю торговлю, как законную, так и незаконную. Сам Картасар, по слухам, любовник королевы и всех ее фрейлин. Заканчивается история сменой формы государственного устройства: революция в прогнившей империи поставила во главе армии и флота талантливых командиров, разгромивших пиратское государство. Сам Картасар, по легенде, погиб, защищая свою любимую крепость Кагале, хотя мог преспокойно бежать еще до начала осады.
Придумал я и того историка, который пытается, отделив легенды от фактов, создать портрет реального человека, носившего имя Картасар. Сочинение этого историка, естественно, подвергнуто остракизму, сам же он лишается репутации среди коллег. Написал я и начало: рассуждения историка о легендарной гибели Картасара и перечень всех документальных фактов о личности пирата. Заканчивался отрывок песенкой, сочиненной якобы самим Картасаром. Припев известен в двух вариантах: "Когда воротимся мы в Портленд" и "Когда воротимся мы в Дорленд". Историк рассуждает, какой из этих двух вариантов мог написать Картасар. Увы, больше я не сочинил ни строчки.
И к чему я все это рассказал? К тому что великий художник опережает время и начинает сочинять фентези-пентези лет эдак за пять-шесть до того, как они вошли в моду? Ну...не без того, и этот проброс в будущее вполне объясним. Но я не о нем, он достоин отдельной работы. А вот теперь представим себе, что я, «вылаживаю» этот текст в интернет, на сайт "Проза.ру", там его находит некий сценарист, понимает, что "дудачок" выкинул в помойку золотой слиток, который теперь можно безнаказанно украсть, и пишет сценарий. В голове у него, ясен пень, фентези-пентези. Какой вид приобретет моя идея в его изложении? Давайте прикинем.
Для того, чтобы определить, какой вид у культурного (мейнстримного) сценариста приобретет эта история, надо сразу ввести подходящие фабульные клише. Значит так, Картасар у нас будет либо хорошим, либо демоническим злодеем. Если он хороший, то вся история обретет следующий вид: плохие дяди делают больно юному герою, он бежит на остров, встречается с колдуном или учителем-джидаем, учение его прерывается появлением плохих дядей, юноша побеждает одного из них и снова бежит, а плохие дяди убивают учителя. Юноша вплавь или на акуле добирается до другого острова, собирает там команду и начинает мстить. Если мы хотим ввести любовный элемент, тогда вписываем и дочь учителя, в которую юноша влюблен и которую, дело ясное, украл главный злой дядя, но ни в коем случае не изнасиловал банально и просто, а обязательно запер в высокую башню, которую и начал осаждать в целях добиться взаимности девушки, которую почему-то не изнасиловал. Пока злодей ведет осаду башни, Картасар собирает команду угнетаемых аборигенов, рабов плохих дядей, бежавших из рабства, или еще кого-нибудь и становится знаменитым неуловимым мстителем. Дальше остается рассказать, какими способами наш герой замочит или засушит по одному (обязательно по одному!) всех плохих дядей, освободит девушку и...можно убить их обоих в крепости Кагале, куда за ними приплывает вся армия, а можно дать им сбежать. Всю историю о том, как хороший мститель убивает плохих дяденек, нужно густо смазать псевдо-эзотерикой про дух народа, поселившийся в Картасаре, или про то, что он наследник мистических королей из параллельного мира, где обитают благородные бальдруины, мальдруины или суперсэйлдруины (суперсэйлдруиды даже лучше).
Второй вариант - демонический Картасар. Ну, там, в принципе, все то же самое, только вариантов чуть больше. Для начала определим, исправится наш демон-злодей, то есть, будет ли он сначала плохим, а потом хорошим; или же не исправится. Если исправится, то он должен встретить хорошую девушку, учителя-джидая, призрака-овца-гамлета или еще кого. Если он должен так и остаться демоническим, то надо решить, хорошо это или плохо. Если это плохо, то надо ввести хорошего мальчика, который найдет смерть Кащея в яйце и в финале, замочив или засушив (обязательно по одному!) всех слуг демона-Картасара, встретится с ним в поединке и замочит-засушит. К паре мальчик - демон прилагается одна на двоих девушка. Если демон - это хорошо, тогда смотрите Джека Воробья или что-нибудь подобное. Понятно, что плохими будут те, кого Картасар станет мочить-сушить (NB ПО ОДИНОЧКЕ!!!!!!!!!!!!!!!!).
Вот мы и подошли к тому, что такое саспенс. И тут, в качестве иллюстрации к своему рассказу о Картасаре в исполнении некоего эпичного сценариста, я приведу реальный диалог, скопированный с профессионального сайта.
Простосценарист: Друзья, вопрос. Персонаж читает лекцию студентам. Его монолог - на книжную страницу. Его содержание важно. Применительно к сценарию - как допустимо реализовать? По объему? Есть принципиальные требования?
Доброхот1: Это должна быть именно лекция? Не семинарское занятие со студентами, когда они задают вопросы?
Простосценарист: Именно.
Доброхот1: Разбейте действием: повернулся, снял очки, сделал надпись на доске и т.д.
Доброхот2: Вот вот. В "Однажды ночь" (который The night of) есть отличный пример. Прокурор убеждает медэксперта дать "правильные" показания. В кабинете б снимали, была б смертная тоска. Вместо это показывают, как медик препаририрует труп. Отдельные детали прям оживляют сцену.
Простосценарист: Спасибо!
Опытный сценарист: Каков драматургический функционал этой сцены?
Простосценарист: тайная организация, которая уничтожает колдунов, поймала одного. Вводная лекция для неофитов о целях и задачах организации, о колдовстве и современных способах его уничтожения. Лекция заканчивается показательным сожжением колдуна.
Опытный сценарист: То есть задача - просто передать инфу зрителю. а это прям вот надо так одним куском в одном месте давать?
Простосценарист: Деятельность организации показывается отдельными сценами. Здесь именно мотивы, принципы.
Доброхот1: Голос за кадром во время флэшбеков в помощь. Только продюсеры этого не любят.
Опытный сценарист: Страница речи - очень много. если уж без такого большого куска никак не обойтись (во что я не верю, ну да ладно) - я бы разбавил a) жизнью студенчества (что они делают на этой лекции, кто-то задает уточняющие вопросы, кто-то фигней страдает... б) дать реакцию колдуна, которого в конце лекции сожгут.
Простосценарист: Спасибо! а) неприемлемо, а вот b) вполне!
Чем похожи рассказ воображаемого сценариста и задумка вполне реального Простосценариста?
И тут я должен сходу дать определение саспенса в сюжете, и совсем не научное, а самое что ни на есть рабочекрестьянское, всем нам понятное. Нам интересно, что будет дальше, интерес основан на неожиданности, а неожиданность требует чего-то знакомого, что будет преподнесено как-то неожиданно. Знакомое - это то, на что мы можем опереться, чтобы хотеть узнать, что же будет дальше и чем все кончится. Вот почему, реконструируя сюжет в исполнении некоего сценариста, я каждый раз обращал ваше внимание на непременные условия воплощения: герой должен быть плохим или хорошим, хороший герой должен мочить плохих по одиночке. Эти два условия и есть то знакомое, что заставляет нас хотеть узнать, а что в финале. Фильмы, непосредственно воплощающие эту схему, я называю "дум-фильм" - компьютерная игра "Дум", воспроизведенная в сюжете. Какие прибамбабабабабабасы накручены на "Дум", значения не имеет...нет, имеет, но для инфантилов, самостоятельный человек сразу видит в основе "Дум". Интерес инфантила - узнать каким способом хороший в этот раз замочит плохих, как Скалолаз, Крепкий Орешек, Воробей, Антифантомас, Протофантомас, Хрентевступе будет кого-то мочить. Вот и все, ребята.
Что придумал Простосценарист? Новые прибамбасики для «дум-фильма», он воспроизвел в чистом, я бы даже не постеснялся сказать, голом виде, все то, что составляет саспенс инфантилов, и стоит только указать сценаристу на его ошибку, как он начнет ваять на потребу публике стопроцентные шедевры. Вот этому и учат в сценарных школах - как воспроизвести кальку без особого занудства. А почему я все время поминаю здесь каких-то инфантилов? Кто они такие? Тут я позволю себе цитату из одного абсолютно самостоятельного человека, и все сразу станет понятно.
«Простые люди - это кто такие? Если есть простые, значит, есть и сложные? А чем они отличаются? У сложных людей что - три руки, две головы, полторы селезенки? А если про простых людей мы говорим, что они простые, значит себя мы априори считаем сложными? Значит у меня что, две головы, три руки? Да нет, вроде. Я - простой человек. Обычный хомо сапиенс.
А знаете, что в таких случая имеется в виду под эвфемизмом "простые люди"? Это банальный заменитель настоящих определений "безответственный" и "инфантильный". От "простого человека" я отличаюсь только тем, что я имею желание использовать подаренную мне природой нейронную сеть, чтобы пытаться анализировать ситуацию и просчитывать возможные последствия, а "простой человек" - нет. Заметьте, я не говорю - не умеет. Я говорю именно - не хочет. А это и есть безответственность и инфантилизм. Мол, Вася не может понять, что такие-то и такие-то его действия, а точнее, бездействия, приведут к таким-то и таким-то последствиям, не занимается политикой, и просто зарабатывает деньги, чтоб содержать семью? Ну, что вы от него хотите. Он же простой человек. Да нет, друзья мои. Он не простой человек. Он - пассивный инфантил» (А. Бабченко).
Кстати, Бабченко правильный вопрос задал: а что, самостоятельные люди чем-то по природе своей отличаются от инфантилов? Да ни-ни, право же, ни-ни! И наш саспенс растет из того же органа, что и саспенс инфантильный, и только от нас зависит, поднять его от "нижепояса" или оставить там, откуда он у всех "простых" людей и вырос. КАЖДЫЙ ЧЕЛОВЕК МОЖЕТ ПОДНЯТЬ САСПЕНС ВЫШЕ НИЖЕПОЯСА. КАЖДЫЙ ЧЕЛОВЕК ОТ ПРИРОДЫ САМОСТОЯТЕЛЕН. Вот к чему я привел выше цитату из Бабченко: он черным по белому пишет: "Заметьте, я не говорю - не умеет. Я говорю именно - не хочет". Искусство - та же общественная деятельность; и в нем, в искусстве, первое побуждение исходит у автора из нижепояса, у любого, уверяю вас, автора. И только от него зависит, оставит он свои побуждения там, на уровне "великого бессознательного", или будет мучительно долго его поднимать, потому что ему, автору этому треклятому, позарез хочется чего-то такого нам высказать.
А сейчас еще одна цитатка, коротенькая, и вы, пожалуйста, ей не удивляйтесь – я все сейчас объясню:
"Ей-ей, дудам-дудам" (П. Кашин)
Я люблю Пашу Кашина, Мишу Щербакова...ой, какую только муть я ни люблю, даже "Город над вольной Невой..." Вот к этому и цитата из Кашина: слов не нужно, в мелодии вся соль. Помните, я писал в первой части, что творчество в чистом виде не требует никакой формы, что стихи не нуждаются в словах, а фильм в полутора часах. Музыка – первое из искусств, а ритм – основа музыки и стиха… «Ей-ей, дудам-дудам…» - вот и все искусство.
Когда у меня нет сил, когда хочется подзарядки, я включаю чистую стихию ниже пояса и питаюсь от нее. Есть люди, которые умеют ловить мотив, вот тот самый, первородный, возникший в чистом виде из одного желания - девочку изнасиловать или стишок написать. Слова, в которые они облекают мотив, могут быть более или менее точны, и, как правило, менее, потому что точные слова - уже работа выше пояса, зато эти люди воспроизводят мотив, от которого так хорошо подзаряжаться. Если ты ловишь только "вчистомвидемотив" - ты инфантил. "Слишком человеческое - слишком животное" - записал в своем Дневнике Акутагава, покончивший с собой, устав преобразовывать "слишком человеческое" в шедевры.
Этот же "вчистомвидемотив" важен для читателя и зрителя, любое сюжетное искусство содержит саспенс, а саспенс - напряжение действия - построено на мотиве, воплощенном в рассказ, и уже сам рассказ требует для воплощения мотива двух основ: чего-то знакомого, что обеспечивает изначальный интерес, и чего-то неожиданного, нового, что сообщается нам о знакомом. "Вот и вся тебе персияночка-полоняночка"...Вот вам, братцы, и весь саспенс. Попробуйте оспорить, если сможете.
А теперь давайте обратимся к тому же Кашину, раз уж я признался в искренней к нему любви. На безвкусном и простом лучше всего демонстрировать сложное и вкусное. В середине 90-х Кашин снимал точные и дурные клипы к некоторым своим песням. Точные в чем? Он превращал сюжет песни в сюжет короткометражного фильма, и заметьте, они не совпадали. Наивный клипарь показывает то, что в песне поименовано: сказано «кот» - демонстрируем кота. Знающий, о чем песня, вынужден переводить ее с языка на язык, придумывать к песне сюжет в картинках. О чем «Город», Кашин нам объяснил: о том же, о чем и «Гражданин Кейн» Уэллса. Человек бился головой о публику, потому что не мог иначе, и публика вдруг его признала. На какой-то момент он подумал – вот она, цель; но оказалось, публика просто всосала его («Присоединяйтесь, господин барон…Незаметно присоединяйтесь…»). Тогда он вернулся на улицу, взял свой саксофон и принялся играть, а публике подсунул своего двойника, вот такого, каким он был до того, как публика не всосала его в себя.
С «Песней китайских цыган» сложнее – попробуй, перескажи даже клип…а рискнем. Человек живет мимо того, чего хочет; и как-то раз ему попадается то, ради чего он готов даже жизнь отдать (об этом наш первый неудавшийся фильм «Расписание», поэтому я и назвал его так – то, что человеком расписано и то, что человек принимает каждый день вместо расписанного), и когда он отдает жизнь, оказывается, что он и не умирал вовсе – он так и живет, но уже там, где и хотел. Объяснил? Поняли? А я думаю, не объяснил и не поняли. Вот Кашин своими клипами кое-что объяснил – перевел сюжет песни в сюжет короткометражного фильма-клипа.
Наивные и умудренные друзья мои, когда я из своих смутных ощущений, из всего того, что меня трогает и волнует, пытаюсь создать нечто для других, а не просто пью водку, бью посуду, морды и прочее, тогда я и нуждаюсь в теме. Я создаю тему и воплощаю ее в сюжет с саспенсом. Если я инфантилен, мой саспенс недалеко ушел от насилия над людьми противного или собственного моего пола, и тема моя проста, как три копейки. А вот если я самостоятелен, начинаются муки творчества, потому что я хочу сказать нечто более сложное, чем «уничтожим всех уродов».
И тут еще один, самый что ни на есть распоследний примерчик. Совсем недавно посмотрел я короткометражный фильм 60-х годов с молоденьким Кайдановским в роли Мефистофеля. Фильм по какому-то рассказу какого-то импортного фантаста, и если пересказывать суть дела в общепринятом варианте, то получится следующее: математик готов продать душу за доказательство теоремы Ферма, и, дело ясное, едва наш герой произносит «заложить душу» - дьявол тут как тут. А заканчивается все тем, что дьявол, не сумев доказать теорему, увлекается математикой. Я не читал оригинала, возможно, он столь же плоский, сколь фильм. Но, вот представим себе, что рассказ сложнее, сложнее в том смысле, что дьявол в процессе рассказывания меняется, с ним что-то происходит. Попытки показать это «происходит» в фильме были, именно поэтому я и предположил такой вариант. Если я прав, рассказ можно пересказать в следующем виде: «продавец» встречает «клиента», с которого хочет что-то поиметь, выясняет, что «клиент» занят неким делом; пытаясь поддеть «клиента» на крючок, «продавец» использует дело в качестве приманки и попадает в собственные сети. Что нас заставит переживать данное действие? Что породит саспенс? Знакомое выдано – человек и дьявол. Теперь нас интересует, чем кончится их поединок. Для того, чтоб поединок был интересен, нам необходимо что-то новое, к примеру, мы должны понять, почему дьявол не может доказать теорему Ферма. Нет, ну в самом деле, он же может, попросту, обратиться к автору теоремы. Вот она – причина изменения героя: он не может сделать, казалось бы, элементарное. Почему не может? Покажите. Увы, нам попросту выдают факт – дьявол не может доказать теорему и вовсе не пытается обратиться к автору, потому что…эта возможность не нужна автору фильма и рассказа. Но в рассказе может быть что-то другое, изменение героя показано каким-то иным способом, а наивный клипарь этот способ не заметил, не понял, что в рассказе важно, где в нем этот самый саспенс, и пересказал фабулу рассказа: написано «кот» - покажем кота.
Видите ли, дорогие авторы, ваше произведение – плод воображения, как бы вы ни пытались (а может, и вовсе не пытались) представить события, придуманные вами, вполне реальными, действительно происходившими или происходящими в данный момент, в самый момент, когда мы читаем (смотрим) о них, или такими, которые непременно произойдут в будущем. Повторю: в любом случае – события ваши не происходили, а героев выших не существует, даже если вы назвали их Жанной д Арк и Володей Путиным: А значит, саспенс будет зависеть от непротиворечивости вашего замысла, а непротиворечивость его будет зависеть от степени осознанности ваших задач и умения их реализовать. Понятно, что инфантилу достаточно будет двух знакомых точек: кто плохой и кто хороший, как хороший убьет плохих; поэтому, если вы рассчитываете на инфантильную публику – бога ради, соблюдайте элементарные правила и лепите тупого горбатого – «пипл схавает». Другой вопрос, что этот пипл рано или поздно придет громить ваш особняк, построенный на его, пипла, миллионы: вы же обучили пипл, что хорошие должны мочить плохих, и за этот урок получили с пипла миллионы, а теперь пипл вам урок вернет, дорогие товарищи. Искусство – дело общественное, а в обществе услилия миллионов, даже не осознанные, направлены к единой цели: хотите просто заработать – ждите гонца.