Плотник Федор Степанов на утренней планерке настроен разухабисто. Командировка затянулась, а дома ждут папу полугодовалые близнецы-сыночки, шестилетняя лапочка-дочка и супруга, которой Федя только прерывисто дышит в телефонную трубку. Федору хочется ласки и, почему-то, за отсутствием жены, непременно от меня. Я отшучиваюсь:
- Езжай уже, Федя, домой. А то с тобой опасно связываться, многодетный ты наш отец.
Федя разворачивает богатырские плеча:
- Да, мы, русские, такие.
- Это ты-то у нас русский? - смеясь, ухожу от опасной темы.
У Федьки лицо плоское, нос приплюснут, глаза черные, живые. Брови размазаны темными черточками. Губы чувственные, с нахальной оттопыркой. И весь Федор так и пышет мужской силой.
Он смотрит на меня сверху вниз, как медведь на бурундука:
- Да у меня папаша - Фарук Батырович Ахмед Оглы. Русский я, ага.
- Нифига себе, - удивляюсь я своей догадливости. - Оглы, да еще и Батырович! Знаменитый человек должен быть.
- Знаменитый, да! - презрительно щурится Федор. - Восемь детей. Пи...ц, какой знаменитый.
- Так а ты почему Степанов?
- Мама фамилию его не брала. Мне этот папаша только обрезание и сделал.
Народ вокруг уже хихикает.
- Так ты у нас мусульманин! - смеюсь я. - Да еще и батырского роду.
Здесь уже Федор срывается, подхватывает меня на руки:
- Ну, блин, Натаха, пойдем, я тебе по-батырски покажу.
Народ вокруг нас ржет, мои 60 кг порхают в Федькиных мягких лапищах малой птахой.
- Поставь, где взял! - ору я, задыхаясь от смеха. - Узбек, блин, Степанов!
Сантехник Олег Фарисович Хасанов один не смеется и даже не смотрит в нашу сторону. Курит нервно.
Такие бамовские мужчины. Такие русские.