В этот раз нажива была небогата - связка коричневых полусгнивших бананов и мятая банка колы. Это лучше, чем картофельные очистки, но гораздо хуже гамбургера, даже обкусанного. Гамбургер был бы сейчас очень кстати - получив его, Клаус смог бы продержаться до утра, но сегодня на обед нашлись только бананы, и желудок переварит их уже к раннему вечеру, а потом снова придется искать пищу.
Кряхтя и отдуваясь, он выбрался из мусорного контейнера.
Клаус был толст, его живот свисал над неопределенного цвета засаленными штанами, а округлость щек не скрывала окладистая седая борода. На спутанных волосах еле держалась черная вязаная шапочка.
Он сел на устланный рваными газетами асфальт прямо у контейнеров.
Грязными пальцами он сдирал мягкую коричневую кожуру с бананов, отламывал кусочки разваливающейся мякоти и заталкивал себе в рот. Кола текла по его свалявшейся бороде. В детстве Клаус не любил бананы. Он любил молоко с печеньем.
За утро он собрал всего несколько монет и сильно продрог, сидя на самом ветру в даунтауне. Кола немного взбодрила, и дорога обратно на улицы показалась почти приятной прогулкой. Сроку осталось всего пара дней, а необходимой суммы он еще не набрал.
Клаус выбрал место у входа в метро. Он сел на картонку и повесил на шею свою табличку, на которой было выведено маркером "Еда. Мелочь. От купюр тоже не откажусь". Жестяную банку он поставил на тротуар ближе к его середине, чтобы прохожие волей-неволей обращали на нее внимание.
Так он просидел примерно два часа, глазея на людей и тяжело вздыхая. Начало темнеть, и это было самое прибыльное время - люди начинали ежедневный путь из офисов в свои теплые жилища.
Следующий час не принес ощутимых доходов - о дно его жестянки звякнули лишь четыре монеты, причем, судя по звуку, не больше четвертака.
Клаус снова замерз до костей. Он медленно поднялся, с трудом двигая закостеневшими конечностями, и начал собирать свои пожитки. Сильный толчок в спину опрокинул его на асфальт прямо под ноги прохожим. Клаус успел закрыть руками лицо, но сильно ободрал пальцы. Он не успел даже поднять головы, когда на ребра обрушился сильнейший удар тяжелого ботинка. Били недолго, но сильно. Когда удары прекратились, он остался лежать на тротуаре, свернувшись калачиком. Клаус не смог разглядеть нападавшего, он видел лишь черные джинсы, заправленные в армейские ботинки на толстой подошве. Пошел легкий снежок. Люди обходили его, никто не подошел и не помог подняться.
Клаус смотрел на серое небо, на небоскребы, светящиеся как новогодние елки, на снежинки, мечущиеся между плечами, руками и шарфами, пока его не поднял полицейский. Клауса посадили в машину и отвезли в участок. Полицейские не особенно с ним церемонились, но и не обижали. Его заперли в камеру на ночь. Там было тепло, и он согрелся. Руки саднило. Он подумал, что так даже лучше - он переночует сегодня не на улицах. Потерянные деньги можно считать платой за ночлег. Номер, конечно, не люкс, но вполне сойдет для его социального положения. Улицы города снова пожевали его. Скольких они разжевали, переварили и отбросили в качестве дерьма.
Да, у них отменный аппетит.
Клаус подумал, что он где-то в средних отделах кишечника.
До дерьма уже недалеко.
Но еще не совсем. В нем еще остались питательные вещества, и он намерен оставить их для себя.
Какая ирония, подумал он, и тихо засмеялся. Смеяться было больно из-за отбитых ребер, но приятно. Клаус смеялся очень редко.
Похоже, требуемую сумму к сроку не собрать.
Придется заняться добычей денег другим способом, более опасным, но об этом он будет думать завтра, а сейчас он будет спать.
Клаусу снился небольшой домик, украшенный гирляндами, заснеженная дорожка и мелодичный перезвон колокольчиков. Он вертел головой в поисках источника звука, надеясь разглядеть проезжающие рождественские сани, но их нигде не было видно. Перезвон то становился тише, то нарастал. Сначала Клаусу казалось, что звук идет сверху по улице, и он бежал туда, хрустя снегом, но потом звон вдруг менялся, затихал, нарастал уже с другой стороны, и приходилось бежать обратно, перепрыгивая через сугробы. Щеки и нос Клауса краснели, раздразненные морозом и беготней, пар вырывался из груди белым облаком. Чертовы сани не показывались, лишь дразня звоном бубенцов.
Утром он получил пару болезненных тычков под ноющие ребра от полицейских, выпустивших его в сырой и ветреный город.
Левый бок был одним огромным синяком. Он прихрамывал, и кожа на руках была содрана - эти неприятности Клаус решил приплюсовать к счету за теплую ночевку.
Он лишился дневного заработка, картонки и жестянки. Остальные пожитки и - самое главное - сбережения, он хранил в своем тайнике, хорошо спрятанном, но доступном при необходимости. В последние дни дела шли не очень хорошо, он не каждый раз собирал дневную норму, и утеря вчерашнего заработка, даже такого маленького, поставила его в затруднительное положение. Клаус не желал делать то, что ему предстояло, но другого выхода не было. Несколько раз в прошлом ему уже приходилось прибегать к радикальным методам, и тогда ситуация была даже серьезней теперешней.
Работать предстояло вечером, надо было набраться сил.
Он направился на задворки ближайшего супермаркета, надеясь успеть прихватить что-то из выброшенных просроченных товаров, если, конечно, его конкуренты всё не растащили.
В контейнерах копошились двое - худющий молодой мужик с жидкой растительностью на лице в пальто, которое когда-то было коричневым, и пожилая женщина с растрепанными волосами.
Тетка неторопливо сортировала свою добычу и аккуратно складывала в пластиковый мешок.
Клаус подошел к мусорным бакам. Мужик сразу встрепенулся. Он вытащил из-под полы пальто старую в щербинах бейсбольную биту и резво подскочил к Клаусу.
Клаус начал потихоньку шаркать к соседнему баку, но мужик зашипел беззубым ртом и снова отрезал путь к цели.
Клаус застыл в нерешительности. Мужик был моложе и проворнее, у него было оружие. Тетка не обращала на них внимания.
Клаус медленно отступил на шаг, мужик снова ощерился.
Он поигрывал своей битой, перехватывая её руками.
Клаус сделал ложный выпад в сторону контейнеров, мужик немедленно отреагировал, но Клаус резко повернулся и отпрыгнул в другую сторону. Он подскочил к тетке и выхватил из её рук пакет с собранными объедками.
Клаус побежал что было сил, но никто его не преследовал.
Пробежав три квартала, Клаус остановился. Сердце билось так часто, что грозило пробить грудную клетку.
Он сел у какого-то подъезда и обследовал свою добычу.
Клаусу повезло. Это пасмурное утро, казалось, решило компенсировать все вчерашние неудачи - он нашел несколько банок консервированных печеных бобов, банку персиков в сиропе, две пачки крекеров с тмином и упаковку из четырех черствых булочек для хотдогов.
Поистине пир.
Отдышавшись, он съел несколько крекеров.
Клаус убрал оставшуюся еду в пластиковый мешок, поднялся и медленно побрел по утренним улицам.
Люди спешили по своим делам. Он шел в толпе, огибающей его со всех сторон, как бурная река огибает стоящий на своем пути камень.
Опять пошел снег. Снежинки метались в людском потоке, танцуя вокруг Клауса. Он опять улыбался.
Клаус вошел в крупный супермаркет. Улучив момент, когда стоящий у касс охранник отвернулся, прошел вглубь магазина и завернул за ближайшие стойки с продуктами. Он быстро нашел место, плохо просматриваемое камерами наблюдения. Это были стойки с соевыми батончиками и энергетиками.
Клаус быстро запихнул две банки напитка в свой пакет и набил карманы батончиками.
Он взял батончик поувесистей и стал высматривать жертву. По соседнему ряду чинно толкала тележку огромная матрона с невообразимым начёсом на голове. Идеальный вариант. Клаус метнул батончик с завидной точностью прямо в самую середину гнезда на её голове.
Тетка заорала и начала отмахиваться руками в разные стороны. Когда послышался топот ног, Клаус обошел стойки с другой стороны и, не спеша, вышел из магазина там же, где и вошел.
Он изо всех сил старался не перейти на бег, ожидая резкий окрик в спину, но все обошлось. Никто не поднял тревогу.
К середине дня Клаус добрел до своего убежища. Это была территория старых портовых складов, теперь заброшенных и облюбованных такими же изгоями, как он. Полиция сюда совалась редко, местные обитатели сами старались поддерживать порядок. Клаус прошаркал мимо нескольких взломанных контейнеров и складских ячеек, обогнул гараж и протиснулся между бетонным забором и задней стеной одного из запертых гаражей. Его живот как всегда протер широкую полосу на пыльной поверхности забора. В глубине этой расщелины, за сваленными в кучу пластиковыми ящиками и обрывками брезента, располагался вход в его убежище. Это была дыра в стенке ячейки, спрятанная от лишних глаз.
Клаус протиснулся внутрь и нащупал фонарик на полу слева от входа. Слабый желтоватый свет заплясал на обломках старой мебели, накрытой пленкой. Он прополз к своему лежбищу - куче одеял и тряпок, уложенных на полу в подобие гнезда.
Потом он съел два соевых батончика, доел пачку крекеров и запил припасенной водой из пластиковой бутыли. Из сегодняшней добычи он выбрал жестянку с консервированными персиками - она была увесистей остальных банок. Клаус положил персики в пластиковый мешок. Немного подумав, он вынул из кучи барахла вокруг себя еще один мешок, и сделал двойной пакет. Для надежности.
Он выключил фонарик и расслабился.
Клаус думал о предстоящем дне. Бесчисленное количество раз он праздновал рождество, но волнение и ощущение чего-то волшебного с годами не исчезало. Это было приятное чувство. Предвкушение, но и немного волнение, озабоченность и ответственность.
Ему чудился перезвон колокольчиков. Звук лился из-под старого пыльного стола, накрытого мутной пленкой, из шкафа без створки. Он опускался с потолка, как будто кто-то катался на праздничных санях прямо по крышам гаражей. Тихий нежный звон, дарящий спокойствие.
Когда тонкий лучик света, пробивавшиеся сквозь щель под дверью гаража, поблек, Клаус выпил одну баночку энергетического напитка, который он добыл в супермаркете. Он выбрался из своего убежища и отправился на улицы.
Пакет с персиками он взял с собой.
Пожилого клерка с кейсом он заметил на одном из светофоров, и пристроился за ним футах в десяти позади. Мужчина немного прихрамывал, и Клаус подумал, что это подходящий вариант. Все провалилось, когда хромой вошел в подъезд.
Клаус продолжил шататься по улицам.
Наступала ночь, но в городе никогда не бывает темно. Город стеклянных домов и стеклянного влажного асфальта под ногами. Огни уличных реклам отражаются в этом стекле, погружая улицы в неоновый туман.
Второй возможный клиент стоял на углу и разговаривал по сотовому телефону. Клаус зашел в переулок, у которого стоял мужчина, надеясь, что тот пойдет именно в нужном Клаусу направлении. Мужик закончил разговор и отправился в другую сторону.
Клиент появился неожиданно - Клаус столкнулся с ним прямо на улице. Сильно выпивший тучный мужчина с пустым взглядом и съехавшим на бок галстуком продолжил свой путь, не заметив столкновения и не извинившись. Клаус обернулся. Мужчина шел по синусоиде, он был сильно пьян. Мятый пиджак был расстегнут, брюки давно не знали утюга.
Клаус пошел за ним. Они отдалялись от центра.
Вскоре человек повернул на тихую улицу, нетвердой походкой подошел к задней двери какого-то здания и начал мочиться.
Клаус огляделся по сторонам. Никого вокруг.
Клаус быстрым шагом двинулся к мужчине, на ходу перехватывая поудобнее пакет с банкой. Клаус знал, что мешкать нельзя, ведь клиент может обернуться, и тогда вся решимость может испариться.
Когда Клаус был в шаге от цели и уже занес свое оружие для удара, мужчина резко обернулся, не прекращая орошать мостовую желтой струей. Его глаза расширились.
Тяжелая банка с неприятным хрустом ударила мужчину точно в темя. Его глаза закатились, и он мешком осел прямо в свою лужу. Пар поднимался от мочи в холодном ночном воздухе.
Клаус снова огляделся. Никого.
Сердце стучало молотом. Клаус опустился на корточки. Руки тряслись, мешая обыскивать жертву. Во внутреннем кармане пиджака обнаружился бумажник. Клаус засунул его себе за пазуху.
Распахнув вторую полу пиджака, Клаус увидел рукоятку засунутого за ремень пистолета. Он застыл над своей жертвой.
Это полицейский.
Клаус лихорадочно соображал, что делать.
Немного темной крови показалось из-под тела.
Вдруг мужчина шевельнул рукой и открыл глаза. Несколько секунд они смотрели друг на друга.
Мужик схватил Клауса за руку и начал её выкручивать. Клаус потерял равновесие, оба упали.
Они боролись молча, лишь сопение раздавалось в тишине.
Мужик сумел перевернуться и подмять Клауса под себя. Его толстые пальцы сжали Клаусу горло. Мужчина навис сверху, по его оскаленной физиономии текли струйки крови и капали Клаусу на лицо.
В глазах начало темнеть. Воздух не проходил через дыхательные пути, раздавался лишь тонкий писк.
Клаус нащупал рядом пакет с персиками.
Он изо всей силы ударил своего соперника банкой в висок.
Размаха не хватало, но Клаус бил и бил.
Залитые чужой кровью глаза совсем ничего не видели.
Пальцы на его горле ослабли.
Мужчина скатился набок с обширного живота Клауса как с горки.
Клаус судорожно вдохнул свежий воздух. Каждый вздох вызывал сильную боль в горле.
Надо было спешить.
Клаус вытер лицо рукавом.
Он поднялся на ноги и, пошатываясь, пошел вглубь переулка.
Отойдя на несколько шагов, он вернулся и подобрал свой пакет с банкой. Пистолет он положил туда же.
Клаус прошел несколько кварталов. Сил почти не осталось.
Клаус доковылял до бульвара и пролез через живую изгородь из подстриженных кустов.
Он сел на землю, прислонившись к дереву.
Руки тряслись крупной дрожью. Его стошнило.
Он отполз на пару футов в сторону.
Пальцы слипались от подсохшей крови.
Клаус заплакал.
Он рыдал навзрыд как в детстве, размазывая влагу по лицу дрожащими руками.
Слезы чертили дорожки на его перепачканных кровью щеках, скользили по бороде и капали на грудь.
Потихоньку всхлипы затихли, дыхание нормализовалось.
Клаус закрыл глаза.
Он стоял прямо в сугробе. Снег доходил ему почти до колен и забивался в ботинки, от того носки были уже мокрые. Солнце искрилось на ровном снежном покрове. Настроение у Клауса было приподнятое, он очень ждал какого-то события, но какого, вспомнить не мог. Клаус вышел из пушистого сугроба на дорогу. Снег здесь был утоптанный и стоять было гораздо приятнее, чем на обочине. С одной стороны дороги стояли красивые, как с картинки, домики, крыши которых покрывали белые шапки разных форм. Клаусу понравилась шапка-петушок на домике слева. Но и канотье, надетое немного набекрень у коттеджа справа, тоже было симпатичное.
С другой стороны дороги было снежное поле.
Клаус стоял на дороге, переминаясь с ноги на ногу и крутя головой в разные стороны. Снег слепил.
Откуда-то послышался звон колокольчика.
Клаус улыбнулся. Вот чего он ждет! Рождественских саней, конечно! Быстрых и легких, несущихся в облаке пара и звона бубенцов.
Клаус побежал по дороге в сторону перезвона, но вдруг показалось, что звук идет со стороны поля.
Клаус, не раздумывая, запрыгнул в сугроб и помчался по белому морю, утопая и оставляя за собой глубокие кратеры на гладкой поверхности.
Звук колокольчиков окутывал его со всех сторон, играл с ним. Клаус часто останавливался, вертел головой, и снова пускался в дикий галоп, вздымая снежные брызги. Он хохотал и бежал вдогонку нежной мелодии.
Но саней не было видно.
Вдруг Клаус увидел четкий след полозьев на гладком снегу. След саней уходил дальше в поле и терялся в ослепляющей белизне. Клаус очень обрадовался. Сани уже близко! Осталось совсем чуть-чуть, и он запрыгнет в упряжку на ходу, и ветер будет бросать снежные искорки в его разгоряченное лицо!
Клаус бежал и бежал, но саней все не было видно. Звон бубенчиков потихоньку замолкал, и вскоре совсем стих.
Клаус остановился посреди сверкающей бесконечности. Он медленно повернулся вокруг.
Ничего. Лишь снег.
Клауса разбудили автомобильные гудки. Он лежал на влажной траве около дерева в том же месте. Густой кустарник скрывал его от глаз, но звуки улицы были совсем близко.
Серое небо давало мало света, было очень холодно. Клаус совсем не чувствовал конечностей. Он попробовал сжать и разжать кулаки. Пальцы, покрытые бурой коркой, прилипали друг к другу.
Клаус вытер руки о мокрую траву, а затем энергично тер о штаны, пока пальцы не обрели чувствительность. Стало гораздо лучше.
Он достал из-за пазухи бумажник того человека. Внутри оказались водительские права, несколько карточек и сорок восемь долларов наличными.
Клаус засунул деньги в карман, бумажник он запихнул поглубже под куст.
Рядом лежал окровавленный пакет с банкой персиков.
Клаус аккуратно освободил внутренний пакет от перепачканного внешнего. Грязный пакет он скомкал и запихнул к бумажнику.
Хорошо, что он сделал двойной мешок, подумал Клаус.
В пакете, помимо мятой банки, лежал пистолет.
Клаус сунул его сзади за пояс.
Когда он вышел на тротуар, продираясь через живую изгородь, пошел снег.
Крупные белые хлопья медленно опускались на город как рождественский десант, но их парашюты исчезали, превращаясь в капли, сразу после приземления.
Сегодня тот день.
Тот, которого он ждал целый год. Тот, ради которого он жил этот год.
Тот, ради которого он живет всю жизнь.
Клаус услышал далекий звон колокольчика. Это продолжалось всего пару секунд, и было на грани слышимости.
Начинается, подумал Клаус и улыбнулся.
Он дошел до своего убежища, пролез в дырку у забора.
Он с жадностью съел банку консервированных бобов и целую пачку крекеров.
После он открыл банку с персиками и съел их все, запив густым сладким сиропом.
Сегодня же праздник. Можно и побаловать себя.
Клаус подвел итог своих сбережений. До необходимой суммы не хватало почти ста долларов. Придется выкручиваться, времени уже не осталось.
Он распихал деньги по карманам и отправился по своему самому главному делу.
Пока Клаус шел, он несколько раз снова слышал звон.
Далекие колокольчики то появлялись, то снова исчезали.
Когда Клаус дошел до места, на его голове и плечах кучками лежал снег. Он отряхнулся и вошел в неприметную серую дверь между китайской прачечной и кондитерской.
Он приходил сюда всего раз в год, и здесь никогда ничего не менялось - все та же старая бледно-голубая краска на стенах, заставленных стеллажами с различным барахлом, тусклая голая лампочка под потолком, деревянный прилавок и усталые глаза человека за ним.
Торговец был очень стар. Его морщинистое лицо давно потеряло подвижность, волос на голове не осталось.
- Наконец-то. - Его голос скрипел. - Я уж думал, вы не придете в этот раз.
Клаус подошел к прилавку.
- Такого никогда не было и не будет, вы же знаете. Все готово?
- Давно. Все по списку. Как всегда.
- Отлично.
Клаус начал доставать из карманов деньги и выкладывать на потертое дерево прилавка. Много мятых и грязных купюр, в основном мелких, пригоршни мелочи.
Когда карманы опустели, торговец принялся неторопливо считать.
- Но тут не все.
Его водянистые глаза уставились на Клауса.
- Я могу предложить еще вот это. Вы найдете, куда это пристроить.
Клаус с глухим стуком положил на прилавок пистолет. Остатки бровей торговца немного приподнялись.
- Я даже не хочу знать, откуда это.
Пистолет скрылся где-то в недрах под прилавком. Его место занял набитый рюкзак. Огромный тяжелый мешок из красной материи торговец с трудом вынес из-за прилавка и поставил у ног Клауса.
- Могу я?.. - Клаус вопросительно посмотрел на старика.
- Конечно. Как всегда.
Клаус взял рюкзак и открыл маленькую дверь, незаметную в этом нагромождении старья.
- И умойтесь. У вас красная краска в бороде.
Клаус кивнул, вошел в тесный туалет и запер за собой дверь. Он опустил крышку унитаза, поставил на нее рюкзак и открыл молнию. Из рюкзака появилась красная теплая куртка и такого же цвета штаны. Одежда была сильно измята. Клаус повесил все на крючок в стене и повернулся к маленькой раковине. Впервые за год он посмотрелся в зеркало.
На Клауса смотрел изможденный старик с седой засаленной бородой. На лице и правда остались следы засохшей крови. Он снял с головы шапку и тщательно умылся. Бороду он промывал под струей из крана, опустив голову в раковину.
Кое-как вытерев голову и бороду найденным у раковины полотенцем, Клаус переоделся в красный костюм. Свою старую одежду он аккуратно сложил и запихнул в рюкзак.
Красная, отделанная белым мехом шапочка была засунута в карман куртки. Клаус вынул её, бережно разгладил и надел на голову. Он вышел из туалета, с легкостью поднял огромный мешок и закинул себе за спину.
- Удачи! - Проскрипел старый торговец.
Клаус обернулся и с улыбкой сказал:
- С Рождеством.
Он вышел на улицу.
Звон колокольчиков раздавался уже отовсюду, и это был не тихий неуловимый звон, а громкий набат, шаловливый трезвон, заставлявший сердце Клауса метаться в груди и петь его душу.
Он гордо и легко шагал по улице, прохожие улыбались и расступались на его пути.
Сквозь звон рождественских бубенцов Клаус услышал глухой стук копыт и шелест полозьев по снежной дороге от догоняющих его саней.