Роман: «Мемуары советского мальчишки» или «Девять жизней Олежки Кошакова»
Жизнь первая: «Моя четвертинка Неба»
Часть вторая: «Ветер в голове»
Что нужно мальчику в шесть лет?! Всё! Абсолютно всё. Бегал белобрысый как любопытный кутёнок по дворам: всех котов пересчитывал, а если пса постарше увидит, то удирал быстро. Всё надо: стащить из соседского палисадника гроздь кислой дички, которую есть невозможно, пересчитать кулёчки у старушки, торгующей семечками и раками, и погладить усики каждому раку, допросить какого-нибудь дедка, ковыряющего ножичком козелок или формочку для грузилов, вдруг самому сгодится. Через выходящие на улицу окна подслушать, что на обед и какое кино смотрят по телевизору. А какие на улице Чехова булыжники?! один другого красивее, вот только отковырять, ой как непросто.
У одиноких стариков нет причин любить зиму, зато по весне, вместе с подснежниками, вылезают они, уставшие от своих тёмных берлог, и тянутся к солнцу. Дед Вова прогуливался по улице, когда его внимание привлёк белобрысый мальчишка, лет шести, уже довольно долго и старательно обковыривающий гвоздём булыжник на углу мостовой. Вокруг него отирался огромный серый кот, которого мальчишка периодически отталкивал, чтобы тот не мешал. Кот не уходил. Порою странные занятия находят себе мальчишки, вокруг тысячи булыжников и много их лежит вдоль обочин, но этот упорно кряхтит над конкретным камнем. Старику стало любопытно, и он, проходя мимо, сбавил и без того неспешный ход. Мальчишка тихонечко мурлыкал под нос:
Нам нынче весело, весело, весело,
Чего ж ты, милая, кулносый нос повесила!
Мы выпьем лаз и выпьем два
За наши славные "Удва",
Но так, чтоб завтла не болела голова!
Владимир Опарин остановился. В уголке глаз у старика блеснула влага. Песенка была не по возрасту мальчишке, но напевал он её по-деловому и со знанием дела.
— А ну-ка, расскажи, за что вы там выпьете? — заинтересовался дед у мальчишки.
— За "Удва".
— А что это такое, "Удва"? деланно поднял брови седой старик.
— "Удва" это такой самолёт. Ну кукулууузник. — Мальчик был раздосадован тем, что дед не знает таких простых вещей.
— А, кукурузник знаю. А чего ты тут так усердно ковыряешь?
— Не скажу.
— И правильно, нечего первому встречному поперечному тайны выдавать. А ты с какого двора? чей внук? Или тоже тайна?
— С того, баб Тосин.
— Антонины внук значит? Ну передавай ей привет от меня.
— Не получится. Бабушки больше нет.
Опарин неловко почесал между бровей.
— Ах вот как? Ну, тогда я сам передам. А ты храни свою тайну как следует, а когда подрастёшь выпей за наши славные "Удва".
Странные люди старики, размышлял Олежка, провожая взглядом незнакомца, ходят без дела, пристают с вопросами, а про самолёты ничего не знают. Приветы мёртвым передают. И пахнет от него как от амбара с картошкой.
Витька, обиженный на пацанов отбился от шайки и забежал за церквушку поссать. Взгляд его, следуя за струёй, упал на землю в том месте, где она смыкается со стеной. Струйка убегала куда-то в щель в грунте. Витька поковырял землю ногой. Земля оказалась довольно рыхлая. Витька огляделся, и убедившись что кроме котов свидетелей нет, начал рыть. Вскоре открылся свод древнего окна, ушедшего в землю. Ух ты чёрт! Мальчишка опять осмотрелся и пополз. Трясясь от страха и любопытства, Витька прополз сквозь трёхметровую стену и попал в низкое помещение церковного подвала, заставленное стеллажами с вареньем! Витька, голоштанный послевоенный нежданок впервые в жизни увидел, что варенье бывает в трёхлитровых банках. Именно такую он и схватил, не глядя какое там варенье, да в темноте и не особо понятно. Кое-как, отплёвываясь от паутины он, толкая банку впереди, вылез на свет божий. Радостнее дня не было. Но мать высечет. Надо в амбар спрятать.
Вся семья собралась за ужином, все нервно теребили ложки, ожидая харчей, а Антонина чего-то завозилась в амбаре. Наконец, в комнату вошла сердитая мать, неся в руках банку варенья. Она поставила её на стол.
— Кто скажет мне, это откуда у нас в амбаре?
Все удивлённо молчали. Еды в доме лишней отродясь не обнаруживали, а тут баллон с вареньем. Только Витька нервно ковырял уголок стола, за которым сидел.
— Ты, паршивец? Где взял?
— В церквушке. Ход отрыл.
— А если увидит кто?
— Не увидит. Я снова всё закопал.
Матери бы его высечь за такой проступок, но не стала. После войны к любой еде в доме относились бережно. Честно ли, подло ли, в войну да голодуху только бойкие выживают. Но мать Витьке строго запретила снова воровать. А больше и не повезло, дыру ту обнаружили и кирпичом заделали.
От церквушки несло гнилой картошкой, вареньем и не пахло. Тем не менее, не трофей важен, а процесс его добычи. Олежка понимал, раз что-то можно заделать, то и разделать можно. Главное найти.
Облазив всё вокруг, Олежка с тёзкой сидели за церквушкой и поедали чёрный хлеб натёртый чесноком. Ох, ядрит чеснок аж сопли текут, но жрать охота, а пацаны по домам не идут: вечереет, загонят по домам. Шмыгая как шпана и размазывая соплю по щеке, Олежка посмотрел на старинную церковь, исполняющую роль овощного склада.
— Вот бы залезть на неё. По низам точно всё заделали, а по верхам, вон смотри, там и стёкол нет, и голуби летают, нужно через чердак искать ход.
— Думаешь, сколько у тебя жизней? — нравоучительно поинтересовался тёзка.
— Девять, как у кошки, только у кошки одна за другой, а у меня все сразу. Одновременно. — Смеялся Олежка.
— Так и рухнешь ты тогда так, что на девять смертей хватит.
— А тут врёшь. Смерть она один раз бывает, сколько бы раз не жил. А я уже умер однажды, утоп. Так что теперь мне только как в кино, осиновый кол в темя, по-другому никак.
— Ты же говорил, что тебе приснилось, как ты утонул.
— Ну и что, что приснилось, утонул-то по-настоящему. Знаешь как страшно?! — А подумав немного, Олежка добавил, — а вот мать высечет. Втихаря надо делать.
Тёзка наотрез отказался пособствовать, и так и не суждено было Олежке попасть на эту церковь.
Зато мама повела на башню. На колокольню, в крепости. Тогда пускали по билетику, какие-то десять копеечек.
Ох и крутые ступени в колокольне. Сердце вылетает, а тут глаза сами с лестницы да в окно прыгают, и Олежка спотыкается. Спешит. И остановиться хочется, к окну припасть, и выше подняться. А когда гид сказала что выше некуда, разрываемый между восторгом и страхом Олежка подошёл к ограждению. Едрить колотить. А какие слова тогда знал Олежка чтобы выразить своё чувство в тот момент? Да никаких подходящих слов он не знает и теперь. Так и стоял он, раскрыв рот, то у одного свода, то у другого. Кое-как, совладав с первым потрясением от невообразимого простора во все стороны, Олежка впервые осматривал с высоты родной город.
Город. Город был архаически грязен и нищенски гол. Листва на деревьях уже укрыта матовой терракотой, а трава уже обрусела под палящим солнцем. Все оттенки охры и камыша. Окраина была такой близкой, но такой размытой, что казалось, город начинает заканчиваться сразу же под башней, а в пыльной дымке было непонятно, камыши выросли посреди улицы, или улица упёрлась в камышовую крепь. А ещё было видно, что город всё-таки заканчивается окончательно, и там, далеко на горизонте нет никаких построек. Никаких. В северном направлении не было ничего. Куда глаза глядят, была видна ровная как тарелка степь, лишь на самом её краю еле угадывался невысокий плоский бугор. Толи Насыпной, толи Засыпной бугор, так говорила экскурсовод, она сказала, что там был аэродром во время войны, а теперь аэроклуб. Вот бы попасть туда. А ещё Олежка увидел, что его родной город не такой уж и большой, если даже не сказать наоборот. Город был невероятно красив между тем, наверное, просто было очень высоко. Всю городскую панораму на западе перерезала ошеломительная Волга.
Волга. Волга молитвенно поигрывала свинцовыми бликами, будто заблудший путник перебирает чётки в надежде на упокой от вековой печали. Сколько же на волге кораблей! иной и развернуться на Кутуме не сможет, потому что длиннее его ширины! Конечно, родной Кутум ни в какое сравнение не идёт. Речка-вонючка. Кутум Олежка переплывал, как-никак, а вот Волгу переплыть?.. хотя бы до острова. А вон остров и полоска пляжа, где Олежка утоп. Нет, полюбить воду он, наверное, уже не сможет. Ему нравится купаться и плавать, он любит пускать парусники по тёплым лужам. Ему нравятся провожать взглядом огромные степенные трёхпалубные теплоходы, и стремительные ракеты на подводных крыльях. Но вода уже не приняла его однажды. Разве что ему захотелось, научиться ловить парусом ветер, только чтобы отдать ему дань уважения. Ветер его стихия, это стало лишь очевиднее.
Ветер. В конце лета ветра ещё несильные, несмелые, но на высоте колокольни гуляет так, что завывают сетки и поручни. А если открыть рот навстречу пыльному ветру, то кажется, он продувает тебя до кишок, и выходит аж через штанины. Силища. Ветер, срывая с вековых карнизов и закомар пыль и голубиный помёт, набивает в глаза, невидимая сила, толкает и покачивает хрупкое тельце белобрысого, прозрачного как моток лески мальчишки, но Олежка прочно держится за поручни. Он смотрит вниз, пытаясь отыскать свой дом. Вот старая церквушка, и в зелени вязов еле угадывается серый шифер. От дома до Волги, оказывается совсем недалеко, если смотреть с такой высоты, а пешком идёшь, запыхаешься. Высота. Только теперь стало ясно Олежке, что освоенная им территория бесконечно мала в сравнении со всем городом. А мир ещё больше! С высоты видно столько новых крыш. Всей жизни не хватит побывать на каждом чердаке.
Чердаки и крыши. Крыши Олежка освоил не сразу. Попасть на крышу своего дома можно было только через чердак, а туда его не пускали. А путь на крышу садика преграждала сплошная стена без окон и карнизов. Вот и обходился Олежка старинным ясенем во дворе и аркой ворот. Крыши гаражей и сараев не считаются, так как ниже дерева и арки ворот. Однажды по дворам бегал дезертир и когда его ловили, приставили лестницу к этой стене садика, с крыши примыкающего сарая. Дезертира поймали, а лестницу впопыхах забыли. Это и нужно было Олежке.
Бывало, сидишь на крае карниза, свесив ножки на улицу Чехова, и смотришь по сторонам. Просто смотришь по сторонам, наслаждаясь недосягаемостью и одиночеством. Может показаться странным, но в те времена и в том месте подобное никого особо не удивляло, и никто не гнал пацанов с крыш, по крайней мере, в Олежкином дворе. Не редко, на другой крыше можно было увидеть другого мальчишку, который тоже влез и озирается. Казалось бы, две родственные души, увидевшись должны бы салютовать друг другу, но нет, что ты. Принято было, демонстративно отвернуться в другую сторону изображая холодное презрение. Так Олежка и поступал. Ну а для чего лезут на крышу как не ради гордого полёта одиночества?
Только котам позволял Олежка находиться с собой на одной крыше. Кошек Олег Кошаков любил. Дома жила огромная кошка, которая ежегодно приносила котят, и особой заботой было найти всем котятам по хозяину, или, на худой конец подкинуть в соседние дворы, но там где не погрызут собаки. В противном случае грозило самому идти на Пеший мост на Кутуме, неся мяукающий комок в чулке с кирпичом. Олежка не мог на такое пойти. Долгие часы он учился у своей кошки спокойствию и терпению, а наблюдая за котами, которые дарили ему котят, он вычислял пути перемещения по крышам и чердакам. Именно кот впервые показал ему дорогу на раскидистый ясень во дворе. И главное, если во дворе много котов, то во дворе нет злых собак и территория доступна к исследованию. А исследовать новые территории Олежка Кошаков любил.
Вот только кошки не умеют летать и птицы частенько оставляют их ни с чем.
«Первые крылья»
Олежка обмолвился как-то, что мечтает летать, а дядя Витя понял не совсем верно и подарил ему сборную модель космического корабля Восток-1 . У Олежки не было ещё таких игрушек и ему очень понравилось склеивать детали, а в чертах пластмассового космонавта угадывалась улыбка Гагарина. Однако спутник не летит, а падает в невесомости по убегающей орбите, поэтому у него и крыльев нет, Олежка уже знал это. А он хотел крылья. Олежка подумал, что раз есть такие модели спутники, значит, есть и самолёты, надо просить маму.
Однажды мама принесла танк. Он был классный, с резиновыми гусеницами, которые скрипели как настоящие, но это был железный танк, хоть и из пластмассы, а танки не летают. А потом мама принесла корабль. Парусник. В нём была масса мелких деталей, половину которых Олежка растерял, и он не плавал, он сразу переворачивался. А когда Олежка нагрузил его пластилиновым балластом, он осел как баржа. Вечно мама со своими сюрпризами. На самом деле, дело было вероятно в том, что самолёты были дефицитом, почему-то. Олежка сам не раз заходил из школы в ЦУМ и не находил самолётов. Олежкин тёзка однажды похвастал сборной моделью Тандерболт Репаблик, которую ему привёз папа из Чехословакии. Было досадно и завидно, у Олежки не было таких возможностей, он просто периодически заходил в магазин.
И вот однажды, в любимом отделе ЦУМа, на самом видном месте стояла новая коробка: белоснежный гражданский самолёт летит над облаками, а в разрыве облаков незнакомый город на большой реке. Коробка большая, трудно не обратить внимания. А рядом на полке целая стопка таких коробок. Новейший советский авиалайнер в масштабе 1/100. Олежка уважал число сто.
— А сколько стоит? — спросил Олежка, когда справился с избыточным слюновыделением.
— Три, пятьдесят!
И тут Олежка понял, что регулярно посещая магазин, он не подготовился к возможной вероятности наличия в продаже самолётов. Он имел при себе всего пятьдесят копеек, да и те оказались совершенно случайно. Обычно денег у Олежки не было. Его первый коммерческий опыт окончился крахом, а карманных денег не давали. На мороженое бывало, на кино перепадало, на карман — нехер делать. Лишних нет. А тут сразу целых три пятьдесят. Ну и что теперь делать? Вот он, самолёт, новейший, советский, в красивой коробке. Олежка на таком ещё не летал. Он ни на каком ещё не летал.
— А какое сегодня число? — не отрывая взгляда от коробок, спросил школьник.
— Пятое, ты что, в школу не ходишь?
— Я скоро вернусь — с нажимом сказал Олежка и пустился по широким лестницам вниз, на улицу, к маме на работу.
Со второго на первый и на улицу, улицу перебежать, и сразу за угол, а там, в контору, на четвёртый этаж, всего минуту бегом.
— А мама на объекте, — сказал седой дедушка, — а что ты хотел?
— В ЦУМе Ту-154 продают, триписят стоит, а у вас же сегодня зарплата? А мама обещала самолёт. Она уже два раза покупала не то, потому что самолётов не было, а сегодня привезли в ЦУМ Ту-154, — задыхаясь, торопился Олежка.
— Мама на объекте, она только вечером будет, уже не успеет. Завтра получит зарплату и купит тебе самолёт, — успокаивал дед.
Ну как можно спокойно ждать до завтра, если хочется уже сегодня.
Олежка не пошёл домой, он пошёл в ЦУМ, он же сказал продавщице, что сейчас вернётся, он же должен предупредить. В магазине на полке оставалось всего три коробки в стопке. У Олежки похолодели ладошки.
— Боюсь, мальчик, до завтра не останется, модель новая, хорошо берут, — развела руки продавщица, продав очередную модель лайнера, пока Олежка мялся.
— А нельзя отложить. До завтра до утра, я первый урок просплю.
— Не положено, мальчик.
Горькая досада обволокла очи будущего авиатора, хотелось плакать, но было нельзя, ещё не все шансы упущены, ещё две коробки остались, главное принять решение быстро. Олежка стал думать: раз сегодня зарплата у мамы, значит сегодня она у всех, включая седого дедушку, он Олежку уже знает, его мать у него в подчинении. Значит нужно бежать обратно.
Лестница, перекрёсток, перекрёсток, лестница.
— Ты чего опять запыхался? — спросил дедушка Олежку. — Я же сказал, мама поздно будет, она уже не придёт на работу, она домой сразу пойдёт, иди домой.
— Нельзя там до завтра, всего две коробки осталось, модель новая, хорошо берут, нужно три рубля сегодня, сейчас.
— Неужели такая редкая вещь? — ехидно усмехался дед.
— Она ещё даже не редкая, это новый набор, таких может больше не будет. А мне мама обещала самолёт, а у вас зарплата до четырёх, а мама не успеет. А вы можете ей помочь?
— Помочь твоей маме? А в чём ей нужно помочь?
— Дайте мне три рубля, а вам мама утром отдаст, а то она никак не успеет мне сегодня самолёт купить, а завтра уже не будет, она обещала, а уже два раза покупала не то.
— А ты непрост, ты не обманываешь, что мама тебе обещала три рубля?
— Да, она обещала мне самолёт, уже давно. Она часто в магазин ходит, но там самолётов не продают только танки.
— И ты купишь именно самолёт? — все ещё тратил драгоценное время старик, но его рука уже дрогнула и полезла в карман.
— Да я вам сразу покажу, через пять минут, только мне срочно надо.
— На тебе трёшку, но смотри…
Но Олежка уже перелетал перекрёсток.
В конце дня на лестнице в ЦУМе много народу, Олежка толкался что есть мочи. Подлетев к отделу, Олежка ошеломлённо раскрыл рот: витрина была пуста. Неужели такой блестящий план провалился?! Ну почему старики задают так много ненужных вопросов?
— Вот видишь, всё продали за полдня, я говорила, новая модель, всегда ажиотаж.
— Я же деньги принёс, — уже собирался плакать мальчишка.
— Ну купи другую игрушку, смотри сколько моделей, и танки и корабли…
— Да вы не понимаете, — срывался Олежка, — мне самолёт нужен, самолёт. — И тут, Олежка заметил краешек синей коробки лежащей за прилавком. — Вы же сказали, что откладывать нельзя, а это что? — школьник громко указал на коробку, народ стал подозрительно пересматриваться, конец рабочего дня же.
— Мальчик, это с витрины коробка, она вскрытая и у неё уголок вот тут… — продавщица участливо показала коробку школьнику. Уголок коробки был вмят внутрь от небрежной транспортировки.
— А самолёт там? — спросил пацан, указывая на коробку.
— Да, — продавщица, будто проверяя свои слова, высыпала на стекло витрины детали.
Народ стал интересоваться происходящим. — Самолёт мальчишка хочет, а их раскупили, он тут постоянно ходит, вот, не повезло.
— А это что? — спросил дядька, указав на набор деталей.
— Продайте, — затребовал Олежка.
— Это некомплект, с витрины, у него упаковка порвана, я не имею права продавать брак, — отвечала продавщица и Олежке и людям.
— Почему?
— Потому что положено оформлять как некомплект.
— А вы ещё не оформили? — спросил мужчина.
— Нет.
— Ну так продайте мальчишке как комплект.
— А если кто узнает? Что я начальству скажу?
— А как оно узнает, мы не скажем, — осматривал толпу зевак весёлый дядька.
— И я никому не скажу, — заверил Олежка.
— И мы никому не скажем, — смеялись люди в толпе.
Всё-таки Олежка везучий, думал Олежка, стараясь утихомирить волнение в груди. Это его самая первая, дорогая и абсолютно осознанная покупка, хоть и состоялась не без проблем. Теперь у Олежки есть свой самолёт, конечно, иллюзий он не питал, самолёт нужно ещё собрать и склеить и это не настоящий самолёт, но так и Олежка ещё мальчишка. Это он понимал. Главное выбрать вектор. Ой, а деду показать забыл, вспомнил Олежка уже на Пешем мосту, вместо того чтобы бежать клеить, нужно бежать назад. А впрочем, лето.
Дедушка был на проходной. Повезло. И застать успел, и на четвёртый этаж подниматься не пришлось. Олежка отчитался за инвестиции, ещё раз уверил о том, что мама вернёт долг завтра, поблагодарил и отправился домой.
Обычно мамина командировка кончалась довольно поздно, и Олежка решил сразу приступить к сборке, чтобы успеть, пока полон сил, а мама увидит уже готовый самолёт, а не набор деталей похожих на куриные кости.
Высыпав набор из коробки, Олежка изучил инструкцию, читал он ещё не очень, но в инструкции всё на картинках показано, он сверил номера деталей, вырезал их с плашек, разложил на столе в соответствии с порядком сборки и тут... Тут он понял, что такое некомплект. Некомплект, это когда чего-то не хватает. Не хватало клея.
Очередной поддых от судьбы. Да что за день такой?! Так хорошо начинался и так досадно заканчивается. Неужели всё-таки завтра? А что завтра, клей отдельно не продаётся, а вернуть набор как некомплект Олегу и в голову не могло прийти, он же сам уговаривал продать ему этот некомплект. Нужно выходить из положения, чёрт возьми. Мальчишка вспомнил, что с прошлых моделей оставался клей в тюбиках, это выход, но где эти тюбики?
Следующие двадцать минут Олежка рылся в своих ящиках, и, несмотря на то, что разложенный на столе для сборки самолёт выглядел как эталон перфекциониста, пол вокруг стола был усеян мусором и не только, но заветные флакончики Олег нашёл и от танка и от корабля.
Олег вытащил спичку, которая исполняла роль затычки и понюхал, в нос ударил резкий запах растворителя, но при попытке вылить клей ничего не вышло, от клея остался только запах. Оба флакона были негодны. Опять загвоздка. Но остановить лавину может только рассеивание и иссякание кинетической энергии, а Олежка был собран и юн. День ещё не окончен. Пошарив по всем возможным пузырькам с жидкостями, Олежка нашёл у мамы флакон с жидкостью для снятия лака, пахла она очень похоже на клей, подойдёт, решил школьник. Расчистив под ногами место, Олег приступил к сборке, опыт он имел. Вскоре, на столе стоял новенький современный, только некрашеный лайнер.
В двери щёлкнул замок. Мама. Олежка кинулся встречать:
— Я тут…
— Ну и что же это за дело такое срочное, что тебе деньги понадобились? — шоферюги, с которыми ехала мама, потребовали зарплату и бухгалтера вызвали с работы, благо все рядом живут, кроме шоферюг, ну а раз кассу открыли то и деньги Тане тоже выдали. Выдали да не все, дед-то в конторе Олежку не дождался и на кассе записку оставил, «Кошаковой три рубля недодать», а толком не объяснил, домой торопился.
— Ты же сама мне самолёт обещала, а сегодня завезли новую модель, а до завтра бы не осталось, нужно было срочно покупать.
— Если самолёт захотел, то возьми денег сколько надо, зачем тебе целых три рубля понадобилось? — продолжала мать.
— Три рубля это на один самолёт — объяснял Олежка, пока мама входила в комнату.
— Да ты ещё весь дом вверх дном поставил и ради чего? — еле справлялась с негодованием мать. Олежка показал на стол.
— И что это?
Что это?! Мама спросила, «что это», глядя на самолёт. Олежка обиженно отвернулся и посмотрел на самолёт, такой долгожданный и так нелегко доставшийся, и в очередной раз за сей день оторопел. Жидкость для снятия лака прихватывала детали, но, в отличие от клея не застывала, а продолжала растворять пластмассу, и вскоре самолёт просто развалился на куски. На столе была настоящая авиакатастрофа. Катастрофа была в сознании пацана, а мать ещё не знала про жидкость для ногтей.
Инцидент с тремя рублями уладили. Самолёт Олежка в итоге починил, но был он весь кривой и в потёках клея. Похоже, на знак, что путь в небо простым не будет. Видимо судьба есть, и если тебе не суждено ещё чем-то обладать, то просто нужно ждать и не торопить события.
Один ветер у тебя в голове, — ругала мама Олежку. — Один ветер. Но Олежка не считал что это плохо, если ветер в голове, это значит, что в голове всегда свежо.
«Облако на ниточке»
Со стороны Байконура задули монотонные ветра. Лето подходило к концу, вновь светила ненавистная школа. Олежка уныло плёлся по улице, пока не заметил в небе что-то необычное. Белое, угловатое тело летело высоко в небе, совершая резкие выкрутасы. Это был воздушный змей. Олежка уже строил таких с дедом, но они не летали. Точнее, не летали так высоко. Наверное, потому что дед был совсем слеп и чаще ломал змея до его завершения. Зато рассказывал дед Вася что раньше, до войны, на Селениях мальчишки запускали шумящих змеев, и по осени на улице целыми днями стоял треск и жужжание. Но как это делали мальчишки до войны, он не помнил. Теперь деда совсем плох, и змеев с Олежкой больше никто не строит.
Ветер креп, а змей становился всё меньше и меньше. Он уже, наверное, над Волгой, — думал Олежка. Вдруг змей сильно занервничал, начал метаться, и сильно рванув, наконец, притих, падая как осенний лист раскачиваясь. Лишь несколько секунд Олег провожал взглядом падение, пока не сообразил, куда надо бежать, и он, что есть мочи припустил. Выбежав на набережную завода, Олежка уже с полминуты не видел змея. Он здесь, он где-то здесь! Наверняка его сейчас начнут искать. Успеть бы хоть краем глаза увидеть, как он устроен. Олежка бегал вдоль берега как заведённый, слишком много разного хлама на территории, как отыскать здесь змея?! Облазив десяток барж Олежка отчаялся, ни змея, ни того кто его искал не было.
Темнело, и Олежка понимал, что шансов найти змея, уже мало. Возможно он всё- таки упал в Волгу? и тут, нога зацепила добротную трощёную нить. Теперь он его найдёт. Уже через минуту Олежка вытянул из прибрежного камыша змея. Сам змей намок и расклеился, и уже не был пригоден, он был не прямоугольный, как строил дед, он был треугольный, и на передней планке была натянута нитка, которая изгибала планку. Так вот чего не было у дедушкиных змеев. Олежка осмотрелся, но так и не увидел владельца змея, никто его не искал. Решив, что это находка на удачу, он понёс её домой для свершения технического шпионажа.
Планки от старой рейчатой шторы, которая уже давно пущена на это. Нитки, клей и газета не дефицит. Уже через час возни Олежка заканчивал змея во дворе. Но не простого змея, а по шпионской технологии и увеличенного в полтора раза! Прихватив полукилометровую шпулю хозяйственной нити, длинный гвоздь (для шпули) и новенького, неиспытанного змея, Олежка полез на крышу.
Осень спешила на всех парах и ветра дули каждый день. Монотонные, гудящие проводами и скрипящие старыми деревьями ветра. Ветер Олежка любил. Мать часто повторяла, что у него ветер в голове. Встав на самый край крыши, и держа змея за узду в одной руке, в другой Олежка держал шпулю. Дождавшись порыва, он подчерпнул змеем быстрого ветра и отпустил. Змей взлетел на пару метров, зашатался и нырнул вниз из-под ветра. Олежка немного повозился, подтянул дугу, увеличил угол атаки и повторил. Змей снова взлетел на пару метров, но не стал кувыркаться, а упруго натянул нить. Часть длиннющего хвоста свисала ниже крыши. Олежка ослабил шпулю и змей неуверенно трепыхаясь, стал подниматься выше. Улучая ощутимые порывы, Олежка попускал шпулю, и нитка быстро разматывалась. Уже змей выше всех построек и деревьев, и он поднимается выше, где ветер сильнее.
Пару раз, когда шпуля начинала разматываться, ветер сильно рвал нить, Олежка обжёг руку, но его это не остановило. Он продолжал подавать нить, а змей продолжал набирать высоту. На этот раз настройки были настолько удачны, что казалось Олежка, ловит большую рыбу, наоборот. Змей уверенно тянул нить и забирал столько, сколько давали, он становился меньше и меньше и уже был выше всех змеев виденных Олежкой. Но на шпуле оставалась нить.
Змей стал почти неразличим в небе, только нитка, уходящая в никуда, больно резала пальцы. На катушке ещё была нить, но Олежка боялся упустить конец при порыве ветра, поэтому разматывал её крайне аккуратно. Следить за змеем не было нужды, он уверенно висел в небе уже час. За это время и змей и ветер окрепли настолько, что Олежка боялся, что нить порвётся, или что он порежет пальцы и не сможет больше держать.
На шпуле осталось несколько витков. Олежка намотал несколько оборотов нити на башмак и прижал его к другому, так он освободил руки. Размотав остаток нити, он хотел привязать конец в катушке, чтобы не больно было держать. Ему почти удалось, но когда он снимал нитку с ноги, сильный порыв резанул-таки по пальцам и Олежка отпустил.
— пщиуу… — просвистела шпуля мимо лица. Олежка остался ни с чем. Как ни вглядывался он в небо, но змея он уже разглядеть не смог. Олежка шмыгнул носом и озадаченно почесал между бровей.
Сколько я себя помнил, я всегда умел летать. Но только во сне. Бабушка объясняла, что так я расту. А ещё бабушка говорила, что как только я вырасту, то и летать во сне перестану. А вот это засада. Получается, что нужно изо всех сил учиться летать во сне, чтобы к тому моменту как вырастешь, научиться летать наяву. Среди сверстников не было у кого поучиться, а взрослым было не до меня. Задача не выглядела простой.
Я стоял на кромке крыши, но мне не было страшно, я много раз загорал на этой крыше. В моей голове дует сильный ветер, а на улицах никого. Мой змей проткнул облако, и я держу его за нитку, оно тяжёлое и медленное, но податливое.
Вот, вот и я коснусь облака впервые. Облако оказалось не похоже на вату. Оно вообще оказалось ни на что не похоже. Облако обволакивало, и в нём было темно и прохладно. Но снаружи по нему можно было ходить как по мягкому матрасу. Можно даже представить, что ты сидишь в огромном кресле, подбив под себя облако как подушки.
Я сидел в мягком кресле из облака, дул сильный ветер. Вокруг никого. Абсолютное умиротворение. Лишь пальцы немного режет. Я ведь помню, что стою на крыше и держу своего непокорного змея, через которого управляю облаком, на котором сейчас плыву. Это было новое двойственное восприятие. Оно случилось во сне, но оно впервые показалось мне управляемым. И сидя там, в кресле, которое я держал за ниточку, я подумал, что можно попробовать пригласить кого-нибудь в свой сон. Интересно, такое возможно?