Через месяц после смерти Александра Дмитриевича Астахова на адреса нескольких его друзей и знакомых, и на мой в том числе, пришло подписанное им электронное письмо без обратного адреса. Специалисты утверждают, что такого не бывает, да я и сам знаю, что это невозможно, тем не менее, вот же оно!
Дорогое Человечество!
Мне выпал уникальный шанс связаться с Вами, и спешу им воспользоваться, чтобы поведать об удивительных событиях, произошедших со мною за последнее время, перевернувших все мои представления о потусторонней жизни, но - обо всем по порядку.
Как-то я шел по улице, внезапно потерял равновесие, и начал падать, но не упал на землю, а сразу прошел сквозь земную поверхность, провалившись в темный туннель, в конце которого брезжила точка света; по мере моего падения точка постепенно превращалась в белое, все увеличивавшееся пятно, и, наконец, туннель кончился, я вышел наружу, оказавшись в местности, мне совершенно незнакомой.
Я находился на пологом склоне горы, над вершиной которой стоял столб золотистого света, в своем истоке яркого, но по мере того, как он плавно переходил в лазурь безоблачного неба, постепенного рассеивавшегося. На этой покатой поверхности тут и там можно было видеть небольшие группы спокойно прогуливавшихся людей, одетых в одинаковые светлые тун;ки, примерно до колен оставлявшие открытыми их стройные ноги. Часть из них были погружены в спокойное общение друг с другом; иные занимались хоровым пением - их голоса звучали слаженно и мелодично. Сразу бросилось в глаза, что все они были очень друг на друга похожи; я бы затруднился определить пол или возраст особей; черты их лиц, почти не отличаясь, были одинаково красивы и дружелюбны. Прислушавшись, я услышал, что они общаются негромкими приятными голосами, звук их бесед напоминал птичий щебет. Взглянув на себя, я обнаружил, что одет в такую же тунику, как на всех.
«Так это что же, я что ли в Рай попал, в существование которого не верил?» - премного я удивился. Чтобы убедиться в достоверности моего видения и заодно освоиться в новой обстановке, я отправился в разведывательную прогулку. Оказалось, что процесс передвижения не требует от меня ни малейших усилий – хотя я переступал шагами с места на место, ноги не ощущали тяжести тела. Судя по отношению ко мне окружающих, я среди них ничем не отличался; если я с кем-нибудь встречался взглядом, на лице фигуры (я буду их впредь называть душами) тотчас возникала дежурная доброжелательная улыбка, - как у американцев, только гораздо более искренняя. Хотелось взглянуть на себя в зеркало, но интуиция мне подсказала, что зеркал здесь нет, и что они здесь невозможны. Хотя оно изменялось от места к месту, количество душ на единицу пространства нигде не достигало концентрации «толпы» - всегда оставалось много места для свободного перемещения. Время от времени в небе по направлению к столбу света или в направлении противоположном, деловито пролетал ангел, одетый в хитон белого или небесно-голубого цвета, взмахивая издававшими тихий шелест крылами.
Да, все было за то, что я действительно нахожусь в Раю, в котором мне теперь предстояло «обживаться». «Где же, однако, мой дом?» - задал я себе вопрос, но тут же понял, что не нуждаюсь в доме: я не был отягощен никаким имуществом; здесь везде было светло и тепло; воздух был свеж и ароматен. Можно было ходить, не испытывая усталости, но равным образом я мог бы сесть или лечь на одной из просторных лужаек с мягкой зеленой травкой, застыв в любой позе – моя невесомая оболочка не создавала никаких неудобств – не болела и не затекала. Она, также, не испытывала ни голода, ни жажды, ни большой, ни малой нужды, ни потребности в плотских утехах. Я заглянул украдкой себе под тунику – так и есть – у меня не оказалось члена, но я не испытывал в связи с этим никакого чувства ущербности, зная – мне его вернут в день Страшного Суда вместе с телом.
Теперь, когда выяснилось, что у меня нет материальных потребностей, передо мной во весь рост предстала проблема удовлетворения потребностей духовных; замаячил вопрос: чем здесь можно заняться? Присоединиться к хору? – но я в земной жизни никогда не пел, петь не люблю и не умею, и вот теперь вдруг запою. С какой стати? Встретиться с родителями? Но как их вызвать? Я вот подумал: «Родители!», но они передо мной не явились. Что нужно предпринять для встречи с ними? Должно же здесь быть что-то вроде справочного бюро! Хорошо, допустим, я их найду, но раз у всех одинаковые лица, то появятся передо мною две души, и будут утверждать, что они – мои родители, но будут выглядеть, как чужие, - как это скажется на общении? Потом, о чем говорить? Рассказывать о том, как протекала моя жизнь после их смерти, мне не хочется: пусть думают, что она была более счастливой и успешной, чем на самом деле. Вспоминать о нашем общем прошлом? Но перед громадой разверзшейся передо мною вечности мое прошлое свернулось в маленький, драгоценный свиток; в этом безбрежном пространстве и бесконечном времени, принадлежащим всем, а, следовательно, никому, мои воспоминания о прошлом остались единственным личным достоянием, бесценным сокровищем, которое я не желаю никому показывать – я боюсь его невзначай израсходовать, повредить, исказить – потерять. Нет, к встрече с родителями я пока не готов: еще успею; - торопиться некуда.
Встречаться с выдающимися людьми, например, с почитаемым мною Кантом? А ему интересно повстречаться со мной? Какое до меня дело Канту: он где-нибудь, выкроив тихий уголок, спорит с Шопенгауэром, или с Хайдеггером! Даже если он готов поговорить с каждым, кто нагло домогается с ним встречи, то мне придется выстоять очередь из миллионов душ, чтобы получить по записи несколько минут (то есть бывших минут) для беседы, но чем заниматься во время ожидания? И тут я вспомнил о своем любимом земном занятии: надо читать книги. В той, прошлой жизни на это никогда не хватало времени – теперь же времени - залейся, а Вавилонская Библиотека Борхеса по своему объему грандиозна, причем некоторые книги можно перечитывать многократно, так что чтение – это единственное занятие, которое способно заполнить даже Вечность! Но тут меня пронзило опасение: а есть ли в Раю приличная библиотека? Для обретения спокойствия духа ответ нужно было получить тотчас же, не медля.
Я приметил симпатичную курчавую брюнетку (или курчавого брюнета - это различить было трудно), и ей сказал:
- Сударыня, разрешите обратиться с вопросом: как называется эта местность? (Я сделал широкий жест рукою).
Улыбнувшись дежурной улыбкой, душа ответила голосом, средним между тенором и сопрано:
- Это Небесный Рай. Так Вы новичок?
- Да, только что прибыл.
- Тогда усвойте: здесь принята форма обращения «Дорогой Друг».
- Дорогой Друг, у меня есть еще один вопрос: где здесь у вас библиотека?
- Библиотека находится на площади Святого Павла, дом 2.
Я заметил, что брюнетка говорила на каком-то иностранном языке, но сразу после начала каждой фразы в моих ушах начинал звучать синхронный перевод на русский, - один из официальных райских языков. («Хорошо, что он не подпал под санкции» - подумалось мне совершенно не к месту).
Оглянувшись по сторонам, я увидел название интересовавшей меня площади, парившее неподалеку в воздухе, как голограмма. Выйдя на площадь, я увидел на ней красивое здание воздушной архитектуры, которое снаружи казалось невысоким, но, когда я вошел в просторное фойе, оказалось, что его своды вздымаются высоко надо мною. Миловидный ангел женского облика, снабженная парой небольших, слегка подрагивавших, как у бабочки, крылышек и небольшим элегантным нимбом, сидевшая в фойе за стойкой, спросила меня:
- Дорогой Друг, что Вам угодно?
- Я хотел бы ознакомиться с каталогом Вашей библиотеки.
- Пожалуйста, - показала мне ангелица на несколько столов для посетителей, на которых призывно в полной готовности стояли мониторы.
По мере того, как я рыскал по каталогу, мои худшие опасения сбывались: здесь была представлена исключительно религиозная литература: жития святых, писания отцов церкви, книги по теологии, энциклики, решения церковных соборов, и невероятное количество популярной церковной литературы, которой завалена любая православная книжная лавка. Это был тот круг чтения, который я, заядлый читатель, всегда опасливо избегал – он меня отталкивал своей ангажированностью, упертостью на узком круге идей, а также скудостью художественной формы. Вместе с тем, в библиотеке отсутствовали трактаты по светской философии, - даже Платон и Аристотель были даны в упрощенном, одностороннем изложении; не было ни художественной литературы, ни светских книг по наукам и искусству. Совершенно потерянный от осознания случившейся со мной катастрофы, - полного отсутствия нужных мне книг, я подошел к крылатой библиотекарше.
- Дорогой Ангел, я не нашел собрания сочинений Канта, может быть, я не умею пользоваться каталогом? - жалобно проблеял я, ни на что особенно не надеясь.
- У нас закрыт доступ к произведениям, которые могут смутить праведные души, совлечь их с пути единственной правды в дебри разнообразных заблуждений, и сочинения Канта, увы, подпадают под данную категорию - вежливо, но твердо ответила ангелица.
- Так что же, у Вас введена цензура? - спросил я, изображая из себя наивность, как будто я впервые сталкиваюсь с этим ужасным явлением.
- Да, но это – цензура Святого Духа!» - произнесла с благоговением библиотекарша, возведя очи горе.
Раздавленный сознанием свалившейся на меня беды – что я теперь обречен на вечную жизнь без единственной радости – чтения книг, распахивающих царство свободной мысли, я понуро вышел из библиотеки.
Решив испить сию чашу до дна, я собрался тотчас же выведать у какой-нибудь из душ все, что относится к возможностям здешнего времяпровождения. Мое внимание привлек мужеподобный блондин весьма простецкого вида.
- Дорогой Друг, я здесь новичок, только что из Москвы, и хотел бы узнать о здешних порядках – обратился я к белокурой душе.
- Зд;рово, я тоже из России, из Тамбова - ответил блондин с добродушной улыбкой.
- Ты здесь давно? – поинтересовался я.
- Не знаю, здесь времени никто не замечает и не считает.
- Меня беспокоит вопрос: чем здесь можно заняться?
- Мы все время занимаемся единственным делом: - славим Господа!
- Это понятно, ну, а если поконкретней? – не унимался я.
- Можно записаться в один из хоров, и петь псалмы, - это очень приятное и духоподъемное занятие!
- А что еще? – Я постеснялся признаться, что не люблю коллективного пения.
- У нас есть любимое дело: мы выстраиваемся в композиции, складывающиеся в символические рисунки и благочестивые надписи. Каждая душа в композиции – только взаимозаменяемая точка рисунка или буквы, маленькая пылинка, бесконечно счастливая в исполнении Воли Господней!
- Такие композиции любят составлять в Москве на Красной площади по праздникам. Они хорошо смотрятся сверху, но не читаемы снизу. А кто придумывает рисунки и тексты? – спросил я, чтобы скрыть отсутствие энтузиазма.
- Рисунки и надписи нам присылают свыше – показал мой собеседник взглядом на столб света.
- А чем вы занимаетесь в остальное время?
- Мы обсуждаем между собой призывы нашего Святого Руководства к очередному двунадесятому празднику, и обмениваемся мнениями о знакомых душах.
- Перемываете им косточки?
- Мы рассказываем о том, как мы ими восхищаемся.
- Но они от вас не отличаются, значит, - вы восхищаетесь собой?
- Да, но в этом нет ничего зазорного – разве мы все - не творения Господни?
- Да, конечно!
Поблагодарив своего собеседника за исчерпывающую информацию, я побрел, куда глаза глядят, - уныло и бесцельно. Сколько времени прошло с момента моего здесь появления, я не знал, - измерить ход времени было нечем, так как часов здесь не было, и свет лился с постоянной интенсивностью, но мне казалось, что я здесь нахожусь уже очень долго. Во всяком случае, все окружающее уже успело мне обрыднуть – глаза бы мои на все это не смотрели, - и созерцать всю эту неимоверную скучищу я теперь обязан целую Вечность! «Лучше бы в Ад» - подумал я, сначала ужаснувшись, но постепенно эта мысль начала мне казаться все более привлекательной: «Там будут страдания, но они будут наполнять время каким-то смыслом, и это будет лучше, чем этот унылый, непрерывный, бездарный спектакль, изображающий всеобщее счастье!
Постепенно у меня сложилась решимость сбежать в Ад; по крайней мере, предпринять такую попытку. Для этого надо было найти какого-нибудь представителя власти. Интуиция подсказала, что следует обратиться в одну из выкрашенных в голубой цвет цилиндрических башен, над которыми высилась эмблема из двух скрещенных золотых лучей. Дверь оказалась незапертой; я вошел в небольшое помещение с верхним светом. Передо мной на кресле с высокой спинкой восседал красавец ангел с длинным и узким, слегка вогнутым ликом, огромными темными глазами, тонким заостренным носом, высоким лбом и крутыми бровями; лицо было обрамлено густыми волнистыми кудрями золотистого цвета, а за спиной застыли два могучих белых крыла. Ангел был одет в хитон цвета лазури; на плечах были заметны небольшие погоны со значком в виде двух золотых перекрещивающихся лучей. Над головой висело тонкое кольцо нимба, излучавшее свет, как люминесцентная трубка.
- Лейтенант Службы Поддержания Небесного Порядка Иммануил Шестой. – представился ангел. Дорогой Друг, чем я могу быть Тебе полезен?
- Я – новопреставленный Александр Дмитриевич Астахов, попал в Рай по ошибке.
- У нас ошибок не бывает – сказал Иммануил.
Щелкнув перстами, ангел вызвал появление экрана, повисшего перед ним в воздухе, как голограмма, которым он управлял, используя в качестве мыши живую голубку, - он перемещал ее в воздухе грациозным движением руки. Нажав на ее перья длинным тонким перстом, он открыл мое досье.
- Ты никого не убил, ничего не украл, не прелюбодействовал, не желал жены ближнего своего, ни осла его, ни другого его имущества, не лжесвидетельствовал, никому не завидовал, почитал отца и мать, не поклонялся золотому тельцу, не произносил имя Господа всуе, в седьмой день работал только по принуждению начальства, и это тебе простили. – ровным голосом деловым тоном зачитал ангел появившийся на экране текст. – Поэтому нет никаких оснований для отказа в Рае.
- Я повинен в грехе гордыни.
Открыв соответствующее приложение, Иммануил прокомментировал его так:
- Грех гордыни – самый распространенный, и для каждой души мы его оцениваем в баллах; в последние сто пятьдесят земных лет, в связи с расползанием безбожия качество душ все время падает, для выполнения плана пополнения Рая мы все время повышаем проходной балл; сейчас это 48. У тебя же 32 балла!
- Я повинен в еще одном страшном грехе – не сдавался я, решив пойти ва-банк, – я пожелал, и не однажды, мучительной смерти своему бывшему начальнику Сукалаеву, и даже совершал для достижения этой цели колдовские действия!
Сразу посерьезневший при моих словах, Иммануил долго отыскивал какое-то трудно доступное приложение, нашел, открыл его, прочитал, потом вытащил откуда-то из хитона мобильник в виде золоченого пасхального яйца, и связался, как я полагаю, с начальством – слов ангела я не понял – похоже, разговор протекал на арамейском. Закончив его, Иммануил Шестой повернул ко мне свой опечаленный взор, и произнес:
- Бог милостив – чистосердечно покайся, и, хотя я тебе ничего не могу гарантировать, но у тебя есть шанс, что ты будешь прощен!
Однако это никак не входило в мои планы, - я уже твердо решил перебраться в Ад. Скривив губы в мстительной улыбке, я отчеканил:
- От всей души желаю Сукалаеву, суке, скорой и мучительной смерти!
После этих слов на красивом лице ангела появилось выражение благородного негодования, и сам он, и комната, в которой он сидел, начали рассеиваться, и, наконец, пропали совсем, постепенно сменяясь совершенно другим антуражем.
Я обнаружил себя посреди черной ночи в тусклом свете фонарей идущим по асфальту изогнувшегося горбом моста через незримую, но журчавшую своими струями реку. Помимо меня, по мосту в том же направлении двигались другие молчаливые человеческие фигуры, чьи очертания были неясны; лишь отчетливо отдавался в ушах шаркающий звук их шагов. Я ошибался, полагая, что душам безразличны погодные условия, - было холодно, в лицо дул сильный порывистый ветер; я продрог в своей тонкой тунике, которую я безуспешно старался поглубже натянуть на свои голые ноги; остальные фигуры были одеты, как попало – кто в костюме, кто – в нижнем белье, кто – вообще был голым. Спереди на нас надвигался берег, на черном фоне которого редкие фонари высвечивали бетонные стены какого-то приземистого здания. Когда мост закончился, перейдя в разбитую асфальтированную дорогу, я оглянулся, чтобы прочесть надпись на дорожной табличке. Она гласила: “Riviera Acheronte. Ponte Caron” «Понятно» - подумал я – «Ад тоже благоустраивается, утлая ладья Харона уже не справлялась с возросшим потоком прибывающих грешников, и пришлось возвести капитальный мост. Значит, я в Аду! Цель достигнута, но не поменял ли я шило на мыло?».
Через широкие ворота мы вошли в приземистое здание, где выстроились в очередь на получение униформы. Когда я подошел к прилавку, морщинистый смуглый черт простонародного вида выбросил мне комплект одежды, состоявший из грубой робы в черно-белую полоску с нашитыми спереди и сзади лоскутами, на которых был отштампован одиннадцатизначный номер, такие же полосатые штаны, и безобразные, похожие на копыта, ботинки. Быстро переодевшись, (при этом я заметил, что мой член вернулся на свое законное место), я выбросил свою райскую тунику в общую кучу, и подошел к кабине первичной регистрации и селекции, в которой за компьютером сидела смазливая чернокожая чертовка с густо намазанными помадой губами и позолоченными рожками. Спросив фамилию, имя, отчество, дату и место рождения, она открыла мое досье, ввела в него номер и направила меня не к левой двери, перед которой стояла небольшая кучка грешников, а в хвост длиннющей очереди, стоявшей перед дверью направо. «Наверное, это обладатели дипломатических паспортов» язвительно подумал я про счастливчиков, стоявших перед левой дверью.
Выстояв очередь, я вошел в помещение Первичного инструктажа, где все вновь поступившие разделились на короткие очереди, выстроившиеся перед множеством параллельных кабинок – над частью из них стояла буква «Ж» - для женщин; над остальными – буква «М». Простояв около полутора часов (в отличие от Рая, здесь повсюду на видном месте висят часы, показывающие не только время суток, но и число, месяц и год от сотворения мира – 7523), я, наконец, предстал перед худощавым чертом с длинным, бледным с прозеленью лицом, на котором чернели сверлящим взглядом маленькие злые глазки, с большими козлиными рогами, с головы до ног заросшим густой черной с проседью шерстью.
Открыв мое досье, и пробежав его глазами, черт приступил к первичному инструктажу.
- Ты поступил в отделение общего режима, участок 158, барак № 6, бригада № 3: твой адрес: О-158-006-03.
- Дайте мне листочек бумаги, чтобы его записать – попросил я черта.
- Вот тебе чернильный карандаш, запиши его на ладони, но его следует выучить наизусть, и четко называть по первому требованию любого черта.
- В каком из кругов Ада находится это место? – осведомился я
- Если ты имеешь в виду Дантов Ад, то он много лет, как заполнен под завязку; давно уже заселяются Новые территории. Теперь слушай внимательно. Первое правило гласит: любое несанкционированное пересечение границы своего участка влечет за собой наказание – три дня карцера, где грешник сидит голым задом на включенной газовой плите. Второе правило: за самовольное проникновение на женскую территорию, полагается десять суток карцера.
- Какой у вас тут распорядок дня? – решил я перевести разговор в более нейтральное русло.
- Двадцать четыре часа непрерывных мучений каждые сутки.
- В чем состоит пытка? Погружение в горячую смолу или поджаривание на медленном огне? – пытался я расположить к себе черта своей эрудицией по части адских мук.
- У тебя устарелые представления. Теперь, когда из земли выкачали почти всю нефть высосали почти весь газ, выкопали почти весь уголь, огонь стал дефицитен, - его на вашу ораву не напасешься, поэтому адские муки мы перевели на самообслуживание: грешников разбили на бригады, в которых они должны мучить друг друга.
- Но это ведь очень похоже на то, как было в земной жизни!
- В чем-то похоже, но в чем-то и нет! Теперь прими к сведению: чтобы обеспечить высокое качество мучений, нерадивых мы наказываем, усердных - поощряем.
- С наказаниями понятно: - по-видимому, это карцер с газовой плитой, но в чем состоит поощрение?
- Можно получить талон на посещение женской территории. Но есть поощрения и более существенные: грешники, изобретательные по части пыток, и проявляющие в них особое усердие, получают повышение - назначаются бригадирами. Например, у тебя бригадиром бывший преподаватель марксизма-ленинизма, отменный садист – тут черт довольно хохотнул. - Самые усердные из бригадиров ставятся в очередь на занятие вакансий вольнонаемных чертей.
- Так у вас есть вольнонаемные черти?
- А чему здесь удивляться? Ад пополняется так стремительно, что теперь он катастрофически перенаселен; у нас постоянная нехватка кадров, особенно начиная с периода торжества безбожия, когда Рай систематически остается недоукомплектованным, зато в Аду – перебор. Ты не поверишь: я сто пятьдесят лет в отпуске не был! Так что для нас вольнонаемные черти – спасение от кадрового голода.
- Однако я заметил, что у вас есть «блатные» и среди вновь поступающих. При первичной регистрации привилегированное меньшинство направляют в левую дверь, а всех остальных – в правую!
- В левую дверь проходят только серьезные, уважаемые грешники. Какие прегрешения числятся за мелкотой вроде тебя? Неверие, эгоизм, обман, вялое прелюбодеяние, мелкое мошенничество – вот чем пробавляется большинство человечества. И только меньшинство решается на серьезные преступления - преднамеренные убийства, изнасилования, разбой. Они у нас получают высокий статус – удостаиваются строгого режима, - попадают в ВИП-зону, где пытками занимаются только профессиональные черти.
- А из грешников строгого режима тоже набирают наемных чертей?
- Нет, они и так имеют высокий статус; вольнонаемных набирают только из общего режима, чтобы рядовые грешники тоже обрели стимул и смысл адского существования – возможность продвижения в здешней иерархии.
- Да, по сравнению с Раем, это – большое преимущество – согласился я.
- А ты откуда знаешь по Райские порядки?
- Я сбежал оттуда!
- Почему сбежал?
- Из-за ужасной скуки!
- Правильно сделал, здесь у нас не заскучаешь! – при этих словах черт ехидно улыбнулся, потом вдруг встрепенулся, как если бы его посетила удачная мысль. - Слушай, мужик, я вижу: ты – свой в доску! Я могу тебя записать вне очереди на занятие вакансии вольнонаемного черта. А пока, будь другом, окажи мне услугу! Мне нужно отлучиться часа на полтора - встретиться с одной чертовкой, а ты в это время посиди на моем месте. Над дверью я зажгу надпись «Занят», чтобы к тебе не вломился очередной клиент; если меня спросят по телефону, скажи, что Азазеля Двадцать Пятого (это я) вызвали в отдел кадров для прохождения переаттестации, а ты - вольнонаемный, подменяешь старшего, и спроси, что передать.
Я, естественно, согласился. Мне здесь уже положительно начало нравиться: здешние порядки напоминали земную жизнь, по которой я успел стосковаться в Раю: во-первых, здесь нет уравниловки – существует сложная иерархия, и можно побороться за место в ней; во-вторых, здесь время не остановилось, и имеется какое-никакое неведомое будущее, которого можно ожидать с любопытством, вопрошая: «Что будет со мной?»
Усевшись за пульт, я бросил взгляд на экран компьютера, потом пробежался по нему мышью. Оказалось, что софт – Windows 7. Я зашел в электронную почту. Попытался набрать адреса своих друзей и знакомых – набираются. Не написать ли мне письмо Человечеству о своих загробных открытиях? Чем черт не шутит? (Здесь этот вопрос – отнюдь не риторический). И вот я пишу Вам это письмо; мне уже пора закругляться: мои полтора часа заканчиваются, а мне еще понадобится время на рассылку. Кажется, мой знакомый черт приближается, - послышалось характерное постукивание хвостом об пол…
Прощайте, дорогое мое Человечество!
С искренним уважением
Александр Астахов.
Других писем от Александра Астахова на адреса его друзей и знакомых больше не поступало.
Июль 2015