Важно не количество твоих способностей, а то, как ты ими воспользуешься. Этот постулат в полной мере можно отнести к художнику Илье Репину. Он искренне считал себя варваром в искусстве, недостаточность гениальности пытался компенсировать работой, сутки проводил в мастерской. Со всей природной порывистостью он пытался преодолеть врожденное «варварство», дотянуться до вечности.
И это ему удалось.
В украинском городе Чугуеве (теперь Харьковской области) стоит невзрачный, покрытый белой известью и трещинами памятник. На табличке значится: «Здесь был дом, в котором родился великий русский художник Илья Ефимович Репин. 1844-1930».
Он родился 5 августа, в семье военных поселян – так после победы над Наполеоном называли бывших вольных казаков. Отец, Ефим Васильевич Репин, служил в чугуевском уланском полку. После службы он получил от начальства право торговли и сбывал лошадей на постоялом дворе в доме матери. Здесь и появился на свет будущий великий художник. Детство свое он провел в другом доме, который построили его родители на окраине города в слободе Осиновке, на самом берегу Северского Донца. Дом этот тоже не сохранился.
Мать, Татьяну Степановну, Репин считал своим советчиком и другом. Она любила поэзию, особенно Жуковского, разговаривала с сыном о красоте природы. Они с мамой ходили за семь верст от Чугуева в церковь. После службы люди высыпали наружу, шли по тенистому лесу и очень красиво, пятнами освещались в густом орешнике. Впечатления детства Репин позже использует, как всякий наделенный талантом человек.
Однажды маленький Илья всерьез обеспокоил родителей. В чистой половине дома они при поддержке знакомых устроили нечто вроде концерта или бала. Пришли музыканты со скрипками и другими инструментами, гости приготовились танцевать. Грянула музыка, и тут Татьяна Степановна случайно глянула на сына и увидела, что он смертельно побледнел.
– Что с тобой?
– Темно... В глазах...
– Боже мой, сынок, у тебя что-то болит?
– Нет... А это что, конец света, да? Сейчас все умрут?
Лишь сейчас мать догадалась и рассмеялась, обняла мальчика, прижала.
– Глупенький, успокойся. Это музыка, просто-напросто музыка.
Однако «просто-напросто музыка» проникала в кровь Ильи, подобно наркотическому веществу. Природа вообще одарила его повышенной впечатлительностью и гипервосприимчивостью к искусству, о чем ни сам мальчик, ни его родные не могли, конечно, знать. Он не рассказывал никому, что однажды чуть не сошел с ума, когда в Чугуев входил кавалерийский полк. Он побежал по улице вместе с мальчишками навстречу праздничному шуму – ржанию, ударам копыт, лязгу оружия – и радовался со всеми. Вдруг пыльная дорога будто ушла из-под ног и ударила его в спину, в лицо дунула упругая звуковая волна – это зазвучали полковые трубы. Илья с трудом удержался от судорожного желания кататься по траве, рыдать и хохотать – он зажал уши ладонями и убежал...
А однажды в дом попали краски. Обычные краски, сделанные в чугуевской аптеке – двоюродный брат принес и показал, как раскрашивать картинки, а, уходя, оставил. Весь дрожа от возбуждения, Илья обмакнул кисть в воду, провел по самой яркой и сделал мазок на клочке бумаги. В глаза будто брызнуло солнце. Интуитивно откуда-то зная, что делать, он вымыл кисть и сделал мазок другой краской – появилась глубокая лазурь. В ушах и висках мальчика гулко ухало, из носа закапала кровь. Он не замечал этого, словно в наваждении продолжая пробовать краски на бумаге, пытаясь изобразить что-то осмысленное.
Внезапная страсть к рисованию затмила собой все, хотя некоторое время была запретным плодом: кровотечения из носа встревожили родителей, и они пытались воспрепятствовать упражнениям сына в рисовании. Напрасно – с этим ничего нельзя было поделать. Он рисовал исступленно, позабыв все на свете, а из носа капала кровь. «Добросердечные» соседки, крестясь, шептали: слабому здоровьем младшему Репину не суждена долгая жизнь, Бог скоро заберет его к себе...
Вызвали лекаря. Тот обследовал мальчика, послушал папеньку и маменьку, сказал:
– Никакой серьезной хвори у ребенка нет. Налицо лишь все признаки холерического темперамента: импульсивность, неуравновешенность, вспыльчивость, неспособность сдерживать эмоции...
– Но отчего же кровь? И как лечить?.. – спросила мать.
Доктор поднял палец.
– От возбуждения кровь приливает к сосудам. Прикладывать холодное – это во-первых, дать продолжать занятия – это во-вторых. Возбуждение проходит, пройдет и кровотечение. Обычно холерики, энергично начиная какое-либо дело, вскоре быстро устают и теряют к нему интерес.
Однако Илья не утратил интереса. Он рисовал, расписывал на Пасху яйца – и вскоре попросил родителей отдать его для учебы в корпус топографистов. Ведь там давали краски, которыми грезил юный Репин. Смирившись с его страстью к живописи, вскоре после окончания школы родители отдали мальчика в обучение местному иконописцу Бунакову, причем не «в кабалу», а за оплату.
Краски стали его кумирами, помощниками, страстью и сумасшедшим увлечением. Без красок он мог не выдержать этих невероятных будоражащих пятен, перетеканий света и тени, ослепительной красоты деревьев и людей. Они давали возможность выплескивать переполняющий его восторг перед этим волшебным миром, изображать его во всей красоте.
К пятнадцати годам Илья Репин стал известен в Чугуеве как мастерский живописец. Даже из дальних сел его приглашали на работу. Юноша вдохновенно рисовал иконы, с артелями иконописцев и ремесленников расписывал сельские церкви. Однако он мечтал о Петербургской Академии художеств. Даже сумел раздобыть ее устав и готовился по нему к поступлению. Осенью 1863 года, получив деньги за роспись Сиротинской церкви, Илья отправился в столицу. Мечта сбылась! «Это был медовой год моего счастья, – писал Репин в воспоминаниях. – За долгие годы мечтаний, стремлений, отчаяния, я, наконец, попал в желанную среду и мог учиться обожаемым предметам».
В 1864 году Илья Репин стал вольнослушателем, а затем учеником в Петербургской академии художеств. Учеба увлекала Репина, вся атмосфера Академии приводила его в восторг, общительность помогала завязывать новые знакомства. В отличие от стеснительного Васнецова, Репин охотно показывал неоконченные работы и даже переделывал их на глазах соучеников, поскольку приехал в Петербург уже «набившим руку» живописцем. Он познакомился с совсем юным пейзажистом Ф. Васильевым, впоследствии очень известным. В это же период познакомился с известным критиком Стасовым – с ним он дружил и переписывался долгие годы.
Репин вспоминал, как в 1869 году он готовился к конкурсу на Малую золотую медаль, работая над картиной «Иов и его друзья» – круглосуточно сидел в мастерской, почти не выходя на воздух. «Несмотря на тайную титаническую гордость духа внутри себя, в жизни я был робкий, посредственный и до трусости непредприимчивый юноша. Особенно – это и до сих пор осталось во мне – я не любил путешествий и всяких экскурсий». Однако как-то раз сосед по мастерской, вольнослушатель Савицкий вытащил Репина на прогулку по Неве. До сих пор Илья наивно полагал, что таких красот, как на его родной Украине, нигде не найти, и был восхищен видами реки и берегов, природой и барышнями. Тогда же увидел и бурлаков, принялся рисовать акварелью эскизы.
Федор Васильев поднял на смех нарочитость эскиза и пригласил Репина съездить с ним на Волгу, посмотреть настоящих бурлаков. Обиженный насмешками юнца, Репин обратился за разъяснениями к Крамскому и получил совет прислушаться, тем более что у Васильева есть покровитель, граф Строганов – он и оплатит поездку.
Просторы Волги не вмещались ни в какие альбомы, художник не мог наглядеться на песчаные и лесистые берега. Но главное – впечатления от людей. И, конечно, эскизы, которые Репин делал в большом количестве. На обратном пути Илья уронил с парохода в воду часы. После он с улыбкой вспоминал о своей «жертве» реке и надеялся, что она вознаградит его по-царски... Он возвращался, предвкушая трепет академической жизни, научные лекции и конкурсы.
Академическая программа на большую золотую медаль «Воскрешение дочери Иаира» поначалу не задевала сердца художника. Он увлеченно писал портреты, увлекался реализмом и, казалось, далеко отошел от религиозной живописи. У Репина даже случился период недолгой растерянности, когда он сомневался, не покинуть ли ему Академию, при всей любви к ней – ведь тут царствует дух рабства перед академическими шаблонами, а его увлекает живая натура.
Он твердо решил строить всю картину на трагичности. Но работа сопротивлялась, картина давалась с неимоверным трудом, от бесконечных перестановок местами фигур и «перетасовок» линий уже рябило в глазах.
Преодолеть противоречия помог случай: посещение посмертной выставки К. Флавицкого. Эскиз «Голгофа» впечатлил Репина, ранил в самую душу, вступил в резонанс с его воспоминаниями. Он вспоминал атмосферу того дня, когда умерла его сестра Устя, тогда весь родительский дом сжался, застыл, потемнел... Ему казалось – это он сам там, в толпе, истерзанный страхом, отчаянием и горем. Знакомая тьма в глазах, внутри все разрывается... И художник понял: да ведь нужно написать просто реальную сцену! Все, что требуется для воображения и вдохновения, уже есть в самом тебе, только нужно это извлечь!..
Он взял черную и коричневую краски, смело прописал все темные места в холсте. Руки сами делали все необходимое. Вскоре с картины заструилось такое мощное излучение совершенно реального горя, что у самого художника мурашки поползли по спине.
За картину «Воскрешение дочери Иаира» Илья Репин получил большую золотую медаль. Это было в 1872 году. А в следующем году он написал картину «Бурлаки на Волге» для графа Строганова. Великий князь Владимир Александрович состоял тогда в должности вице-президента Академии художеств, президентом была его тетка, великая княжна Мария Николаевна. Князь похвалил эскизы Репина и предложил написать для него «Бурлаков».
Картина принесла Репину неожиданную известность, не всегда добрую. Многие от нее морщились: что это за «барки с качелями», рыбаки какие-то; непатриотично, дескать, выставлять напоказ Европе потрепанные онучи... Шум неимоверный поднялся в литературе и журналистике, и лишь авторитет Стасова, защитившего картину и художника, заставил этот шум утихнуть. Забавно, что владельцу, великому князю, холст очень нравился, он любил толковать отдельные характеры изображенных, и жаловался автору, что стена в бильярдной пустует – работу постоянно просили на разные выставки.
Есть люди, чей способ жизни на Земле – любовь. Они не могут без любви, они задыхаются без нее. Если же такой человек родился художником, он попадает в круговорот влюбленности: сам ее аккумулирует, несет в себе и изливает на все окружающее – людей, природу, искусство – и в ответ получает энергию созидания.
Увиденное нельзя не изобразить, изображаемое невозможно не полюбить. Как красивы листья каждой своей прожилкой. Как красивы человеческие лица – все без исключения. Некрасивых лиц не существует. Ведь это удивительно, это прекрасно и непостижимо – какие бывают у людей носы. Этот льется со лба эдакой ниагарой, мощный, прямой, другой лукаво подмигивает своей курносиной-туфелькой, тот горбит спинку, смотрит свысока. А глаза, что за изделия волшебные – драгоценные влажные жемчужины, обнятые складками кожи. До чего трудно уловить изменчивость их поворотов, но уж если уловил – это восторг. Невозможно не влюбиться в сетку морщин у глаз, в задумчивые подрагивания губ. По их изгибам, по уголкам рта можно узнать и всю жизнь человека, и его сегодня. Никакая фотография не передаст непрерывную смену выражений лица, его собственную мимическую жизнь, волны настроений, рябь состояний, мерцание оттенков. Лица текучи, как и их владельцы, и только очень талантливый художник может расшифровать знаки времени, передать совокупность течений этого потока, чтобы поймать жизнь в силок портрета. А для этого надо влюбиться в модель... Лица человеческие – райские птицы, в них живет душа, оттого они так светятся.
Каждое написанное Репиным лицо до сих пор, как луна отраженным солнцем, светится его любовью. Он влюблялся в людей со всей неистовостью своего темперамента, очаровывался, превозносил до небес. И порой так же горячо разочаровывался...
С первой женой он познакомился в доме архитектора Шевцова, будучи дружен с его сыном. Гостеприимный дом располагал к творческим посиделкам, а делать наброски со слушающих музыку или читающих стихи гостей – это очень удобно. Ученик Академии рисовал, не теряя времени. Одной из его любимых моделей была Вера Шевцова: она послушно позировала, сидела подолгу. В 1869 году Репин написал полный очарования портрет 14-летней Шевцовой, сидящей в кресле.
Можно ли было пылкому двадцатишестилетнему художнику не влюбиться в нее, такую симпатичную, серьезную, не болтливую? Любовь подогревалась кажущейся близостью творческих интересов. Илья писал ей письма – он был мастер эпистолярного жанра, и изливал на бумаге свою тоску, нетерпеливое ожидание встреч.
Не дождавшись окончания учебы девушки, в 1872 году они поженились. Осенью этого же года в семье родилась дочь, названная в честь матери Верой. Еще через пару лет, в Париже, когда Репин отправился за границу за счет Академии, появилась Надя, позже – Юра и Таня.
Репин без устали рисовал жену и детей, в портретах и набросках изливая свое счастье. Но накапливались и конфликты, четче становились противоречия между замкнутой, постоянно занятой детьми Верой Алексеевной и импульсивным Ильей Ефимовичем. По возвращению в Петербург Репин сделал двери своего дома открытыми для гостей, однако жена не поддерживала общения, да и не хотела.
Трудно жить рядом с талантливым человеком. Он неудобен, не занимается домом, не живет «как все», характер его тяжел или порывист: то он развлекается с богемой, то запирается в мастерской... А тут еще и влюбчивость. Репин влюблялся в женщин, в особенности блиставших умом и умением поддерживать светскую беседу. Скрывать увлечения было делом бесполезным – все отражалось на его легко краснеющем лице. И тогда он переставал замечать окружающее, снова писал письма с пылкими страстными признаниями... Женщины отвечали на ухаживания, ведь Репин в семидесятые-восьмидесятые годы был в расцвете славы. Да и как устоять под натиском такого темпераментного обаяния!..
В семье участились размолвки, скандалы. А однажды Репин обвинил жену в измене! Доподлинно неизвестно, действительно ли у Веры Алексеевны случился скоротечный роман с сыном художника Перова, то есть она решила так отомстить, или все это фантазия, проекция Репиным на нее своей вины. Так или иначе, они пытались ужиться, то расходясь, то вновь соединяясь. Однако после очередной страстной влюбленности художника его жена потребовала развода.
Женщину, которая стала второй его женой, Репин встретил в 1899 году. Это была творческая и неординарная личность: писательница Наталья Нордман-Северова, увлекавшаяся к тому же редким по тем временам искусством фотографии. Современники сходились во мнении, что ее трудно назвать красавицей, Стасов даже резко отозвался о женщине в письме к брату: «Репин ни на шаг от своей Нордманши (вот-то чудеса: уж подлинно, ни рожи, ни кожи, – ни красивости, ни ума, ни дарования, просто ровно ничего, а он словно пришит у ней к юбке)». Надо полагать, недостаток красоты она умело восполняла обаянием сильной личности.
Наталья Борисовна была известна в литературе под псевдонимом Северова. Из-под ее пера выходили как романы, так и повести, трактаты и памфлеты. Восхищенный ее литературным даром, Репин некоторые книги снабжал своими иллюстрациями.
Они съездили вместе на Всемирную художественную выставку в Париж. Они посещали оперу и другие богемные места, читали и обсуждали прочитанное. Немолодой уже Репин расцвел и в приступе нового вдохновения написал, конечно, портрет Наталии, один из первых. Холст этот до конца жизни художника украшал стену в «Пенатах», имении Нордман в Финляндии, в Куоккале, где они поселились вдвоем в конце 1900 года.
Теперь рядом с художником появилась равноценная по силе личность. Наталью Нордман постоянно переполняли различные идеи. Она всерьез увлекалась вегетарианством, и Репин все годы жизни с нею не ел мяса. Гости также должны были употреблять злаки. Идея самообслуживания нашла свое выражение в специальном столе с вращающейся столешницей, и каждый мог, прокручивая ее, подвинуть к себе нужное блюдо – таким образом прислуга не требовалась, хотя и была наготове. Правда, особо приближенные к дому утверждали, что сцены «Делайте все без прислуги» разыгрывались лишь для гостей...
Для мужа Наталия устроила мастерскую, выходившую в парк. Здесь собирались писатели и художники на известные репинские «среды», тут же и она сама писала свои тексты.
Всей душой хозяйка отдавалась благотворительности, хотя и несколько неорганизованно. Она пребывала в постоянных заботах о голодных студентах, брошенных детях-сиротах, привечала просто слабых и обиженных.
Если в первом браке жена Репина была бесплотной тенью художника и тем не устраивала, то теперь, что называется, нашла коса на камень. Оба супруга отличались непростыми характерами и своим собственным мировоззрением, да и просто, как творческие личности, нуждались то в уединении, то в похвале. Поэтому жаркие размолвки становились неизбежны. После очередного взаимного непонимания Нордман уехала, и тут выяснилось, что она тяжело больна: туберкулез. Репин сопровождал ее на лечение в Италию, затем они вернулись. Но вскоре болезнь обострилась, и она вновь вынуждена была уехать, на этот раз в Швейцарию. Умерла Наталья Нордман-Северова в июне 1914 года. Илья Ефимович Репин не присутствовал на похоронах жены – опоздал.
Современники утверждали, что особенного горя по Репину заметно не было. Он понемногу вновь принялся употреблять в пищу мясо...
У одних творцов все получается сразу великолепно, как будто без труда, с гениальной легкостью – при этом мучительные выборы сюжетов, линий и пятен происходят внутри художника, до начала работы. У Репина все происходило «снаружи», на виду: он «думал руками», рисовал десятки эскизов, переставлял фигуры местами, добиваясь идеальной композиции. Многократно он переписывал заново уже готовые холсты, подолгу оставаясь неудовлетворенным результатом. Известен случай, когда Третьяков запретил пускать Репина в свою галерею, так как художник приехал туда с красками и переписал лицо главного персонажа в картине «Не ждали». На каждый свой холст Репин расходовал столько времени и энергии, сколько иному художнику тех лет хватило бы на десяток.
Последние два десятилетия девятнадцатого века были наиболее плодотворными для творчества Ильи Репина. Он создал невероятное количество психологически точных портретов – Стасова, Стрепетова, Мусоргского, Толстого, Писемского, Пирогова, Дельвига, Чуковского и других современников. Он написал сделавшие его знаменитым полотна «Крестный ход в Курской губернии» «Отказ от исповеди», «Арест пропагандиста», «Не ждали», «Иван Грозный и сын его Иван», «Запорожцы пишут письмо турецкому султану», «Торжественное заседание Государственного Совета».
Репин научился мастерски управляться с многофигурными композициями. Он населял их десятками людей, работал с ними, словно режиссер с актерами – их даже массовкой не назовешь, до того живы. Каждая фигура у него на своем месте, каждый исполняет свою особенную роль – жестом, выражением лица. Он подбирал людей на картине, как подбирают краски на палитре для достижения нужной выразительности, как драматург подбирает своих персонажей. В картине «Торжественное заседание Государственного Совета» не только лица и позы, руки сановников, но даже их спины красноречивы, будто слышны их голоса...
После революции 1917 года художник оказался отъединенным от России в своих «Пенатах», так как Финляндия обрела независимость – он оказался на чужой территории. Но он не отказывался добровольно от возвращения в Петербург, хотя до него и доходили слухи: новый режим никого не щадит. Просто – привык здесь, и работы много, сегодня одно, завтра другое...
Илья Репин был нужен новым властям как оправдание победившей революции. Художника приглашали вернуться, присылали «творческих послов». Он загорался: «Действительно, не вернуться ли?» Не возражал, однако медлил – неужели своей интуицией художника чувствовал кровь на руках руководителей страны?
Впрочем, тогдашней властью было преувеличено до небес значение Репина для революции. От этого он и сейчас воспринимается немного с отталкиванием: «Репин? – а, это который изображал народ, стонущий под игом... Малоинтересно». Ведь задачей передвижников был в основном социальный протест, желание показать обездоленный простой люд. Репин же примкнул к ним с азартом – он все делал с азартом...
О нем говорили, что он пережил свой талант, ослаб и поглупел. Его пытались забыть. Он был готов к забвению, считая, что всю жизнь был оценен сверх заслуг, даже немного стыдясь своего счастливого везения. Но каждый день упорно поднимался в свою мастерскую и работал.
Работал, чтобы не думать о своем одиночестве среди финских эмигрантов. Чтобы забыть о двуличии приглашающих его вернуться правителей новой России, страны Советов. Они обещали ему в переписке, что государство полностью обеспечит личную жизнь художника и жизнь его близких. Но при этом его пятидесятилетнюю дочь Татьяну Репину-Язеву, жившую в Витебске, инвалида по слуху – арестовали за неуплату налога, предложили подписать документы о высылке в Сибирь... Художнику была недоступна извращенная логика руководителей, которые предлагают ему и его родным защиту, и одновременно привлекают дочь Репина за то, что она живет в доме, половину которого предоставляет школе, но не в силах платить налог за индивидуальное владение.
Работа лечит, работа приобщает его к вечности. Одна из лучших картин Репина на религиозную тематику, «Голгофа», написана в 1922–1925 годах. Он отразил в своей работе, аккумулировал в душе всю красоту жизни, все лучшие лица своего века, их борьбу, прозрения, идеалы – при этом в каждом портрете и даже в каждой картине он, как и всякий великий художник, изображал свои собственные прозрения и свои идеалы.
Илья Ефимович Репин умер 29 сентября 1930 года, в Куоккале. Там и похоронен. Спустя десяток лет он «вернулся» на родину: Куоккала отошла к Ленинградской области и сейчас называется Репино.
Репин – один из немногих драматургов от живописи. Избыточная театральность, драматизация событий в полотнах у него получалась сама собой, была органично присуща его темпераментной страстности. Однако без этой его черты не родились бы настолько сценически эффектные произведения. Как истинный драматург, владеющий в совершенстве мастерством диалога, Репин сделал свои «постановки» настолько живо, что и смеющиеся казаки, и верующие в крестном ходе, и народовольцы ведут этот диалог с нами до сих пор.
2012 г.