Омлет, или желтое потрясение

Камран Назирли
   
В юности мне казалось, что в любом потрясении есть какая-то обречённость, необратимость… С годами из книг, из общения с людьми постепенно осознал, что потрясение – это, в первую очередь, эмоции. Порой оно может принести и радость, и восторг и печаль. Но когда все материи, живые и неживые, смешиваются друг с другом (время, пространство, в которых мы живём, национальный характер и т.д.), рождаются какие-то многоцветные потрясения. На минуту представим: желтое потрясение, красное потрясение, черное, зеленое, серое, белое…

В воскресенье вместе с женой, тещей и десятилетним сыном завтракал на кухне, смотрел  телевизор и вдруг подумал о потрясении; конечно, в эти минуты представить природу и цвет переживаемого нами потрясения для меня было также немыслимо как залатать небо. Во всяком случае, оно сразу приникает в душу и сказывается на настроении. И также быстро исчезает.

Молниеносная смена настроения давала невидимые оплеухи, особенно моей жене. С экрана лились слезы – раздирающие душу сигналы машин скорой помощи, тревожные голоса корреспондентов сотрясали стены нашей кухни;  в Анкаре произошел террористический акт, погибло много людей. Микрофон в руках корреспондента дрожал; он, плача, говорил, что это террор – вызов миру, но не одной только Турции! Затем показали завернутые в черно-белые мешки тела погибших. Кадры пылающих разрушений, бегущих людей, врачей, полицейских, то крупным планом, то издали, разрывали душу, кусок не лез в горло. Мы все были потрясены.

- Террор разрушает мир, - жена глубоко вздохнула.
Увидев, что сын и мать рядом с ней, а муж  сидит с боку, кажется, немного успокоилась, тихонько добавила:

- Мамед, ешь, не смотри такие вещи.
Ребенок не обратил внимания на слова матери. Он, навострив уши, уставился в экран и выглядел весьма расстроенным.

- Каждый день что-то слышишь, каждый день кого-то режут, убивают, разрушают... Эта беда всем приносит горе... Что за жизнь? - ворчала теща.
Она была расстроена, буквально метала гром и молнии. Женщина, взяв стоящий перед ней пустой стакан, зачерпнула воду из чугунного бидона и отпила глоток. А потом, глядя в телевизор, стала гроко возиться; то нервно вытирала влажной тряпкой плиту, то собирала вымытые недавно стаканы и блюдца в навесные шкафчики, одновременно следя за меняющейся картинкой на экране.

-Хорошо, что у нас такого не случается... там... - теща на минуту смолкла, не смогла продолжать, потому что  показывали Париж. И там убили людей.
Жена сказала:
- В конце концов эти террористы уничтожат мир...Или же Бог нашлет другую беду, все вокруг затопит...
Но видя, что никто ее не поддерживает, не обращает внимания, разозлилась, набросилась на сына:

- Ешь!
- Не буду есть!
- Замолчи! Будешь,  – на этот раз повысила голос теща.
- Смотри сюда, - жена еще больше взвилась. - Ну-ка переключи канал!
Пульт был у ребенка, он куда хотел, туда и переключал; то на русские каналы, то на турецкие. На экране вновь возникли кадры террора, палец застыл на кнопке, все замолкли. Больше ребенок не щелкал пультом, будто с утра ждал именно эту тяжелую сцену.
- Что ты нашел в этих турецких каналах? Дай сюда! – теща, выхватив у ребенка пульт, тиснула клавишу другого канала.
- А что наши каналы? Какой не выберешь, готовят, едят, поют, танцуют...- возразила жена.

Картинка на экране сменилась, ведущая на русском языке сообщила, что в Москве взорвался пятиэтажный дом престарелых.
-Aaaaaa... смотри туда... как людей... - теща на этот раз сильно занервничала. - Интересно, сколько погибло?
Ее лицо застыло, не выражало ни печаль, ни страх, только холодный интерес.
Мамед молча устроился в кресле, стал молча смотреть на жертвы террора.
- Что там произошло? - спросил я.
- Всюду террор... Что я говорю? Мир рушится, - ответила жена.

Сын не сводил застывший взгляд с экрана.
- Переключи канал! - на этот раз жена приказала своей матери. - Посмотри, что на другом?

Теща снова взялась за пульт; во всех европейских, русских и турецких программах показывали почти одно и то же, звучали одни и те же новости: в одной из американских школ убили девять детей, в Японии взорвали автобус, в Сирии, Ираке разбомбили мечети, в Пакистане людей во время совершения намаза расстреляли, в Таиланде – наводнение, в Германии вновь подняли голову неонацисты, напали на общежитие, где проживали мигранты, на центральной площади Лондона убиты трое полицейских, на улицах Египта вновь пролилась кровь... На улицах городов всего мира смешались крики, тревога, стоны, взрывы бомб, свист пуль.
Переключая каналы, женщина невольно расстраивалась, я же постепенно начинал терять терпение. Сын же молча продолжал смотреть на мелькающий экран. Происходящее там, так подействовавшее на взрослых, похоже, вовсе не трогало Мамеда. Кажется у современных детей нервы в порядке. Я задумался.
Внезапно на экране засмеялись, не то что засмеялись – захохотали. От этого звука теща вздрогнула, а потом:

- Кажется, вот этот канал хороший, новый...- заговорила она более спокойным голосом. - Посмотрим, что там говорят? Давно ничего подобного не было!
Теща  с женой уставились на платье, сверкающие в ушах бриллианты певицы. Та указывала ведущему на куриные яйца в тарелке у плиты.
Внезапно обе зрительницы ахнули.
- Посмотри на ее платье! По-моему, такое даже на свадьбу не каждая наденет…
Откуда у нее  на такие наряды, драгоценности?.. Посмотри, как русалка... Явно есть любовник... Гляди как ее разнесло?.. - теща скривила лицо.

Жена увидела, что на нее никто не обращает внимания: и тёща, и мой сын, и я уставились на экран. Свое недовольство она решила выместитить на сыне.
- Мамед, уже все остыло, иди сюда, ешь, наконец!
- Не хочу! - ребенок на этот раз закричал.
Теща сказала:
- Тебе же говорят: иди кушай! А потом садись за уроки. Утром в школу... Вот ты не кушаешь, в щепку превратился! И в голову тебе ничего не лезет!

Мамед же, склонив голову, словно жертвенный барашек, смотрел телевизор. А там полная певица, нацепив поварской халат, стояла у плиты.

«Мой любимый народ, дорогие телезрители! На нашем новом канале в этот воскресный день я приготовлю для вас омлет. Причем приготовлю по специальному рецепту. Это лично мой рецепт...Ха-ха-хаааааа, хи-ха-хааааа!».

Молодой ведущий, в кроссовках и в протертых на коленях джинсах, подошел к женщине и спросил: «Любимая певица нашего народа, сначала расскажите  нашим телезрителям что за рецепт. Чего, сколько, объясните, прошу... Пусть наши домохозяйки возьмут тетрадь, ручку, запишут и поучатся у вас»...
«...Поскольку ты меня просишь, дорогой, тогда скажу... Когда я это готовлю... сначала беру сковороду... Наливаю ложку масла... Аааа, извините, хи-ха-хааааа, забыла... сначала ставлю сковородку на плиту,  чтобы... нагрелась...»
Теща прошла и замерла прямо перед телевизором, чуть ли не уперлась в экран, будто слышала что-то новое.
«...И так, после того как сковорода нагрелась, - продолжила певица, - ... ложку масла... столовую ложку! Только сливочного масла. Я использую только это масло... Другие масла пахнут керосином!
"Так, а что дальше?"
"Значит, как только сковорода нагрелась... масло растаяло... беру яйца, разбиваю в отдельную чашу... Хорошенько взбиваю... да, совсем забыла... не сказала про молоко...»
«...Молоко?!» - удивился ведущий, похоже, даже не представлявший, из чего состоит омлет.

- Мамед, иди кушать! - громко позвала жена.
- Переключи, наконец, эту дрянь, - обратилась она к матери. - Что он смотрит! И ребенок знает как приготовить яичницу...  Издевается над нами, сучка!

- Слышь, погоди... дай послушать, что говорит! – возразила та. - Хорошо, что этот канал есть! Это же лучше, чем террор! Когда смотришь другие каналы, потом от страха не можешь ночью спать!
- Мамед, я что, не к тебе обращаюсь? - сверкнула глазами жена.
- Мама, я не голоден!

«...Да, значит... - певица, сверкая голливудской улыбкой, добавила в сбитые яйца молоко. -  Вот так, я это добавляю, чтобы омлет был пышным... Тогда он очень вкусный получается»...
- Мама, я хочу яичницу... - вдруг заговорил Мамед. - Я проголодался...
- Замолчи, время обеда какая еще яичница? Такой долма приготовила, его не ешь, яичницу хочешь?!
- Да, хочу! – закричал Мамед.
- Вы на него посмотрите! Потом... - жена снова уставилась на экран.
- Нет, сейчас приготовь яичницу! Побыстрей!

Теща приказала жене:
- Встань и приготовь ребенку омлет! Единственная польза от этого канала – то, что ребенок захотел кушать... Пусть хотя бы омлет съест...
Жена стала второпях искать сковородку, не отрывая взгляда от экрана. Включила газ, поставила на него сковородку, налила масло, затем, взяв яйцо, разбила об край сковороды. За две минуты омлет был готов, и она поставила его перед сыном.
Мамед увидел, что это совсем не экранный омлет и сморщился, свесив нос.
- Не хочу это! Хочу как там!

Жена разозлилась.
- Ты что, издеваешься? Это такой же! Ешь, говорю тебе! Клянусь, если не съешь, тебя... Ты посмотри, если не хотел кушать, зачем заставил приготовить? Клянусь твоей головой, я не шучу, силой запихну тебе в рот все это... попробуй только не съешь!
-Эээээээээ.... - Мамед, стиснув плечики, забился в угол.

Я не выдержал:
- Мамед, не мучай нас! Кушай, - сказал я и уселся на диване, стоящем в углу, начал просматривать купленные утром газеты.
Конечно, одним глазом и одним ухом я был на кухне, а в голове кружился калейдоскоп мыслей, то беспокойных, то вполне мирных. Подумал, что у нас в семейном быту обязательно один находится в подчинении другого, и это довольно сложный процесс сам по себе тоже является потрясением! Ведь человечество за свою историю становилось свидетелем многих потрясений. Мой мозг помимо воли переворачивал выводы, расчеты, убеждения…

Я говорил себе, что нет, потрясения – не та форма обреченности, которую я чувствовал только в детстве. Все остальное и в семье, и в окружающей среде зависит от эмоциональных раздражителей. Но меня больше беспокоило потрясение, рожденное от необычной взаимосвязи яичницы с террором. Почему-то подумал, что может это сохранилось со времен анормальных и наглых людей вроде Нерона, потому что именно с тех пор человек подавляется, унижается; странно, может это и есть пародоксальная причина, делаюшая результат столь печальным...

- Нет! – ребенок  заупрямился.- Не хочу это!
Уже сил не осталось; то этот хохот из телевизора на кухне, то слова сына, заладившего как упрямый козел «хочу это», и эти мысли, крутящиеся  в голове, одна другой тяжелее, то яркие и невесомые словно вата, вконец вывели меня из себя.
- Клянусь Богом, можно  с ума сойти в этом доме! - проворчал я себе под нос.
Но кому бы ни говорил, никто не обращал внимания; жена и теща продолжали смотреть телевизор, сын заладил одно и то же.

Певица на экране, смеясь и причмокивая, пробовала приготовленный омлет да так, что у ребенка слюни потекли. В конце концов, видя, что никто его не слушает, сын снова поставил сковороду на газ, разбил еще одно яйцо, взбил, влил в него молоко и смешав, вылил на шипящую сковороду.

Вдруг вспомнил, что не положил масло, быстро взял стоящую сбоку открытую бутылку кукурузного масла. Вытекающее из бутылки масло попало на огонь, языки пламени, охватили сковороду (как будто он нефть наливал) и обожгли лицо и волосы ребенка. Из него вырвался такой крик...
Жена вскочила с места и увидела, что огонь обжег все лицо сына.
Теща  быстро прижала внука к груди.
- Вай, ребенок сгорел!..

Я растерялся. Теща брызгала холодную воду на лицо ребенка.
- Джан, джан, милый! Что за масло, кто знает, чего они в него добавляют! – причитала она.

Мамед плакал, кричал, изредко стонал:
- Болит, бабушка, болит!
- Так и надо, кто тебе сказал, чтобы ты яичницу готовил? - жена метала молнии. А потом, нервно вытирая влажным полотенцем лицо сына, бросилась на меня. - У ребенка сгорело все лицо, брови! Скорее вызови врача...
Меня словно уложили на гвозди, а теща никак не могла угомониться.
- Вот это – настоящий террор!!! Видели? Вот тебе и яичница!..

После визита врача, слушая стоны перевязанного сына, кусал губы... Теща уже ушла.
Я на кухне у открытого окна курил сигарету; выходящий изо рта и носа дым, смешавшись с запахом обгоревших волос, никак не выветривался. Изредко косился  на плиту, где лежала похожая на блин разбухшая, почерная, затвердевшая масса, смотрел с несрываемой злостью! Потом, резко повернувшись, схватил это мессиво и вместе со сковородой выбросил во двор.
 
                2016.
 Перевод: Г. Багванова


фото из интернета