Противоположный берег был крутоват, но Серко почти на полу рыси вывез нас, прямо в центр села. Санный путь пролёгал возле, местной бани, которая стояла у обрывистого берега. Что было удобно для забора воды. Заядлые парильщики, любили, после парилки , выбегать и окунаться в речке. Зимой долбили полынью, для самых закалённых.
Мы ехали по улицам села. Лаяли собаки, ходил мимо народ, а мы ехали не спеша в больницу, которая, как, оказалось, была в самом дальнем конце села. По дороге, дядя Гоша вылез и ушёл в райвоенкомат, Договорились, что он, будет ждать отца в сельской чайной. И вот, наконец-то, она, больница. Сразу, откуда-то, пришёл страх. Отец, увидев моё, паническое, состояние засмеялся и успокоил:- Не бойся сынок, всё будет нормально. Ты же мужик, или кто?
Привязав Серка к коновязи, он взял меня в охапку и внёс в приёмный покой. Там положив на кушетку, раскутал меня и мы стали ждать врача. Время было обеденное, и запах еды , напомнил , что и нам не мешало бы подкрепиться. Пришла сестра и привезла каталку.
Не стану перечислять всех действий моего врача, но через час я уже лежал в своей палате,
переодевшись, в чистую пижаму и штаны. Отец, ещё, посидел со мной немного и ушёл, пообещав через неделю приехать с гостинцами.
Я остался один, со своей загипсованной ногой. В палате лежало ещё трое взрослых мужиков с ушибами и переломами. Имен, их я, уже, не помню. На следующее утро, к моей сломанной ноге, через ролик подвесили груз, как бы, не давая, сразу, срастаться перелому. Было больно и я, как, рассерженный котёнок, шипел и ругался. Тогда, мне давали таблетку и боль уходила.
Ел я лёжа на своей кровати, упершись спиной в тощую, больничную подушку. Её мне, подсовывала, тётя Нюра, моя нянечка. Хуже было, когда приносили «судно» и подкладывали его под меня.
Мне было неловко, но нянечка гладила меня по голове и успокаивала. – Ты, мужиков, то, не стесняйся, Вова, - говорила она.- Я и им подкладывала судно. Все, они, у меня перебывали капитанами. Она, тихонько приподнимала меня, и ещё раз, погладив, рукой по моей стриженной наголо голове, не спеша и незаметно уходила. Потом, я не раз, вспоминал, её, доброе, по- матерински участливое, лицо. Так и проходили дни за днями. Было ужасно скучно.
Но, когда приходили родственники к моим "соседям",по палате, мне было интересно слушать их деревенские новости. Приносили они, иногда и газеты, которые,очень быстро уходили на самокрутки.А ещё меня постоянно подкармливали домашней, снедью. Женщины, угощая меня, подсаживались рядом и уговаривали съесть тот или иной кусочек.- Вон, ты,какой тощенький - жалели они меня. Мужики, поев , уходили курить, а я смотрел в полу замёрзшее окно, на пустой, заметенный снегом, двор, и скучал по своему Аспагашу, по всей моей родне, и своему закадычному дружку Юрке Антипенко.
Неожиданно приехал отец. Принёс пряников и конфет, которые купил тут же в Новосёлово. А ещё пирожков с ливером, которые напекла для меня мама. До сих пор их люблю. Они напоминают мне детство. - Ну как ты тут,- спросил он, присаживаясь рядом на табурет. А я, лежа с подвешенной ногой, бодро отвечал, что всё нормально. Он у вас молодец - говорили ему – когда ему очень больно, он ругается матом. Отцу надо было сходить по школьным делам, и он во время нашего отдыха успел сходить закончить их и забежать в местный Раймаг.
Вернувшись в палату он мне хитро подмигнул и достал из кармана своего пальто деревянную похожую на пионерский горн, трубу. - Вот сынок - сказал он – как будет очень больно, ты в трубу то, и погуди. А ругаться не привыкай, не надо. Я тебе, ещё, паровоз привезу в следующий раз. Он поцеловал меня и сказал на прощанье; -Держись, сынок, молодцом, если что – гуди. Подаренная труба, давала сбой, но я гудел, и боль отступала.
Продолжение следует.