Шестью месяцами ранее.
Глядя на мелькание огней в окне трамвая, Григорий думал только об одном: «Ну, и как с этим всем найти себе девушку?».
После того, что произошло тогда в квартире, он никак не мог собраться. Окунулся с головой в мир милой рыженькой ведьмы, пытаясь завоевать её внимание своим интересом, и обжегся. Парень понимал, что сам дурак, раз не продумал риски того, во что лезет, но тогда голова, задурманенная гормонами, влекла его по пути надежд и чаяний. Спросить, что думает объект надежд обо всём этом, Григорий как-то не додумался, так что томная улыбка и нечаянно оброненные слова о неком «муже», стали отрезвительной пощечиной.
Он потер лицо, будто красный отпечаток остался на коже в реальности, и мрачно ухмыльнулся в руку. Теперь он ничего не понимал. В основном, девушки из мира Вассы были едва ли не более странными, чем она, да и рядом с ними он чувствовал себя ущербным. У них всех было что-то, чего никогда не было у него – какой-то свой дар. И своя, общая тайна. Они жили в этом так долго, что на обычных людей смотрели как на диковинных зверушек, и быть одной из этих зверушек ему совсем не нравилось. С нормальными же девушками у него все время было ощущение, что что-то не то. Один раз опустив голову в этот пестрый омут магии, он уже не мог вернуться к чему-то обыденному, и общение с ними казалось ему пресным. Гриша понимал, что они не виноваты, и это какие-то свои тараканы в голове, но поделать с ними ничего не мог. Поэтому и поспрашивал друзей на тему грамотных мозгоправов. Не сказать, чтобы у него было много лишних денег, но в данном случае он понимал – надо. По крайней мере, чтобы нормально жить дальше. Избавиться от этой мишуры в голове, избавиться от обиды на Вассу и смотреть на неё так, как он изображал все эти годы – как хороший друг. Тем более что она никогда и не пыталась им пользоваться, чтобы вменить ей в вину «френд-зону». Легче, правда, не становилось. Ничуть не приятнее осознавать, что тебя, даже не заметив этого, отшил хороший человек, а не подлая жадная скотина.
«Соберись, – отчитал себя парень. – Ты для этого к нему и едешь. Поговоришь с ним, и полегчает»
Как описать особенности истории, Григорий пока не придумал, но рассчитывал как-то выкрутиться на месте. Тем более, его предупредили – первый сеанс скорее призван познакомиться и узнать о проблеме, а не разбирать её по полочкам. Так что время придумать красивую аллегорию ещё было.
Пока он уговаривал себя, что вот – поговорит с психологом, и всё резко изменится. Радуга там, единороги, бабочки, жена-красавица и воспитанный умный ребенок, сразу в старших классах школы, желательно.
Верилось, конечно, с трудом. Даже без единорогов и прочих фантазий – хотя бы просто в изменения. Слишком мало было примеров вокруг. Но, попытка не пытка – главное, чтобы хоть хуже не стало. Ездить, правда, неудобно – всего один трамвайчик, да и тот на дороге появляется редко, но терпимо. Без пересадок, по крайней мере.
«Остановка «Первомайская»», – проскрипел динамик. Значит, уже пора подниматься. Ну, как говорится, с Богом. Или к черту.
Первая встреча действительно успокоила юношу. Ничего страшного – поспрашивал, что привело, какие проблемы с девушками, что хочется исправить и к чему в итоге прийти. В принципе, всё то, о чем Григорий и сам не раз думал. Предложил вспомнить дома все эмоции, которые возникали во время общения, и на самом раннем этапе, когда ему в голову вообще приходила мысль пригласить их на свидание.
Это было полезно, но все равно не оставляло ощущение, что «что-то не то».
Парень тяжело вздохнул, и опустился на свободную лавочку. Хотя бы не типичная остановочная «будочка» – остановка была прямо в парке, так что и на счет антуража городской совет озаботился. Красивая защита от дождя (правда железная, на тонких ножках, так что от ветра уже пасовала), новые лавочки, красивая клумба напротив. Не обычная, квадратная, с редкими цветами, а какая-то хитрая, с каменным фонтаном, маленькими ёлочками, у которых, Григорий был уверен, было какое-то особое название, которого он не знал, и декоративным мостиком через всё это великолепие.
В таком месте и ждать приятнее – хоть глазу есть за что зацепиться.
Он откинулся на спинку лавочки, подумывая достать плеер, как кто-то рядом участливо спросил:
– С тобой всё хорошо, сынок? Не случилось чего?
Григорий повернул голову на голос. Рядом примостился седой дед, с неровно подстриженной густой бородой. В первое мгновение парень решил, что тот хочет попросить у него денег, но присмотревшись, почувствовал укол совести. Одет дедок был нормально – чисто, аккуратно, не богато, но и не нищенствовал.
– Нормально всё. Устал просто, спасибо за заботу, – улыбнулся ему Гриша.
Дедок покачал головой, плотнее обхватывая набалдашник трости, на которую опирался даже сейчас, сидя.
– Ох, молодость. Глупые вы все, всегда стариков дурите – кто в банках ентих поганых, а кто как ты, отмахиваются-отмахиваются, а потом что?
– Что? – лениво заинтересовался парень. Все равно времени было в достатке, так что, почему бы и не поговорить немного со скучающим дедушкой? Это казалось ему ничуть не хуже фоновой музыки.
– А то, – нахохлился тот, сверкнув на парня глазом так недовольно, будто прочитал его мысли. – Грыжа вылезет!
Переждав приступ смеха, дед продолжил:
– А выложи всё, вот как оно есть, того гляди и полегчает.
– Так я, дедушка, как раз за этим к психологу и записался. Только от него вышел, – решил всё же признаться парень. Он не стал бы так откровенничать, будь на остановке кто-то ещё, но в этот час больше желающих уехать не было. – Запутался совсем, вот и решил это… ну, распутать. Подумал, раз надо мне говорить с кем-то, пусть я уж лучше этому кому-то деньги буду платить. В конце концов, он и учился, чтобы мозги таким как я вправлять.
– Психооологи, – уважительно протянул дедок, судя по затуманенному взгляду вспоминая о чем-то своём. – Если б у нас были, может я бы и женился. А не куковал с «мечто-ой» до пенсии. Хоть ума хватило работу не просрать ради бабы, и на том спасибо.
Григорий ощутил укол обиды. Ну, да. Он «просрал», но, в конце концов, он и сам понимает, что дурак. Да и что там было терять – место под отцовским крылышком? Не велика потеря.
И, все равно, тяжелый вздох подло вырвался из груди, белым клубком пара растекшись по воздуху.
– По больному попал? – догадался дедок, сразу обратившись во внимание.
Парень кивнул, смущенно почесав в затылке.
– Я как раз это… и работу.
– Балбес, – нахмурился собеседник, но тут же махнул рукой. – Да ладно, я б так же сделал, если бы долгов на семье не висело. Бабы они такие. Моя красива-ая была, коса во, до жопы. И это в наше-то время, когда девки моды ради под корень все состригали.
– Здорово, – уважительно согласился Григорий. По фото бабушки он помнил, что самые «крутые» модницы в те годы ходили исключительно с каре разнообразного пошива. Впрочем, фоткали тогда исключительно городских и модных – а таких, как он подозревал, было далеко не большинство. – Старые традиции поддерживала?
– Да какой там, – кряжисто рассмеялся дедок. – Впереди всех была. В группе играла, на гитаре. Там парни одни, и она. Казалось тогда, что она как из другой страны приехала, ей-ей. Хотя на деле-то… много их таких было. Мне бы тогда мозги мои сегодняшние, другое дело было бы.
Парень повернулся к деду, заинтересовавшись историей, но тут, звякнув о рельсы, к остановке подъехал трамвайчик. С сожалением попрощавшись с дедом, парень забрался внутрь. Он бы с удовольствием посидел ещё, но сеансы были поздно, а возвращаться в ночи не хотелось.
С психологом Григорий договорился встречаться раз в неделю – тот сказал, что чаще не стоит, так в голове не успеет уложиться новая информация. Впрочем, парень был только за – и время есть обдумать, и не так много денег уйдет. И так, с этим фронтом работ ему уже пришлось распрощаться с мечтой о приставке. Ну, не совсем распрощаться, конечно, но знатно отложить её – не по карману пока. Продавцом много не наработаешь, а левых подработок, хоть он и бахвалился Вассе, было совсем не густо. Одна-две в месяц, разве это деньги? Но пока это было всё, что он умел. Кроме того, чем занимался у отца, конечно, но на это парень твердо решил не оборачиваться – лучше голодное (временно голодное, как он надеялся), но своё, чем сытное, но чужое.
За ту неделю он частенько возвращался в памяти к тому дню, восстанавливая беседу с психологом и с дедком после. И не мог не заметить забавную иронию в том, что последняя помогла ему намного лучше. Появились новые мысли, появилась какая-то надежда что ли. Он понимал, что нельзя сравнивать себя с кем-то, но подсознание выгрызшее от одиночества дыру в груди, все равно настойчиво искало родства с кем-то.
«Да выбрось ты из головы, – посоветовал он сам себе. – Это всё, потому что вы говорили от силы минут десять. Вот и додумал себе остальное».
Но всё равно, при следующей беседе с психологом, он поймал себя на почти дословном повторении слов деда. Говорят только «с другой» не страны, а планеты, когда вспоминал Вассу.
«Бесполезная трата денег, всё же», – подумал он, оглядывая пустую остановку и опускаясь на лавочку. Почти уверенный, что позвонит завтра и отменит следующую встречу. Да и зачем она ему, если ничего полезного он там не слышит? Болтология одна и никаких полезных советов. Как разобраться в себе, если не ты считаешь себя другим, а ты, правда, другой. Точнее она – другая. И её круг тоже другой.
– Опять психолух? – спросили справа, и Григорий чуть не подпрыгнул, резко поворачиваясь. Он мог поклясться, что лавочка была пуста, и не слышал звука шагов, но всё же сейчас смотрел на старого знакомого, того самого, с которым встречался на прошлой неделе.
– А вы тут… откуда? – растерянно спросил он, быстро оглядывая сидящего перед собой. Дед нигде не просвечивал, да и авоська была другого цвета, что внушало доверие – скорее всего не призрак. Последних он все ещё побаивался, хотя в целом те были безопасны.
– Да я тут почитай каждый вечер гуляю, – поднял мохнатые брови собеседник. – Воздух тут хороший, тихо вечером. Район тихий, хулиганов нет. Почему не погулять-то?
– А я о вашей истории думал, – смущенно признался парень, решив, что уже можно перевести тему в любопытное ему русло. – Интересно стало, почему вы её другой считали.
– Да дурак был, – отмахнулся старичок. – Да бабы они все, в общем-то, одинаковые. Есть, конечно, немножко другие, но в целом… как из одного котла. Моя то что, она вся из себя творческая, семья хорошая. В левайсах ходила, а носа не задирала – редкая девка тогда такая была. А я что, из рабочих.
Он закряхтел, усаживаясь поудобнее, и начал рассказ. По мере того, как он говорил, Григорий понимал как много общего у них. Разные эпохи, разные девушки, разная внешность и увлечения, но одно чувство – что она стоит где-то там, далеко. А ты не можешь дотянуться. И примеряешь это на всех остальных.
Следующего разговора Григорий уже ждал, даже принес с собой термос с чаем, чтобы было сподручнее коротать время. А потом и вовсе приехал в неурочный день, просто чтобы посидеть на лавочке. Уже подольше. Десяти-двадцати минут даже на начало разговора не хватит, а вот пару часов уже другое дело.
С дедком не надо было даже свою историю рассказывать, он успешно справлялся за двоих. После разговоров ещё долго в голове крутился его голос, будто продолжающий объяснять ту или иную деталь истории. Парень привык к нему, слушал как радио, приятное и ненавязчивое. Это расслабляло и успокаивало, помогало отвлечься от глупых проблем.
Только один раз дедок бросил случайно:
– Да бабы вообще любые норм, если только не ведьмачат, – чем вывел Григория на чистую воду. То, как помрачнел парень, нельзя было не заметить, даже если ты – подслеповатый дед.
– Что, такая что ли? Дурной ты, нет? – рассердился его собеседник. – Вот и зачем тебе это, а? С ведьмой почему нельзя говорить даж, знаешь?
– Странные потому что? – осторожно предположил Гриша.
– Странные, – передразнил дед. – Дурак ты, парень. Это всякие разукрашенные – странные. Или чулки синие. А ведьмы – с чертями живут, с чертями едят и спят с ними же.
– Не все такие, – нахмурился парень, не желая давать рыжую подругу в обиду, но дедок только отмахнулся.
– Да что ты знаешь. У меня бабка ведьмой была. Не такой, что в селе на отшибе живет и плюётся вслед – эт они под старость уже, да и то не все. Эта в городе жила, улыбчивая, милая вся такая. Только люди вокруг неё чахли. Не сразу, конечно. И не все. А только те, кто её в душу пустил.
Он сурово посмотрел на Гришу из-под бровей и добавил:
– Вот ты. Много у тебя после неё баб других было, а?
– Да у меня и её-то не было, – погрустнел парень. – Но она не обещала ничего, не просила. Ни денег, ни помощи. Она и не знает, что я чувствовал.
– Ага, держи карман шире, – хохотнул дед. – Конечно, не просила. И не обещала. Зачем ей это, ты подумай? Ты и так ей всё даёшь.
– Неправда, – вскинулся парень, но собеседник его перебил.
– Да не то, что другим бабам надо. Это ты должен давать, дурачина – ты же мужик в конце концов. Она душу твою пьет. Вон ты серый какой, а всё почему? Потому что когти ейные у тебя уже, там. Ей и не с руки с тобой ругаться, она наоборот задабривать тебя будет.
Трамвайчик подошел очень кстати. Парень поднялся, и впервые не прощаясь, забрался внутрь. Пошел он. Васса бы так не поступила. Да и даже если бы так, то зачем она бы тогда отвергла его?
А ты подумай, парниш. Зачем ты ей близко? – ответил в голове голос дедка. – Она и домой-то тебя небось не пускала.
– Пускала, – проворчал Гриша, чувствуя себя полным идиотом, разговаривая сам с собой в полупустом трамвае.
А везде ли пускала? – прозорливо спросил дедок.
Григорий отмахнулся, да и голос затих.
Разговор не шел из головы. Парень прокручивал его раз за разом, до головной боли, до тошноты, пытаясь найти ошибки, неточности, что-то, что покажет – дед был не прав, и такого не может быть. Что Васса всегда заботилась о нём и помогала, в чем могла. Что она не заставляла его страдать. Что он не мог быть таким дураком, которого обвели вокруг пальца, и водили настолько долго.
Он не ездил в парк целую неделю, но в привычный час, не отдавая себе отчета в том, что делает, собрался и выехал из дома. Сойдя с трамвая, он присел к дедку на скамейку. Григорий смутно помнил, что вроде бы раньше ездил сюда не за этим, но за чем конкретно никак не мог поймать в памяти, так что решил, что ему просто кажется.
– Ну что, подумал? – спросил дед.
– О чем? – надуто спросил парень, кутаясь в куртку – вечер выдался прохладным.
– Везде пускала-то? – терпеливо переспросил старик.
– Нет, – вздохнул Гриша, чувствуя, что заранее был готов к этому вопросу. – В свою комнату никогда не пускала, и дверь закрывала плотно.
– А я тебе о чем, – ухмыльнулся собеседник, совсем не по-старчески закидывая ногу на ногу и снисходительно глядя на парня. – Понял теперь, на кого наткнулся? Или ты думаешь, что ты один такой наивный?
Григорий поднял на него удивленный взгляд, и дед пояснил.
– Что, скажешь, она никому не нравилась? И не пропадали они потом?
Неожиданно у парня заболела голова. Не резко, а накатывающей давящей волной, и привычные образы стали меняться на другие. Более яркие. Как медленно всплывающие в памяти давно забытые воспоминания.
Случайные взгляды, игривый тон. Завороженные глаза друзей, которые смотрели на ведьму как на кого-то совершенно волшебного. Того, кто их околдовал.
Парень помотал головой, боль постепенно ушла, но образы остались. Он нахмурившись, посмотрел на деда.
– Я помню, да. Но мне кажется, что раньше я не помнил. Это как-то… – он замялся, подбирая слова. – Не могу понять, в общем. Странно.
– Это был блок, – спокойно объяснил собеседник. – Который она поставила, чтобы ты был уверен, что ты один-единственный. И чтобы не сравнивал себя с остальными. Что смотришь так удивленно? Думал, она одна такая на свете? Я посильнее буду.
– Вы можете такое убирать? – растерялся парень, и тут же вскинулся, умоляюще глядя на дедка. – Сделайте так, чтобы я её забыл! И всё это забыл!
– Это тебе половину головы вырезать придется, – хохотнул тот в ответ. – Но подумай, что можно сделать, когда кто-то поступает так, как она?
– Свалить подальше? – предположил Гриша, и тут же вздрогнул – головная боль снова накатила, на сей раз сжимая виски до темноты в глазах.
Подумай ещё
– Подумай ещё, – прозвучало одновременно вслух и у него в голове, раскатившись громом.
Если бы это был кто-то другой. Чтобы ты сделал?
– Если бы это был кто-то другой. Чтобы ты сделал?
Если бы ты знал, что этот кто-то поступает так с другими?
– Если бы ты знал, что этот кто-то поступает так с другими?
– Я бы сделал так, – слова давались ему тяжело, голову ломило, но сознание начало проясняться. – Так, чтобы я был последним, кто пострадал. Потому что… это неправильно. Так нельзя делать.
Когда он открыл глаза, на лавочке никого не было. Но это было неважно, потому что голос в голове остался. И он готов был помочь ему.