Скоро по всей стране прокатится волна выпускных вечеров. И мне захотелось поделиться воспоминаниями о моей родной школе в г. Обоянь Курской области. Начну с того, что организатором и первым директором этой школы в 1930 году был мой отец Покровский Фёдор Дмитриевич.
Пользуясь тем, что в послевоенные годы там работала моя мама, я, как Филиппок из детского рассказа, уже в возрасте 5 лет явочным порядком приходила в класс мамы «учиться». Ученики, радовались развлечению на уроке, а трое друзей: Юра Синяков, Юра Скорняков и Юра Волков приветливо усаживали меня за свою парту. Кстати, Юрий Николаевич Волков через много лет стал моим мужем, вот такой поворот судьбы.
Когда в школу поступили мои старшие подружки, меня, шестилетнего ребёнка, конечно, не взяли. Однако, уступив моей настойчивой просьбе, мне разрешили ходить на уроки неофициально, но теперь уже не в мамин, а в другой класс. Надеялись, что «учёба» мне быстро надоест, и я успокоюсь. Спасибо моей первой учительнице Екатерине Ивановне: видя моё стремление к знаниям, она просто внесла мою фамилию в классный журнал, и я стала равноправной ученицей 1 «А» класса. А всего в тот год в школе оказалось шесть (!) первых классов—от «А» до «Е».
Несмотря на послевоенную разруху, государство находило возможность позаботиться о детях. В школе мы получали по ложечке рыбьего жира. Он был противный на вкус, но мы терпели, зная, что без него не вырастем. Хлеб выдавали населению по карточкам: 100гр на человека в день. А мы, школьники, прямо на уроке получали ещё по кусочку черного хлеба. Его приносили в класс на подносе, и мы поочерёдно подходили к учительскому столу и получали свой кусочек. Многие из нас даже не успевали сесть за парту, съедали хлеб прямо тут же: так велик был голод.
А потом на этот кусочек хлеба стали насыпать по чайной ложечке сахара. Это было чудо, ведь за время оккупации мы забыли его вкус. И, наконец, наступил радостный день, когда в класс внесли поднос не с черным, а белым (!) хлебом. Отапливался класс печуркой. Но всё равно было очень холодно, руки мерзли, а чернила застывали. А ведь было чистописание, благодаря которому у нас выработался хороший почерк.
Родной русский язык мы выучили так, что всю жизнь почти не нуждались в помощи орфографических словарей. Но когда настало время изучения иностранного языка, нам пришлось учить немецкий, который мы, пережившие ужасы оккупации, ненавидели всей душой. Мы не хотели учить язык «врагов». Однако учительница немецкого языка Варвара Николаевна оказалась очень мудрым педагогом. Однажды она пригласила нас к себе домой, угостила сладким чаем с какими—то немыслимо вкусными булочками, а потом села к пианино и стала играть. Мы слушали, как зачарованные.
— Понравилось? спросила она. Это Бетховен. Потом мы услышали музыку Штрауса, стихи Гёте и Гейне.
— А ведь эти люди разговаривали на немецком языке. Не все немцы фашисты, убийцы. Среди них немало хороших талантливых людей. Этот «урок» произвёл на нас огромное впечатление. Я полюбила классическую музыку, с радостью выучила наизусть на немецком языке баллады «Лесной царь», «Русалку», которые помню до сих пор.
Географию нам преподавала Лидия Дмитриевна Черняева. Была она суховата, но знания мы получили хорошие, не станем, как американцы, искать на карте Украину в Сибири или в Африке. А как благодарна я нашему учителю рисования и черчения Павлу Кузьмичу! О нём я даже написала рассказ. Благодаря его принципиальности и своему самолюбию, я научилась—таки оформлять чертежи. А любовь к рисованию сохранила на всю жизнь.
С большой благодарностью я вспоминаю нашу учительницу по химии. Она называла меня «наша звёздочка» за то, что я очень любила химию и неплохо знала её. Как это пригодилось мне на вступительных экзаменах в мединститут, где пришлось выдержать огромный конкурс. А нового преподавателя физики ребята нашего класса почему—то встретили «в штыки», но он проявил ангельское терпение, не жаловался директору.
Уже будучи студенткой, я случайно встретила Николая Гавриловича в Курске, и от имени класса попросила прощения за наше неразумное поведение, на что он с улыбкой ответил: «Я ведь понимал, что вы просто дети, и старался не обращать внимания на ваши выходки. Главное, чтоб вы знали предмет, который я преподаю».
Во время оккупации немцы вырубили рощу рядом со школой, т.к. очень боялись партизан. Мы, ученики, с энтузиазмом поддержали инициативу школьного руководства посадить рощу. Каждый день после уроков мы поливали наши саженцы, таская, как муравьи, вёдра с водой из колодца, расположенного под горой, ведь ни водопровода, ни колонок в городе тогда ещё не было.
Вдохновителем и организатором наших трудовых успехов был завуч Дмитрий Никитич Пронин. Как мы уважали и любили его! Высокий худощавый с волевой складкой губ, он ходил, прихрамывая, опираясь на полированную палочку, и никогда не повышал голос, достаточно было его укоризненного: «Ну что ж ты, брат».
Но особенно яркое воспоминание—это наш выпускной вечер. Вскоре после торжественной части, не обнаружив в зале многих своих соучеников, я пошла по тёмному длинному школьному коридору, удивляясь: «Куда это все подевались?» И вдруг услышала дивную мелодию из оперы « Искатели жемчуга».
«В сиянии ночи лунной её я повстречал, и арфой многострунной чудный голос прозвучал», — нежно пела скрипка арию Надира. Я открыла дверь одного из классов, и передо мной предстала незабываемая картина. Комната была буквально забита выпускниками: они стояли, сидели за партами, на партах, даже на полу и слушали чарующие звуки скрипки. Играл Дмитрий Никитич Пронин. Этот выпускной вечер впервые за много лет прошел без эксцессов.
В одной прекрасной песне есть слова: «Весны своей огни навеки в душе сохрани. Пусть они светятся, если вдруг встретятся облачные дни». Те огни моей юности светили мне всю жизнь. Я окончила мединститут, ординатуру, аспирантуру, стала кандидатом мед наук и мамой двоих детей, но никогда не забывала своих учителей.
В 25 -летний юбилей окончания школы, уже работая начмедом большой больницы в Казахстане, я написала письмо Д.Н. Пронину. В своём письме я поблагодарила учителей и напомнила о том прекрасном выпускном вечере. К моей огромной радости Дмитрий Никитич мне ответил! Я спросила: не жалеет ли он, такой талантливый, о том, что почти вся его жизнь прошла в маленьком районном городе? А он написал: «Никогда не жалел. Я прожил свою жизнь, очарованный этим краем, этими людьми, под обаянием Обояни».
Как хорошо, что у нас были такие учителя и такая школа!