Вон из полиции

Ника Лавинина
   В отделе уголовного розыска работаю совсем недавно. И мне сразу же доверили серьёзное дело. Я расследую гибель молодых девушек. Каждая из них перед смертью получала по почте игрушечную машинку, а затем погибала под колёсами.

   Мой коллега Андрей Тропинов не верит, что я смогу раскрыть это преступление. Меня раздражает его шовинизм. Он считает, что женщинам не место в полиции. Иногда своими ядовитыми замечаниями Андрей доводит меня до слёз – хоть увольняйся, честное слово. Ему лет сорок пять. Неудивительно, что пару лет назад его бросила жена. Тропинов достанет и мёртвого.

   Каждое утро меня вызывает на ковёр начальник Анатолий Палыч и требует отчёт о проделанной работе. Я выкручиваюсь, как могу. Но чувствую себя не слишком уверенно. Дело вязкое, свидетелей нет. Я стала плохо спать. Тащусь на работу после очередной бессонной ночи, что отнюдь не способствует высокой работоспособности.

   Сегодня видела плохой сон. Как будто собираю вещи – и не могу собраться. Еду куда-то – и не могу приехать. Ищу кого-то – и не могу найти. Вижу, как удав душит человека – и не в состоянии помочь бедняге. Ощущение собственного бессилия. Кто-то трогает меня за плечо. Прихожу в себя – и вижу скептическую ухмылку Тропинова. Неужели я заснула прямо на рабочем месте? Только бы не влетело от Палыча.

   В очередной раз проверяю данные убитых девушек. Что между ними общего? Только оно: все они любили тусоваться в ночном клубе «Мустанг». Еду туда. Разговариваю с людьми. Но публика здесь довольно специфичная, никто не хочет откровенничать. Отлично понимаю этих ребят – несколько раз клуб пытались закрыть – полиция держит его под контролем из-за незаконного оборота наркотиков. Поэтому разговаривают со мной презрительно и неохотно.

   Передо мной сидит красотка примерно моих лет и с отсутствующим взглядом жуёт резинку. Каждый мой вопрос вызывает у девицы приступ безудержной зевоты.
– Лол, ты скоро? – раздаётся поблизости мужской голос.
– Сейчас иду. Заколебали уже с этими расспросами.
– Может, ваш приятель что-то знает? – спрашиваю.
– Не смешите! Что он может знать?
– Постой, Лол. Что ей надо?
– Спрашивает про какую-то Нимфу. Вот имечко!
– Нимфа? Помню её. Ничего себе штучка. Пару раз вместе тусовались. А что с ней случилось?
– Её сбила машина, – говорю.
– Жаль. Красивая была, хоть и тупая.
– А вы, случайно, не помните, с кем ещё она тусовалась?
– Да со всеми! – хохотнул парень. – Такая честная давалка.
– А постоянный парень у неё был?
– Не в курсе. Заезжал за ней пару раз какой-то Сом. Но я его не видел.
– Откуда же кличку знаете?
– Нимфа называла.
– Интересно! Скажите, а не получал ли кто-нибудь из ваших друзей по почте игрушечную машинку?
– Что за бред! Откуда я знаю?

– Ну, я получила недавно, – отозвалась одна из официанток. – А что это может значить?
– Незадолго до смерти Нимфа тоже обнаружила у себя в ящике такой сюрприз.
– Наверно, кто-то развлекается.
– Вы понимаете, что это может быть опасно?
– Почему? Вероятно, какой-нибудь ребёнок дурачится.
– Вряд ли. Скорее, преступник.
– Да ну? Вы меня пугаете!
– Просто предупреждаю.

   Звоню в отдел, чтобы вызвать наряд полиции. Тропинов на связи. Выслушав меня, говорит с усмешкой:
– Успокойся, Огаркова! И не болтай чепуху. Какой наряд? Ты что, спятила? Придумала какую-то идиотскую версию, ничего не проверив. Палыч поднимет тебя на смех и уволит.
– Андрей, вы что, не понимаете? Этой девушке грозит серьёзная опасность. Она может погибнуть, как Нимфа и другие. Её нужно охранять!
– Приезжай на работу, поговорим.
– Не хочу я с вами разговаривать! Вы мне не верите, считаете дурочкой. Позовите Анатолия Палыча.
– Нечего шефа всякой ерундой отвлекать! Приезжай в отдел. Тут, на месте, разберёмся.

   Понимаю, что всё равно ничего не добьюсь, и обрываю связь. Вижу усмешки и недоверие на лицах посетителей клуба и официантов. Приходится уйти ни с чем. По дороге домой вспоминаю все обстоятельства дела. Неужели я жестоко ошибаюсь? Нет, я уверена, что права! Официантке грозит смертельная опасность. Что ж, если мне не верят, я сама буду охранять эту девушку. Надо будет завтра ещё раз с ней поговорить и убедить её довериться мне.

   Прихожу домой и падаю на кровать. Как же я устала! Но сон не идёт. Почему я постоянно думаю о нераскрытом деле? Как будто оно касается меня лично. И вдруг начинаю вспоминать…
   Мне года четыре, не больше. Я вижу, как мой старший брат и его друзья издеваются над мальчишкой. Бьют его, гоняют по двору. Я сижу в песочнице и делаю вид, что леплю куличи. А сама слежу за ребятами. Они хватают парнишку и тащат его к старой ржавой машине, открывают багажник и запихивают туда вопящего от ужаса мальчугана. Закрыв его там, садятся сверху. Я слышу их смех и приглушённые стоны из багажника…
– Пустите его! – кричу я и начинаю плакать.
   Ко мне подбегает брат и велит замолчать:
– Только посмей проболтаться родителям! Я тебя саму в багажник запру.
   И видимо, для усиления эффекта, хватает меня за шиворот и несколько раз энергично встряхивает. Отчего я реву ещё громче. Тогда брат суёт меня лицом в песок.
   Что стало с тем мальчиком? Не задохнулся ли? Скорее всего, он выжил, отделавшись потрясением. Иначе об этом говорили бы дома. Но нет – значит, всё обошлось. Брат тоже ничего не вспоминал. Или делал вид?

   Понимая, что всё равно не засну, набираю знакомый номер и слышу сонный голос брата:
– Чего тебе, неугомонная?
– Слушай, тут такое дело. Помнишь, в детстве ты с друзьями запер мальчишку в багажнике? Что с ним стало?
– С ума сошла? Из-за такой ерунды разбудила меня в два часа ночи?
– Не сердись! Это очень важно.
– Отпустили мы этого лоха. Не парься! Отделался лёгким испугом.
– А что с ним сейчас, не знаешь?
– Видел его как-то. Купил новую машину и уже успел её спереди помять.
– Скажи мне его имя!
– У него фамилия хрен выговоришь. Мы всегда звали его «Сом» – за рыбьи глаза навыкате.
   Сердце кричит: «Вот он, преступник!» Но теперь надо ещё убедить в этом Палыча и несносного Бульдога Тропинова. Оба – крепкие орешки!

   На следующий день еду в ночной клуб, чтобы ещё раз поговорить с официанткой. От моих откровений дежурная улыбка сползает с её милого личика, обнажая детские страхи.
– Что же мне делать?
– Давайте спровоцируем преступника! Я вас подстрахую.
– Давайте! А то вчера за мной какой-то тип на машине чуть не наехал. Еле успела отскочить.

   Пару дней ничего не происходит – очевидно, преступник затаился, но и я начеку. На третий день он неожиданно появляется из-за угла и начинает преследовать девушку. Догоняю его на своём автомобиле. Выскакиваю из машины. Вот это я зря! Чувствую, как сильная рука хватает меня за горло. В глазах темнеет. Должно быть, это конец…

   Прихожу в себя и вижу, как Тропинов надевает на парня наручники. Понимаю, что выжила чудом, и благодарю коллегу:
– Спасибо, Андрюш! Ты спас мне жизнь.
– Вот тебе лишнее доказательство, что профессия полицейского – не женское дело. Лучше займись чем-нибудь другим.
– Мне нравится эта работа.
– Какая же ты дура, Огаркова. Если бы не я, твой труп уже везли бы на экспертизу. Дрожишь? Значит, дошло. Пойми, для преступников женщина-полицейский – дополнительный объект охоты, слабое звено.
– Я вовсе не считаю себя слабой. Мой отец и дед работали в милиции. Я горжусь ими и с детства мечтала пойти по их стопам.
– Ну, ты даёшь, мазохистка! Мало тебе подвигов твоего дедушки?
– Что ты имеешь в виду?
– Не прикидывайся! Будто не знаешь, что твой дед Иван Огарков застрелил собственную мать.
– Откуда тебе это известно?
– Выяснил. Хороший следак должен знать даже то, что скрывают его коллеги. Учись, Огаркова, пока я жив.